Об отсутствии «пацанячьего духа» в Москве, о необходимости системы борьбы со слякотью и о совместном проекте с «Комитетом против пыток».

Я вырос…

В Ростове.

Если брать совсем детство, то это просто крупный советский город со всем, что можно понимать под этим словосочетанием. Будучи ребенком, ты не имеешь сравнительного аппарата, поэтому могу сказать о том времени только что-то на уровне ассоциаций: много солнца, мягкая зима.

Когда в городе есть вода, это совсем другое дело. А у нас был и есть целый Дон. В относительно соседнем Краснодаре его нет, и это, конечно, большая разница.

Повзрослев, я понял, что особенность Ростова — это люди. Кто-то назовет их наглыми и беспардонными, а кто-то — сильными и уверенными в себе. Я где-то посередине.

В Москве…

Я и мои коллеги по «Касте» оказались уже в конце 1990-х — по музыкальным делам, и город нас совершенно поразил. Мы были ростовскими пацанами с прививкой американского рэпа, который создавался такими же пацанами, только за океаном. И Москва, в которой этого пацанячьего духа не было, казалась нам очень свободной в нравах и понятиях, порой даже слишком свободной. В моем первом сольном альбоме есть песня «Интересное место» — она как раз об этом: о скинхедах, которых мы увидели впервые, о странно одетых людях, о московских мифах вроде проституток на Тверской, которых мы так и не застали.

Любимые и нелюбимые районы…

Пожалуй, для меня нет такого критерия. Мой любимый район тот, где живу я, мои дети, где проходят мои дни, когда я не на гастролях. Район «Маяковской» и «Белорусской» мной изучен вдоль и поперек. Здесь есть и сочетание старой церкви с офисными современными зданиями на Белой площади, и «Депо» — на любой вкус и глаз. Я много бегаю — все эти улицы изучил еще и на пробежках.

Нелюбимых нет, есть просто не интересующие — спальные.

Москвичи…

Говорят, что есть настоящие москвичи, чем-то отличающиеся от всех остальных. Я таких встречаю редко, они еще и оказываются родом не из Москвы, а просто перенявшими эту манеру. Вот питерцев встречал много, их можно легко определить. От ростовчан, кстати, жители Москвы отличаются кардинально — расслабленностью, отсутствием агрессии, личными границами, возможностями.

Хочу поменять в Москве…

Разговор у нас идет зимой, поэтому скажу про уборку снега. Вообще нужна какая-то системная борьба со слякотью, грязью и прочим. Разумеется, в Москве ситуация с этим в разы лучше, чем в любом городе России, но тем не менее.

Традиционно можно пожаловаться на пробки, но я как-то приноровился обустроить все дела в своем районе — многое успеваю.

Желаю Москве и москвичам…

В Москве есть все, что нужно для жизни, не только бытовой, но и культурной. Поэтому могу только пожелать несбыточного — солнца побольше.

Было ли страшно запускать проект «Статья, которой нет», против насилия со стороны правоохранителей…

Я бы слукавил, если бы сказал, что не страшно. Геройского в моем поступке мало, просто я не придумал для себя причины не участвовать в таком нужном и справедливом проекте. Людям, которых пытали те, кто должен был их защищать и помогать им, явно было страшнее.

В нынешней государственной жизни меня смущает…

Вопрос слишком острый и обширный, чтобы ответить и честно, и безопасно. Скажу так: я бы хотел сменяемости власти, разумных законов и их соблюдения на благо людей.

Концерты, посвященные двадцатилетию альбомов «Громче воды, выше травы» и «Что нам делать в Греции», пройдут 4 и 10 марта в «ГлавClub».

Фото: Слава Новиков