О гигантском портрете Сталина на Красной площади, старом ресторане ВТО, где можно было всех встретить после 23.00, продаже московской квартиры, появлении неба над Москвой и штрафах в сотни тысяч рублей.
Я родился…
В Свердловске.
Впервые попал в Москву…
В 1947 году, как раз об этом мой новый фильм «Смотри на меня», который был показан на Московском кинофестивале — о переезде из Свердловска в Москву. Мне было 7 лет. Я помню очень хорошо, что тогда отмечалось 800-летие Москвы. Мы на легковой машине, нас с родителями провезли по центру, потом мы приехали на Красную площадь, и вот это было ошеломляюще. Центральный телеграф на улице Горького был весь в электрических лампочках, и на Красной площади гигантский портрет Сталина висел в воздухе, освещенный прожекторами. Это было очень сильное впечатление.
Сейчас живу…
Случилось так, что я продал московскую квартиру. Мне нужно было доделать фильм «Сибирочка», я делал сериал и кино. Сериал — на «Культуре», а там не хватало денег, и они мне обещали вернуть, ничего не вернули. В общем, я продал квартиру на набережной Шевченко около метромоста, а сейчас живу в Филях у внука. Он у меня уехал учиться в Минск на хирурга. А с дачи мне ездить в Москву сложно. Я под Звенигородом, а это Рублевка — ой-е-ей, и Новая Рига — ой-е-ей! И поэтому, пока Илюши нет, я живу у него на Филевском парке, у «Горбушки». Мне очень нравится этот район. Там потрясающий парк на берегу Москвы-реки, сейчас еще его благоустроили, сделали дорожки.
Люблю гулять…
В этом парке, но в принципе я себя заставляю, потому что нужно двигаться, я все время в машине, к сожалению. Все это несистемно, хорошо бы спортивный костюм, кроссовки и побежать, но максимум, на что хватает, когда приезжаю домой — до ужина иду гулять.
Любимый район…
Случилось так, что вся моя жизнь вокруг Дорогомилово. Моя жена Наташа жила в доме №4 у Бородинского моста, потом мы жили с ней на набережной Шевченко, потом на Брянской улице, это был первый кооператив художников, у Киевского вокзала. Потом я 12 лет арендовал квартиру на Большой Дорогомиловской, 5, когда в «Диснее» работал. Это было замечательно, потому что я мог пешком на работу ходить через Бородинский мост. У нас был офис в Lotte Plaza, на углу Садового и Нового Арбата… А какие у нас в районе были Можайские бани перед рынком! Это было счастье! И рынок, конечно, Дорогомиловский, известный на всю Москву, но он, правда, всегда был дорогой, потому что на Кутузовском проспекте жили дипломаты. Три рынка в Москве было дорогих — Центральный, Дорогомиловский и, конечно, Черемушкинский, тоже знаменитый был.
Нелюбимый район…
Электрозаводская, что-то я там всегда попадал на милицию, всегда меня там штрафовали, я там не ориентируюсь. Таганка, Электрозаводская, Застава Ильича, Пролетарская. Какой-то он не мой район.
Любимые рестораны…
Мясной ресторан на седьмом этаже Lotte Plaza — «Левантин». Так как мы работали на 12-м этаже, то переходили через торговый центр и обедали там. Один из лучших в Москве. Конечно, ресторан Дома кино, он совершенно сейчас опустел, но традиции!.. А когда-то попробуй попади туда. Там была очень вкусная кухня, как и в ресторане ВТО, в том, старом, на Пушкинской. Если ты кого-то хотел найти после 11 вечера, в ресторане ВТО обязательно встречал того, кто тебе нужен. Еще рыбный «Эрвин» на набережной Шевченко. Вкусненький.
Кроме работы и дома меня можно застать…
Во ВГИКе я бываю часто, это работой не считаю, даже не хотел последний курс набирать. Повезло, они такие замечательные оказались. Вообще так интересно наблюдать за студентами. Вот смена поколений происходит раз в четыре с половиной года — новый набор. Я 24 года уже там преподаю, шесть наборов у меня. Как они отличаются! Перед этим был набор 2000 года рождения, и 74% жили только с мамой. В 2000-м очень тяжелое время было. Русская женщина сказала мужчине: «Вася, иди, носки твои я стирать не буду, а ребенка воспитаю». Конечно, это определенным образом на них отложилось. А сейчас набор 2004–2005 года рождения. Каким-то образом они более начитанные и образованные: я не мог понять, отчего, как это произошло вообще. Но это факт. Да и семьи у многих уже полные.
Место, куда я давно мечтаю попасть, но никак не получается…
Теннисные корты. Уже лет пять не играю. Раньше два раза в неделю железно ходил в «Шахтер» в Сокольниках, «Связист» — большой комплекс был, тоже в Сокольниках — и в «Дружбу» в «Лужниках». Сейчас приду, наверное, ничего не узнаю, так там все поменялось.
Мое отношение к Москве меняется…
Я счастлив, что сломали заборы и киоски. А когда убрали троллейбусные линии, сразу больше воздуха стало, сколько неба открылось над Москвой. Это просто удивительно — убирают шнуры и провода под землю, и это дает совершенно другое ощущение, небо открывается и не так уже город давит. Это же все давило. И в Москве всегда были заборы, плохо крашенные, обклеенные объявлениями. Наконец-то мы освободились от этого, что меня тоже очень радует, не скрою. Зато шлагбаумов поставили…
Если не Москва, то…
Я бы вернулся в Екатеринбург, в Свердловск, однозначно. В Питер бы не поехал, потому что как-то странно ощущаю себя там. Смоленск — нет, может быть, в маленький городок, как Торопец, но, скорее всего, Екатеринбург, он как-то крепнет и тоже очищается.
В Москве лучше, чем в Лондоне, Нью-Йорке или Берлине…
Конечно, у нас метро лучше, безусловно. Я бы даже сказал, теперь не метро, а вообще транспортная система, которая сейчас в городе потрясающая. И пересадочные узлы — как это комфортно, как это чисто. Я объехал мир, и в Японии всегда поражала транспортная система, но мы на уровне абсолютно, даже где-то уже опережаем. И главное, что дело не в количестве станций, хотя это очень важно, а в возможности перспективного роста: раз коммуникация строится, то понятна логистика, как коммуницирует автобус с пересадочным узлом, с метро, вот это — браво, просто браво.
Москвичи отличаются от жителей других городов…
Я думаю, что сейчас уже не очень. Раньше — да, естественно, Москва и лучше одета была, и как-то образованнее люди были, соответственно и снобизма побольше. Но это все вчерашний день. Москвичей всегда раздражали приезжие, некая экспансия с их стороны даже была, но сейчас уже как-то ассимилировались все.
Мне не нравится в Москве…
С частным транспортом надо что-то делать. Так же как решили проблему с общественным транспортом. Когда ее решали, концепция была такая, что многие пересядут из машин в метро. Не случилось этого. Нужно на таком же уровне решать проблемы автомобильных развязок и парковочных мест. Больше всего раздражают штрафные санкции. Это просто невозможно, и негде поставить машину. Я иногда не езжу на встречи, потому что там нет парковки. Самое страшное, если машину увезут в мгновение ока, это же целая эпопея — ее потом выковыривать и всем подряд давать деньги. Отвратительно, что повесили тысячи камер, которые присылают штрафы. Конечно, это очень удобно: ничего не делать, а только присылать сообщения: «Не забудьте оплатить». Я однажды заплатил 600 тысяч рублей — два штрафа по 300 тысяч. Я был у студентов МИТРО (Московский институт телевидения и радиовещания «Останкино». — «Москвич Mag») на Яузе. И я якобы заехал на газон. Апрель месяц — какой газон? 300 тысяч, если это машина компании, и 50 тысяч, если это частник. Вот я две субботы был у студентов, и мне за две субботы прислали по 300 тысяч. Я оплатил, потому что мне нужно было выезжать в командировки, мне могли закрыть границу. Но это что? И, конечно, у меня возникает вопрос: а куда идут эти деньги? Понимаю, если бы на них улучшали дороги, но там много очень нехорошего. Во всей этой истории.
Москве не хватает…
Надо как-то со строительством разбираться, иметь вето, потому что нельзя центр застраивать так интенсивно высотками. Ну правда, мы говорим-говорим об этом, и все без толку. Золотая земля, понятно, конечно, нужно к небу тянуться, а не к разуму.
У меня есть план…
Я не так давно закончил картину «Смотри на меня». На Московском кинофестивале был первый большой просмотр. Эта такая долгая история, лет десять она длилась. Несколько раз я начинал, потом откладывал, у меня было пять сценариев, работало несколько групп. Это о времени и, конечно, о маме. Мама и женщина вообще. В результате сценарий написал Андрон Кончаловский, он хорошо маму знал, мы прожили 60 лет на одной лестничной клетке. А подтолкнула меня Марина Жигалова — это гендиректор «Диснея», мы вместе работали. Она 16 лет была гендиректором, а я 12 лет — креативным продюсером. Марина как-то услышала эту историю и сказала: «Надо срочно снимать кино!» И вот когда «Дисней» из России ушел, вернее, когда его ушли, то через год где-то она звонит и говорит: «А как с той историей?» И пошло, пошло. Как всегда бывает, мы долго запрягаем, а потом быстро скачем. Я волновался за съемочную группу, я же давно не работал, но я видел, как работают сейчас. Это все какая-то катастрофа, профессионалов нет, а я все-таки вырос на кино 1960–1970-х, когда все в любви, согласии, когда съемочная группа — это большая семья, когда были самоотверженность и жертвоприношение. Например, вторые режиссеры — это тетечки с папиросами, без мужей, без семей, но такие преданные были. Помню, у Никиты Михалкова Тася знаменитая была… Они знали все: какой чай любишь, в какое время принести, какую таблеточку дать. А сейчас этого уже нет ничего, но, к счастью, как-то Господь сподобил! У меня были потрясающий оператор, замечательный второй режиссер и художники, да и вся группа. Думаю, что имеет значение еще и материал, когда людям нравится история, они более сочувственно, более преданно относятся. А материал всем нравился, хотя сложные съемки были. Все действие происходит в товарном вагоне. Но Алишер, оператор, потрясающе управился. И зрители очень хорошо приняли фильм, потому что уже, видимо, устали и хотят нормальных человеческих реакций, чувств, эмоций, поэтому в зале все плакали, но это слезы очищения, скажем так. После просмотра я получил потрясающие письма, просто трактаты.
Я всегда заболеваю, когда заканчиваю картину. И сейчас заболел, но поймал себя на том, что испытываю новые ощущения, опустошение. Я подумал, может, это от того, что я себе сказал, что это моя последняя картина. И я долго думал, что делать. И решил еще одну картину снять. Хочу сказку — зимнюю, звонкую, красивую.
Фото: Persona Stars