4 апреля в Большом театре состоялась премьера балета «Зимняя сказка». К сожалению, во время спектакля Владислав Лантратов, танцевавший принца Флоризеля, травмировал ногу. Мы публикуем его интервью о московских маршрутах, Большом театре и спектакле «Нуреев», за который он номинирован на «Золотую маску». И желаем артисту скорейшего выздоровления.

Я родился…

И вырос на Новинском бульваре, напротив дома Шаляпина. Учился рядом, на Старом Арбате в замечательной французской школе имени Поленова. Французский знаю неплохо, потом еще восемь лет в академии (Московская государственная академия хореографии. — «Москвич Mag») его учил. Весь классический балет выстроен на французских терминах.

Сейчас живу…

Рядом с Таганкой. Раньше как-то сторонился этого района, он казался мне неуютным, но переехал и полюбил. Здесь спокойно, много старых особняков, есть липовый бульвар, Новоспасский монастырь с прудом, Верхняя Радищевская улица с ее усадьбами. Я футбольный болельщик, так что и огромный граффити-портрет Льва Ивановича Яшина на Садовом к месту.

Люблю гулять…

По маршруту своего детства, от дома по Поварской и дальше мимо дома Горького (построенный Шехтелем особняк Рябушинского), по бульварам до «Ленкома», где мама работала, и дальше, в сад «Эрмитаж».

Жаль…

Что рушат старую архитектуру. Памятники старины надо сохранять и приводить в порядок, это красота и наша история.

Мне нравится…

Мы все долго ругались, что в Москве ни проехать ни пройти, сплошная стройка, везде пылища и грязь, но в итоге-то получилось красиво. Город вдруг стал очень красивым. Сейчас воздуха стало больше. Провода убрали. В хорошую погоду, выйдя на улицу, радуешься.

Лучшей презентацией Москвы стал чемпионат мира по футболу, все, кто приехал, влюбились в наш город.

Еще нравится, что сейчас можно найти любую кухню. Люблю японскую, итальянскую, русскую еду, не сижу на диетах, чем больше ем, тем больше сил и здоровья. А здесь вкусные рестораны, и это сильно украшает жизнь.

В Москве не хватает…

Свободного времени.

Зритель в Москве…

Многие приходят посмотреть на красоту исторической сцены Большого театра, ну и плюс опера или балет — все вместе своего рода приключение. Хотя есть и завсегдатаи, и те, кто идет на конкретного исполнителя. У меня вот замечательные поклонники, много приятного пишут в соцсетях. В Париже или Лондоне публика в целом более требовательная, особенно к оперным исполнителям.

Номинация на «Золотую маску» за главную партию в балете «Нуреев»…

Роль сложнейшая. Перед выходом приходится задавать себе важные вопросы: о цели искусства, о том, кто ты для искусства, для чего выходишь на сцену. Иначе не станцуешь. За «Нуреева» я уже получил международный приз Benois de la Danse, но я, правда, не думаю о наградах. Хотя мне будет очень приятно, если эту постановку отметят. Юрий Посохов и Кирилл Серебренников сделали прекрасный спектакль. Илья Демуцкий создал прекрасную музыку. Правда, этот спектакль по силам только Большому театру. «Нуреев» вряд ли когда-нибудь поедет на гастроли, так как в нем занято невероятное количество людей, артистов театра и приглашенных, есть певцы, драматические артисты, хор, музыканты, большая массовка и огромные декорации, которые специально созданы под сцену Большого театра.

Личность Нуреева повлияла…

Я заразился его жаждой работы, не могу сидеть на месте, понимаю, что нужно все время двигаться дальше. Или с возрастом понял, что могу сказать, сделать больше? Наверное, все вместе.

О масштабе его личности говорит то, что Нуреев ни разу не выходил на сцену Большого театра, но все равно вошел в его историю, и не мимоходом, а теперь уже одной из очень ярких страниц.

Он хотел все делать по максимуму, получить все, любить всех, быть все время на сцене, больше двух сотен выступлений в год, сумасшедшая нагрузка. Но это был его выбор. Нуреев был жаден до всего.

Я тоже хочу выходить на сцену и проживать жизни, менять и создавать миры. В этом смысл.

Знаете, меня поразило, что у Нуреева была музейная коллекция предметов искусства, которую он хранил в своих квартирах и особняках по всему миру: на своих островах, на вилле рядом с Монако, в лондонском доме, в Париже и Нью-Йорке (кстати, он ведь, кажется, въехал в знаменитую «Дакоту» незадолго до гибели Джона Леннона, успели побыть соседями). И наш спектакль как раз и начинается с аукциона Christie’s, на котором после смерти танцовщика продавали часть его уникального собрания. Мне друзья подарили подлинный каталог этого аукциона 1995 года, и я иногда смотрю на эти страницы, на которых запечатлены невероятные произведения искусства. Какая жажда обладания красотой! С ума сойти можно.

Балерины…

Прекрасны. Когда ты еще подросток, многого стесняешься, неудобно такое тесное общение. Потом начинаешь лучше понимать женщин. Без этого никак. Ведь, выходя на сцену, ты должен любить именно эту женщину, уметь утонуть в ее глазах. Если сложные отношения в жизни, то партнерство на сцене невозможно. Но в нашей труппе у всех очень открытые и доверительные отношения. Соперничество между мужчиной и женщиной редко бывает.

Не быть артистом балета…

Наверное, такого выбора не было. Я вырос в балетной семье, где танцевали и мама, и папа, и брат. Если бы не балет, то моя жизнь все равно была бы связана с творчеством. Но в академии я совершенно влюбился в танец, заразился сценой. Не сразу, но заразился. Это совершенно другой мир. Потом Большой театр. Переломный момент был, когда Юрий Григорович в 2012 году доверил мне, мальчишке, танцевать «Ивана Грозного». Считалось, что я юноша рафинированный и классический, а тут был вызов, изменивший и тело, и сознание. Тогда я понял, что могу многое.

Представить себя без Большого театра…

Не могу. Я много езжу и танцую в других театрах, с другими труппами, но отделить себя от Большого театра невозможно. Любимое место, любимые спектакли, любимые педагоги. Это мой дом, та цель, к которой я шел с детства.

Фото: Nikolay Krusser