О необходимости беречь лицо в драке из-за профессии, о том, как правильно выбирать продукты на рынке, и о грядущих изменениях в театре Армена Джигарханяна.

Я родился и вырос…

В Баку. Это настолько теплый, коммуникабельный город с таким тонким чувством юмора, что люди всех национальностей (а в Баку их много) всячески поддерживали новый «бакинский язык», где в одном предложении использовалось пять-шесть языков и наречий. При этом все жители города понимали, о чем говорят. Более того, это становилось внутренним трендом — люди бравировали разговором на этом языке, сочиняли на нем анекдоты, ведь сам «бакинский» — мягкий, теплый, плавный и смешной, тот самый язык, на котором можно поюморить. Интересно, что многие, включая меня, не умеют разговаривать на литературном армянском языке, а вот на этом, практически «суржике», умеют: одно слово на азербайджанском, другое — на русском, третье — на армянском, четвертое — на иврите.

К сожалению, тот многонациональный город уже разрушился — люди разъехались. И лишь уехав, мы все вдруг поняли, что, оказывается, разговаривали на совершенно уникальном языке.

Моим проводником в москвичи…

Стал Олег Павлович Табаков. Когда я на вступительных экзаменах открыл рот, вся приемная комиссия попадала от моего акцента, решив, что такого просто не может быть, и лишь один Олег Павлович сказал: «Попробуй!» — хотя я и был не очень образованным, мало читал — такое «полезное ископаемое». Но он увидел во мне потенциал: темперамент, убедительность, характер — то, с чем можно работать. И он это сделал: поверил в меня и взрастил мою самооценку через труд. Я так много работал, что практически не выходил из подвала на Чаплыгина, где была «Табакерка». Олег Павлович постепенно сделал из провинциального южного парня абсолютно пригодного для московской жизни человека. И в какой-то момент я почувствовал, что в Москве я в своей тарелке.

Студенчество…

Помню свои очень символические городские студенческие мордобои: мы — актеры, и наш заработок — на лице, поэтому всегда старались его беречь. Олег Павлович говорил: «Что угодно подставляйте, только не лицо — это ваша зарплата».

Случались смешные ситуации: мы жили в общежитии на Трифоновке, а там рядом парк «Фестивальный». И вот на 1 Мая не спим, гуляем, заходит часа в два ночи наш замечательный товарищ и говорит: «Такое ощущение, что хочется получить люлей — пойдем нарвем сирени!» Мы перелезли через ограду, набрали сирени, вышли два охранника, надавали нам люлей, и мы с фингалами довольные вернулись домой.

Московские адреса…

Когда я только приехал, то снимал комнату на Таганке — на вступительных в общагу еще не пускали. Это был фантастический период моей жизни, потому что в той комнате я спал на полу с восемью кошками, которых держала хозяйка; главная из кошек была слепой. Выглядело это чудовищно: я просыпаюсь, открываю глаза, а на меня сверху смотрит огромная морда, которая пытается понять, что это такое под ней дышит. Лучше бы это было продолжением страшного сна!..  И еще я все время был в пуху.

Пока учился, жил в общежитии на Трифоновке, 45б. Потом получил комнату на 13-й Парковой, дальше мы ее объединили с еще одной, после поменяли эту двушку на квартиру на Госпитальном Валу, а потом, когда родились дети, оказались на Большой Почтовой, где я и живу более 30 лет.

Любимые районы…

Мне нравятся все места, где есть вода. Меня поймут те, кто родился и вырос на море, это особая энергетика. Также я просто обожаю весь тихий и маленький московский центр.

Другая часть меня любит «Сити» — он весь бурлит, и я чувствую себя абсолютно своим в этом «муравейнике». Еще я люблю парковые зоны — сейчас, например, мы с семьей живем на даче рядом с Мещерским лесом. Это невероятное счастье: доехать до него — две минуты, а дойти — семь. Почти каждое утро в любую погоду проходим там от 6 до 10 километров. И надо сказать, что из этого леса сделали просто Швейцарию: там есть отдельные дорожки для лыжников, велосипедистов, гуляющих и бегающих и даже для собак. Все в идеальной чистоте. В этот парк вложено огромное количество денег и души, посажены фруктовые сады — сделано все для того, чтобы человеку было приятно туда приходить. Неудивительно, что в выходные на парковке нет ни одного свободного места.

Нелюбимые районы…

Не очень вижу себя на ВДНХ. Для меня это придуманная штука, которая так и не стала естественной.

Мне не нравится, что мы с легкостью нарушаем изначально разработанные архитекторами концепции зданий. Например, в современных моллах вместо восьми запроектированных входных дверей для посетителей может быть открыта только одна, а другие закрыты по разным соображениям, игнорирующим первоначальный замысел строения. Точно так же можно дописать великую картину, поправить Пушкина…  Поэтому недавно, когда я был в гостинице в другом городе, поражался, что могу зайти в любую дверь, в любой конференц-зал когда угодно. И с ужасом отметил, что это уже какая-то чуждая мне свобода.

Рынки…

До сих пор я как южный человек люблю ходить на рынки — это всегда обставляется разговорами и рассказами на разных языках. Если встречаю бакинца (а его нетрудно встретить на московских рынках), то обязательно начинаю с ним общаться на нашем «бакинском». Я люблю провоцировать торговцев на разговоры с национальным юмором. Иногда рождается такое, что хоть стой, хоть падай — чистая Одесса, «Привоз».

Мне очень нравится сам процесс похода на рынок, когда ты что-то выбираешь, договариваешься и, конечно, торгуешься. Мне в этом комфортно. Я знаю, как должны выглядеть настоящие фрукты и овощи, и могу дать пару советов москвичам. Любой фрукт и овощ должен иметь аромат — значит, продукт зрелый. Но дыни нужно выбирать не только по аромату, но еще и по «попке» — она должна прогибаться, но не вминаться; дыня должна быть тяжелой, а арбуз — легким; помидор — без белых прожилок внутри, а косточки — зелёными; клубника же — маленькой и некрасивой. Кстати, те желтые куры, которые мы покупаем, думая, что это хорошо, откормлены кукурузой, а она в большинстве случаев — сплошное ГМО.

Не важно, где ты покупаешь продукты, надо просто понимать, что ты покупаешь. У настоящего продукта форма не может быть правильной, идеальной. Хорошо, если в яблоках есть червяки — можно не сомневаться в их натуральности. Но рынок остается рынком. В Москве далеко не все арбузы астраханские, а огурцы луховицкие. В марте вижу красивые огурцы, спрашиваю откуда, а продавец мне со смачным акцентом: «Луховоцк, брат!» Ты хоть сам знаешь, где это?

Рестораны…

Я увлекаюсь приготовлением еды — это одно из моих хобби. Поскольку я хорошо разбираюсь в разных кухнях, то и угодить мне непросто. Последние пару лет все свелось к тому, что я перестал ходить в рестораны — если только просто посидеть пообщаться без всякой претензии на то, что подадут. На мой взгляд, это не очень правильно — говорю вам как бывший ресторатор: еда и атмосфера должны дополнять друг друга. Поэтому я делаю по-другому: либо готовлю сам, подбирая рецепты и соответствующие продукты, либо приглашаю к себе домой потрясающих поваров из своей бытности ресторатором.

Когда работал мой ресторан «Хлестаков Трактир», я попросил шеф-повара приготовить «кулебяку о четырех углах» из «Мертвых душ». Николай Васильевич начал описывать ее и дошел до девяти ингредиентов, но наш шеф довел рецепт до 24 ингредиентов, и это было что-то невероятное! Я даже возил ее в Париж. Мне чудесным образом разрешили с кулебякой на руках вылететь из Шереметьево — никто не верил, что я везу ее в подарок другу во Францию. Но все не зря — там все были просто шокированы.

Москвичи…

Мне сложно сказать, кто такие современные москвичи, я не могу их отличить от других жителей столицы. Вот когда я приехал из Баку в Москву 40 лет назад, их было сложно с кем-то спутать: поведение, ритм, внимание к тебе — все отличалось, и ты понимал, что ты среди москвичей. Этот московский дух был чем-то особенным. Сейчас Москва — это мегаполис с разными культурами, все смешалось. Наверное, это дань времени. Неизбежность.

Москва меняется…

Москва резко изменилась быстрее всех остальных городов — жизнь в ней развивается и бурлит, ведь она привлекает людей. Меняются дороги, становится чище, открывается много современных пространств. Когда сегодня видишь, что кто-то лихачит на дороге, сразу удивляешься: что за нафталин, просто объект из прошлой жизни?! Культура вождения постепенно повышается — люди начали более внимательно относиться к своей безопасности.

Я горжусь тем, что Москва справляется с курильщиками, курить в общественных местах по-прежнему нельзя. Я уверен, что это один из немногих работающих на деле запретов. Ведь в большинстве случаев нужно не запрещать, а предлагать альтернативу.

В Москве мне не хватает…

Мне кажется, Москва так быстро развивается, что москвичи не успевают узнавать, сколько всего хорошего появляется вокруг. Почему мы столько делаем, но держим все это в тайне? Например, множество красивых парков, о которых почему-то не говорят. Недостаточно поддерживается спортивный образ жизни: возьмем вопрос с курильщиками — да, я вижу, что в Москве стали меньше курить, но можно пойти и дальше, предложить альтернативу — проводить активно время в парках, на велодорожках. Здоровье в мегаполисе поддерживать сложно, но возможно. Мне не хватает вот такой коммуникации.

Сравнивая Москву с другими мировыми столицами…

В Америке, если ты расскажешь, что можешь продлить свою парковку по приложению в телефоне, то они не поверят: там все равно надо выбегать к автомату, бросать монетки, нервничать. Цифровизация в Москве пошла очень далеко: МФЦ, «Госуслуги», mos.ru — это разворот в сторону человека, технологии, которые разгружают день.

Москва быстро развивается. Помню, на одном из форумов Собянина упрекнули, что на Москву, мол, выделяется слишком большой бюджет, надо делиться с другими областями. На это он очень правильно ответил: «У нас высокие ориентиры — мы должны выровняться и опередить Лондон, Париж и Нью-Йорк». И я вижу изменения, рад этому и нахожусь в больших ожиданиях.

Количество театров в Москве — непревзойденное для европейских стран. Я, помню, еще на первом курсе Олег Павлович раздосадованно рассказывал нам, что в Париже — 80 театров, а в Москве — всего 26. Прошло всего лет тридцать, и история уже обратная — количество театров стремительно увеличивается. Москва по праву может считаться театральной столицей мира. Здесь может и должен появиться самый престижный международный театральный фестиваль.

Мне не нравится…

Замедленный рост внутренней культуры человека. Мы можем ходить в кино и театры, посещать концерты и музеи, приобщаясь к культуре и к прекрасному, но при этом в жизни, когда нам что-то не нравится, часто переходить на незамысловатый язык. Иными словами, хамство у нас еще процветает. Хотелось бы больше внимания к женщинам и пожилым.

Мне не нравится, что мы не пропускаем велосипедистов — говорим, что они нам мешают. Не нравится, что мотоциклисты ездят так, как считают нужным и удобным для себя, да и таксисты порой вытворяют удивительные фортели. Несмотря на то что ситуация на дорогах в целом улучшается, эти две группы товарищей пока плетутся в отстающих.

В Москве меня беспокоит…

Не буду оригинальничать: беспокоит экология — понятно, что это бич большого города. Да, в некоторых супермаркетах отказываются от пластиковых пакетов; да, появляются урны с разделением стекла и пластика, но скорость и масштабы недостаточны. Есть куда ускоряться. Но это наша общая задача. Неправильно думать, что кто-то обязан сделать это за нас — делать должен каждый.
И, конечно, вопрос безопасности. Если мой сын задерживается вечером, то я волнуюсь. Трудно кого-то в этом обвинить — правоохранительные органы следят, но люди все равно порой чувствуют безнаказанность, в которой могут совершать преступления. Мы говорим не о романе «Преступление и наказание», а о том, что человек, чтобы что-то заиметь, готов на все. Это большая проблема. В театре я стараюсь создать идеальную творческую атмосферу, основанную на взаимопонимании, взаимоуважении и высокой толерантности друг к другу. Так должно быть и в городе.

Театр Армена Джигарханяна…

Театр сейчас занимает самую большую часть моей жизни — пришлось отказаться от всех съемок и других проектов. Я считаю, что я на своем месте, и у меня хватит ресурсов, чтобы все наладить. Для меня театр имеет только один вектор развития — он должен соответствовать времени, он не может быть чьим-то — моим или Джигарханяна, вчерашним и даже завтрашним — он может быть только сегодняшним. Мы должны разговаривать с молодым поколением: не учить их, а учиться у них. Для этого надо понимать, чем живут люди. Дом, тысяча окон, и в каждом — проблемы, при этом зачастую одинаковые: дети, подростки, мужчины и женщины, отцы и дети. Поэтому надо говорить о человеке, о сегодняшнем человеке. Помню, когда первый раз в жизни прочитал сонеты Шекспира, удивился — будто обо мне написано.

Чего я никогда не буду делать в театре? Политические и медицинские истории, когда на сцене больной ребенок или голый человек. Это не искусство. Театр должен быть понятным, интересным и нескучным. Если я смотрю спектакль, я должен ассоциировать себя с тем, что вижу на сцене. Театр — это не докудрама и уж тем более не всякие вещи с раздеванием актрис и матом — тогда мы подменяем настоящее искусство придуманным. При этом я за разносторонний театр.

К началу нового театрального сезона…

К началу нового театрального сезона я хочу поставить спектакль на Большой сцене, чтобы задать точку отсчета для новой жизни театра. Одной из главных премьер грядущего театрального сезона будет спектакль «Современная Идиллия» по Салтыкову-Щедрину. Там что не слово — ни в бровь, а в глаз, и в два сразу — даже неловко. Михаил Евграфович никому не оставил никаких шансов. Он, бывший цензор и глубоко образованный человек, искусно фланировал между обличением и высмеиванием, подмечая тонкости русского характера. К работе над этим спектаклем я пригласил сильнейшего сценографа и художника по костюмам, собрал мощный актерский ансамбль — уверен, все это привлечет интерес избалованной московской публики к новому прочтению Салтыкова-Щедрина в нашем театре.

Особая забота — репертуар для молодой публики. Не хочу опередить официальное заявление театра, но поделюсь, что сезон будет открыт спектаклем для молодежи, в котором мы задействовали молодых артистов нашей труппы. Я всегда считал: если треть зала — люди до 30, то театр случился.

Мы хотим создать на Ломоносовском свободное театральное пространство, куда люди смогут приходить посреди дня и проводить время в кафе и на диванах, встречаться для переговоров в современной концептуальной атмосфере — все бесплатно. Создавая это, я хочу освободиться от пережитка времени, когда, видя что-то бесплатное, люди начинают искать подвох.

Я настроен позитивно и решительно. У театра есть ресурс и масса достоинств — мне остается приумножить и развить их. Тот бэкграунд, который у меня накоплен, дает основания думать, что все получится.

Фото: Оксана Нехаева