О разном устройстве творческого сообщества в Москве и Лондоне и о том, что в Москве в этой сфере человек работу находит лишь по знакомству.

Я родилась …

В Великих Луках. В Москву первый раз попала в семь лет, приехала вместе с мамой. От этой поездки осталось множество фотографий: в Кремле, в зоопарке. Помню это чувство большого города: большие дороги, большие дома. Ощущение масштаба до сих пор не ушло. Когда мамы не стало, через два года после этой поездки, папа переехал в Москву, взяв с собой мою старшую сестру. Меня отправили в Карелию, в Петрозаводск, где жила моя тетя. Я полюбила этот город с прекрасной природой и набережной вдоль Онежского озера. В Петрозаводске интересные и образованные люди, моя тетя была доцентом консерватории, вокруг меня сложилась комфортная среда. Когда пришло время, я совсем не хотела в Москву.

Переехала в Москву…

В 1997 году, за год до поступления. Мы с отцом жили на Самотеке, из окна открывался прекрасный вид на Садовое кольцо почти до Красных Ворот. Я даже писала городские пейзажи из окна, настолько это было красиво. Этот район я весь шагами измерила и так полюбила, что когда появилась возможность, купила свою собственную квартиру неподалеку, в Старопименовском переулке.

С детства мечтала стать модельером, и мне повезло, я поступила в самый лучший вуз — текстильный университет им. Косыгина, причем на бесплатный. Это было чудо.

И параллельно с учебой на модельера я стала работать в современном театре. Попав на дипломный спектакль Живиле Монтвилайте, я так была потрясена новым форматом театра (современная музыка, молодая энергия, интересные сценические решения), что подошла к ней и предложила сотрудничать. Через месяц она мне позвонила…

Москва отличается от мировых столиц: Нью-Йорка, Берлина, Парижа, Лондона…

Творческое сообщество в Москве и Лондоне устроено по-разному. Я это знаю, так как Лондоне провела два года. В 2005 году я выиграла грант от Британского совета на учебу в Central Saint Martin’s College of Art and Design по специальности сценография. Первый год оплатил Британский совет, второй год — я сама. К тому времени я уже работала арт-директором большого лондонского фестиваля Sicret Cinema.

В Москве культурное художественное сообщество достаточно маленькое, все друг друга знают, и театральная, и кино-, и музыкальная сфера пересекаются, как сообщающиеся сосуды. А в Лондоне это разрозненная система, там сложно всех знать и непросто понять, как все устроено. С одной стороны, московская тусовка более семейная, с другой — творческая среда, где все друг друга знают, исключает поиск работы по западной модели. Здесь все творческие люди ищут работу только через знакомства. Почему так, не знаю.

Когда я вернулась из Лондона в Москву, то честно попробовала найти работу: рассылала письма в театры и портфолио, диски со своими проектами, но никто даже не ответил. Я довольно давно преподаю в Британке и до сих пор не понимаю, как молодым сценографам и художникам пробиться в театры.

Москва — безумный город, все здесь работают круглые сутки. Жизнь в Москве — это работа, и отдых тут внутри работы. Но москвичи при этом суперспонтанные, легки на подъем и готовы брать от жизни все. А с лондонцами надо сильно заранее договариваться о встрече, для них купить билеты в театр за полгода — норма. Но Лондон очень дорогой, чтобы там жить, надо сражаться или быть богатым. Среднему классу тяжело. Транспорт, аренда, жилье стоит бешеных денег.

В Берлине, где у меня тоже есть дом, меньше суеты, он сильно дешевле и спокойнее, люди на расслабоне. Выйдешь в кафе в модном районе — кругом одни фрики. Причем многие не работают и как-то живут. Берлинцы в чем-то похожи с русскими: они не пытаются в отличие от других европейцев хорошо себя вести со всеми незнакомцами.

Мода в Москве, Лондоне, Берлине…

Очень разная. Есть международные визуальные коды. Например, Восточный Берлин — модный, альтернативный, панковский. Самый популярный цвет — черный, связан с музыкой, особенно техно, это главный музыкальный ключ к восприятию Берлина. Лондон, как и вся Англия, чтит традиции, люди влюблены в винтаж и носят его в повседневности, умело сочетая с современной модой: старинные платья на девушках и костюмы начала ХХ века на мужчинах, шотландская клетка. Я где-то читала, что чувство вкуса вырабатывается десятилетиями спокойного существования, без войн и революций. В Лондоне мужчины до сих пор одеваются в стиле денди: элегантные костюмы и шляпы. И женщины тоже любят мужские костюмы и шляпы, в том числе и оригинальные, старинные. В Лондоне у меня был целый гардероб шляп, в Москве их не ношу, только на карнавал. Тут шляпа не работает.

В Москве люди следят за одеждой, она должна быть опрятной, будто только что из магазина, чтобы не было никакой дырочки, даже обувь, несмотря на нашу погоду, у большинства в идеальном состоянии, у всех щеточки с собой. А модные европейцы специально делают неряшливый вид: лондонцы любят и холят дырочки на своей одежде, а берлинцы их сами делают.

Когда иностранцы приезжают в Москву, то все говорят о том, какие красивые здесь женщины. Правда, наши женщины ухоженные, очень за собой следят, носят каблуки, делают прически и покупают новую одежду.

В Москве за последнее десятилетие изменилось…

Нравится, что убрали рекламу и ларьки из центра. Город стал визуально чище, особенно это чувствуешь на окраинах, где реклама по-прежнему режет глаз.

И большая часть пешеходных зон и парков — здорово. Но одновременно город утратил характер и стал вылощенный. Ну и не нравится, что рядом нет большого леса и мало парков.

Спектакли на «Золотой маске»…

Первая моя номинация на «Маску» была с Кириллом Серебренниковым за «Золотого петушка» в Большом театре. Мы совместно делали и декорации, и костюмы, и я безмерно благодарна Кириллу за кредит доверия — это была моя первая большая работа. Мы тогда придумали перенести царство Дадона в полуреальный русский мир, где есть место и политике, и истории, и мифологическому сознанию. Например, у бояр были отрезанные волчьи головы опричников времен Ивана Грозного. Сам дворец Дадона — своеобразный гимн тоталитарной архитектуре, смесь Кремлевского Дворца съездов и знаменитой Рейхсканцелярии Шпеера, украшенный барельефами по мотивам декора павильонов ВДНХ. А пол — паркет из нескольких оттенков дерева, имитирующий классический узор русской шали, которая, как снежинка, расходится фракталом. В этом зале обитали бояре, опричники и современные политики. В этом проекте мы очень тщательно разработали всю эстетику, нашивки, ордена, знаки отличия, геральдику — герб в виде трехглавого Золотого петушка. Сам Золотой петушок — это мальчик со сверхспособностями, заключенный внутрь символа.

Нынешняя номинация на премию тоже за оперу в Большом театре — «Русалка» Антонина Дворжака в постановке Тимофея Кулябина. Кстати, на печально скандальном «Тангейзере» мы тоже работали вместе. Кулябин очень современный режиссер, который всегда актуализирует материал. Вся сценография этого спектакля построена через оптику самой Русалки, через ее восприятие мира. А она видит жизнь в поэтическом и романтическом ключе, как девочка, выросшая на классической литературе. Поначалу все напоминает традиционный театр, стилистика немецкого романтизма и нимфы в летящих платьях. И только к концу первой части мы понимаем, что что-то не так — Русалка посреди леса сидит в кресле, какие бывают в кинотеатрах, и наблюдает за всем этим. В итоге мы узнаем, что она в коме, и понимаем, что мы видим лишь ее грезы, летаргический сон. Последний акт раскрывает идею целиком, мы одновременно видим две реальности — выдуманную, где она красавица и героиня любовной драмы, и ту, где она лежит в больнице, где нимфы — медсестры, а Ежи Баба — лечащий врач.

Сцена разделена пополам, чтобы зритель одновременно мог наблюдать эти две реальности. Для визуального единства действия мне надо было так трансформировать костюмы, чтобы костюм медсестры был узнаваемым в платье нимфы. Это было непросто сделать, так как какие-то элементы современного костюма не работают в историческом платье. Но в Большом театре не только прекрасные пошивочные мастерские, но и красилка. Вот вышли артисты на сцену, я вижу всю палитру и понимаю, что тут нужно немного посиреневее или поголубее. И за сутки мне перекрасили уже готовые костюмы.

Последняя премьера — «Lё Тартюф. Комедия», которую Юрий Муравицкий поставил на Таганке…

Муравицкий предложил играть по законам commedia dell’arte, где персонажи — маски и гротескные персонажи, как куклы, управляются актером изнутри. Мы создали мир очень вычурных и ярких персонажей, они все фрик-шоу, гипертрофированы и деформированы, где-то в плечах, где-то в форме головы.

Они населяют идеальную белую коробочку. Мы играли с таким приемом, как театр в театре, когда на сцене выстраивается еще одна сцена. И актеры, выходя из этой коробочки, становятся людьми, а заходя — героями спектакля.

Онлайн-трансляция спектакля «Lё Тартюф. Комедия» пройдет 3 апреля.

Фото: из личного архива  Гали Солодовниковой