О спектакле по пьесе Гришковца, том, как фиктивно прописался в Москве и как продавал помидоры.

Я родился…

В Ташкенте. В Москве, правда, живу в три раза дольше, с 1979 года.

Это было прекрасное время для Ташкента и для меня. Я пережил землетрясение, мама меня спасла, закутывая в какое-то одеяльце, а стеночка, под которой я спал, обвалилась.

В Ташкент родители переехали во время войны. В этом городе я прожил до семнадцати лет, в детстве увлекся театром. С пятого класса ходил в культовый драмкружок «Товарищ», которым руководила потрясающая Ольга Фиала, к сожалению, уже ушедшая. Многие поколения ташкентского русского театра вышли из него, как из гоголевской «Шинели».

Сейчас я живу…

Люблю жить в центре. Живу на Самотеке. Как-то так у меня совпало, что на протяжении всей жизни я здесь: Олимпийский проспект, Дурова, Самотечные переулки, Самотека. Когда окончили институт, снимали с моим другом две комнатки в четырехкомнатной квартире в Самотечном переулке. У меня был такой «пенальчик», как купе. Если я расставлял руки, то упирался в стенки.

Сейчас эти красные кирпичные дома 1930-х годов отремонтировали в стиле хайтек и лофт.

Так как тогда без московской прописки не брали в театр, мне очень помогла моя фиктивная жена, известная журналистка Лена Мясникова. Она прописала меня на улицу Дурова, рядом с театром армии.

Потом мы с моей настоящей женой Верой (актриса Вера Харыбина. — «Москвич Mag») поселились на Олимпийском проспекте, а после купили квартиру на Садово-Самотечной, в доме у театра Образцова. Вера — москвичка. Она родилась на Арбате, в доме, где был магазин «Диета».

Люблю гулять в Москве…

Конечно, я должен сказать: люблю. Но сейчас в основном езжу на машине и, к сожалению, редко гуляю. А раньше жены наши знали, что у нас с Денисом Евстигнеевым и Мишей Ширвиндтом означало «гулять». Во времена начального капитализма, когда всюду стояли ларьки с сигаретами и спиртным, у нас была традиция — гулять. Помню, как на углу Палиашвили и Герцена, теперь Малой Никитской, в первой кооперативной сосисочной мы купили сосисочки и где-то достали дорогой водки, которая оказалась паленой. Шедший нам навстречу бомж чуть дар речи не потерял, когда мы вручили ему бутылку «Смирновской».

Весь Камергерский тогда был в культовых заведениях. Была легендарная «Пельменная», кафе «Артистик», куда все мхатовские корифеи забегали в перерывах. Помню еще, как Масальский туда ходил.

Года два назад «ушла» «Медицинская книга». В этом магазине продавались такие красивые врачебные саквояжи! Перед его окончательным закрытием я зашел туда, и вдруг продавщица говорит: «Я помню ваш дипломный спектакль 1982 года. Виктор Карлович Манюков у вас преподавал. Я все помню».

Мой любимый район в Москве…

С Москвой у меня, конечно, связаны четыре года общежития в Дегтярном переулке с находящейся там же мастерской Олега Шейнциса, у которого я многому учился.

Дегтярка! Каждый сантиметр был исползан, исхожен: магазин «Молоко», кожно-венерологический диспансер, где ежегодно мы должны были получать справку, «Ленком», так гремевший тогда, переулочки, что вели к «Эрмитажу», и сам пятачок «Эрмитажа».

Наше общежитие было знаменито тем, что там жили двадцать мальчиков с актерского факультета, постановочного, как тогда называли сценографов. Это был старый дом, в нем в свое время жил брат Чехова. Дом и до сих пор стоит там, но какая-то организация его уже выкупила. Мы жили, как московские аристократы: резная лестница, подвал, бильярдная, но не было душа и в принципе горячей воды. Зато моя комната была с потолком 3,20 метра. Мама из Ташкента прислала два рулона югославских обоев. Жил королем! А на четвертом курсе у меня уже две комнаты было! К нам девчонки ходили, нас к телефону подзывали, когда звонили родственники из разных городов. Я дружил с ребятами со старшего курса, с Димой Брусникиным, Ромой Козаком, которых уже нет, Сашей Феклистовым. Центр мы брали не понаслышке. Перед нами стояла задача обойти все рестораны, начиная с «Метрополя» и «Националя» и до «Баку», «Софии», «Узбекистана». А везде ж нужно было иметь знакомых, чтоб попасть!

А я, между прочим, был очень обеспеченным студентом: мама присылала мне 100 рублей плюс стипендия 40 рублей в месяц. Я был богатей! А еще ташкентские посылочки…

Когда в 1983 году пришел работать в театр, у меня была ставка 100 рублей, минус 13%: на руки я получал 87 рублей. О зарплате в 140 рублей мог мечтать только через несколько лет во МХАТе. 150 — это уже получал заслуженный артист, я уж не говорю про 180 — это были огромные деньги.

Вообще Москва у меня делится на местонахождения друзей. Люблю Сокол, там, где поселок художников и красивая церковь. Недаром там сейчас живут мои дети, а раньше жил драматург Виктор Сергеевич Розов, с которым мы дружили и часто бывали в тех местах.

Мне, как уроженцу Ташкента, нравились районы, где есть базары. А на Соколе знаменитый Ленинградский рынок. Конечно, мне всегда нравились Патриаршие, где жили и живут все мои друганы из знаменитых фамилий и где произошло много всяких событий. Нравится Поварская, бывшая улица Воровского. Люблю местечки рядом с театром «Современник», где Авангард Леонтьев когда-то ставил со мной дипломный спектакль.

Сокольники очень люблю.

Мой нелюбимый район в Москве…

Не буду оригинальничать: Текстильщики. Там жила двоюродная тетя Галя, которую я навещал в конце ее жизни. Грустно.

В ресторанах…

Я всеядный. В Москве стало очень вкусно, хотя при этом и дороговато. Мне нравится все, что связано с узбекской кухней, которая, кстати, в Москве сейчас вытеснила китайскую. Нравятся рестораны «Урюк», «Киноплов», «Алайский базар». Напротив Школы-студии самая вкусная «Академия» в Москве и наш ресторан «Чехов», который, слава богу, выжил.

Место в Москве, куда все время собираюсь, но никак не могу доехать…

Я очень люблю Донской монастырь, о котором невероятные истории рассказывал наш педагог, человек высочайшей культуры, Виктор Карлович Манюков, и который там похоронен.

А вообще у Москвы есть свой запах, который помню еще с детства. И у Москвы есть цвет, и он не красный. Может, терракотовый?

Папа был железнодорожником и имел право до совершеннолетия детей один раз в год поехать бесплатно в любую точку Советского Союза. И вот мы с ним разъезжали. Всюду были знакомые проводники, и все купе у нас было забито помидорами, арбузами и дынями. Если приезжали в Пицунду, через полчаса снимали какую-нибудь комнату, а через час папа уже делал плов.

В Москве жила двоюродная бабушка, у которой не было телефона. Однажды мы приехали, а ее нет. А мы из Ташкента привезли чемодан зеленых помидоров, которые по пути всегда успевали стать красными. Приехали, а куда девать помидоры? Тогда мы с папой пошли на рынок, открыли чемодан, предварительно узнав, что килограмм стоит три рубля. Мы быстро продали их по два с полтиной и оправдали поездку.

Главное отличие москвичей от жителей других городов…

Все говорят, что москвичи хамоватые. Расхожее мнение. У нас в Школе-студии много американских программ, которые, к сожалению, этой весной не состоялись. Американцы в восторге от Москвы. Сначала они насторожены: «А почему у вас люди не улыбаются?» Я говорю: «Поживите тут, поймете, почему не улыбаются».

А потом, при расставании, абсолютно все программы заканчиваются слезами.

В Москве лучше, чем в мировых столицах: Нью-Йорке, Берлине, Париже, Лондоне…

У меня профессия связана с языком. Если я не могу на своем языке пошутить, то через две недели пребывания в любом городе меня начинает все немного раздражать. Помню, младший сын Саша, когда мы долго находились в Америке, вдруг сказал: «Хочу уже увидеть русских бабушек, которые торгуют у дороги цветочками и огурчиками». И у меня такое же отношение. Долго находясь вне Москвы, начинаю дуреть. Мне тут очень уютно. При том что я вовсе не стесняюсь Ташкента, где родился.

В Москве за последнее десятилетие изменилось…

Иногда грустно говорить про изменения. Может, не все со мной согласятся, но мне нравится, что стало пошире. Это я не про плитку говорю.

Печалюсь, когда в Москве сносят старые дома. И при всей моей любви к Калашникову хочу спросить: зачем ему такой памятник поставили?

Мне понравилось «Зарядье» и мост в нем. Мне кажется, что это талантливые люди делали.

Хочу изменить в Москве…

Убрал бы некоторые новые дома, которые сильно выбиваются из контекста. Мне нравится, как в Риме сохраняют древности. Порадовался тому, как в Коломне люди живут в домиках прямо на территории кремля.

Если не Москва, то…

Может быть, Питер, хотя не знаю, смог бы я там жить. Никогда долго там не жил. Мне нравится Новосибирск. Нравится Ярославль с театром Волкова, частным музеем музыкальных инструментов с коллекцией колокольчиков и утюгов.

В Москве меня можно чаще всего застать кроме работы и дома…

Последнее время я всегда здесь, в Камергерском переулке, или на даче, где прежде мы так долго никогда не жили. Мне подарили тандыр, который во время карантина работал, как доменная печь.

В Школе-студии МХАТ…

Все факультеты Школы-студии достойно вышли из ситуации с дистанционным обучением. Педагоги — молодцы. Мы ни на один день не отклонились от программы и расписания. Шел процесс по всем дисциплинам, и движению, и речи, и сценографии. Пока дистанционно провели два тура приема на актерский факультет. Хотя, конечно, дистанция противоречит самой природе театра, основанной на передаче энергии от живого к живому.

У меня впереди репетиции и спектакли. Надеемся, МХТ в сентябре откроется. Также я буду играть в пьесе Евгения Гришковца, которую он сам ставит в театре им. Пушкина. Премьера была запланирована, но теперь перенесли на октябрь.

Фото: Илья Золкин