О выставке-реконструкции проекта 1990 года в Центре Вознесенского, о готовящейся ретроспективе, о запахе прогорклого масла от ресторанов и о том, как тяжело теперь гулять по Патриаршим.
Мы родились…
Елена Елагина: Я родилась в Москве, в роддоме Грауэрмана на Арбате.
Игорь Макаревич: А я родился в Грузии во время войны, в 1943 году, где мой дед был занят на строительстве гидроэлектростанции на реке Храми, это высоко в горах. Это население имело четыре названия, что очень интересно. По-советски — Молотов, как значилось в моем паспорте при рождении, Цалкини — это грузинское название, Триалети — греческое, и, наконец, самое странное — Розенберг, поскольку в Грузии было, оказывается, немало немецких колонистов, и вот одно из немногих названий этих селений, которое осталось, это место моего рождения.
Сейчас живем…
Е. Е.: В Москве. Так почему-то вышло, я не знаю.
И. М.: Вы знаете, мне кажется, что это даже странно: почему человек, который живет в своей стране, в своем городе, должен избрать какое-то другое место. Я понимаю, что в советское время был другой, идеологический прессинг и не всем было и комфортно, и даже безопасно, а сейчас мне никогда не приходило в голову выбрать какое-то другое место для проживания.
Е. Е.: Тут наши друзья, наша среда обитания. Конечно, были раньше мысли насчет отъезда, но это было в какие-нибудь семидесятые, да, наверное?
Любим гулять в Москве…
Е. Е.: Мы любим гулять в районе, в котором живем, это район Патриарших прудов. Но сейчас там стало очень нехорошо, очень людно, поэтому мы предпочитаем гулять по дворам.
И. М.: Когда я в восьмилетнем возрасте переехал в Москву, я как-то сразу оказался в центре, на Смоленской площади. Потом адрес менялся, но все равно это был центр. И, конечно, я поклонник старой части города, где прошла моя юность, где я пережил яркие ощущения.
Е. Е.: Еще мы любим гулять по Китай-городу, там замечательно.
И. М.: Да-да. Бесспорно, мы предпочитаем старую, необновленную часть города.
Е. Е.: И еще в районе Бауманской очень хорошо. У нас на Патриарших и правда раньше было прекрасно, а сейчас просто толпы ходят на эти Патриаршие пруды и превратили их в какое-то отвратительное место. Там даже лебедя убили.
И. М.: Банальный пример: Венеция. Почему такое обаяние у этого города? Потому что там ничего не меняется, там не возникают новые здания, которые разрушают определенный мир города. И мы считаем, что в центре такого прекрасного города, как Москва, нужно очень осторожно вводить нововведения.
Наш нелюбимый район в Москве…
И. М.: Нелюбимого нет, но, знаете, «Винзавод», центр современного искусства, расположен в Сырах, в районе Сыромятнических улиц. И этот район какой-то неуютный, хотя это и старая часть города, и выставок там много интересных. Но это другой разговор.
Е. Е.: Промышленные зоны, наверное…
И. М.: Я не говорю про новостройки, километры одинаковых зданий, которые когда-то были построены.
В ресторанах…
Е. Е.: Бываем. Но только в тех, которые расположены недалеко от нас. У нас есть любимое место — ресторан в синагоге на Большой Бронной улице.
И. М.: Называется «Иерусалим».
Е. Е.: В летнее время там можно сидеть наверху, на открытой площадке, и хороший вид открывается.
И. М.: Да нет, мы не любители и не знатоки ресторанов.
Е. Е.: Поэтому мы выбираем места поблизости.
И. М.: Можно сказать, это выбор не какого-то гурмана или тонкого ценителя, а просто обывателя, который выбирает место поближе, где может иногда встретиться с друзьями.
Место в Москве, куда все время собираемся, но никак не можем доехать…
И. М.: Такого места нет, потому что мы уже много лет назад нашли его — место, в котором мы живем, и с ним связаны какие-то воспоминания юности, встречи, сердечные дела…
Е. Е.: Иногда хочется съездить в Измайлово, где мы много лет жили.
Главное отличие москвичей от жителей других городов…
Е. Е.: Сейчас сложно сказать, кто такие москвичи, потому что Москва — это сплошная текучка, и здесь, я думаю, больше жителей других городов, чем москвичей. Москвичей вообще уже не осталось.
И. М.: Понятие «москвич» стерлось. Это новые москвичи, мы с ними плохо знакомы.
Е. Е.: Но это же не плохо и не хорошо…
И. М.: Не плохо, да.
Е. Е.: Это хорошо. Во всяком случае жизнь идет.
И. М.: Все должно развиваться. Но нужно выработать какую-то оптику, чтобы увидеть все реально, без искажения.
В Москве лучше, чем в Нью-Йорке, Берлине, Париже, Лондоне…
Е. Е.: Смотря с какой точки зрения!
И. М.: Сейчас все так перемешалось. Сейчас Нью-Йорк представляется каким-то адом, а это город, который мы тоже любили, это был красивый город. И Париж сейчас совсем не то место, которое мы когда-то, в конце восьмидесятых, впервые посетили.
Е. Е.: Парижа, который мы видели, уже нет. А Москва… Мы здесь живем и уже привыкли к обстановке.
И. М.: На фоне деградации культурного уровня европейских, мировых столиц, мне кажется, Москва даже в некотором смысле выигрывает такой стабильностью, что все-таки тут нет таких неожиданностей, где тебя может толкнуть на улице черт знает кто. Хотя город расширился и какие-то тихие старые улочки превратились в бродвеи, где проходит масса народа, по крайней мере здесь все-таки сохраняется историческая преемственность и какая-то стабильность.
За последнее десятилетие изменилось…
Е. Е.: Все уложили плиткой за последнее десятилетие. Точечные застройки в центре безобразные. Ужасные памятники понаставили. Но с точки зрения чистоты, наверное, стало лучше.
И. М.: Да, нельзя сказать, что мы так уж брюзжим по поводу нововведений. Конечно, какие-то плюсы есть, в целом в городе стало комфортнее, мы замечаем это даже когда гуляем с собачкой.
Е. Е.: Но сначала — очень интересно — злились, когда у нас начали благоустраивать дворы, превращать их в какие-то прогулочные зоны. Но когда это уже случилось, остались довольны. Сейчас пандемия, народу не так много, и там стало действительно приятно гулять. По крайней мере чисто.
И. М.: Да, стало почище, но есть ресторанный тяжелый запах. Вечно он витает, не бриз какой-то, а просто такой тяжелый-тяжелый запах прогорклого масла.
Е. Е.: Еще учитывая, что под нами находится кафе и мы наслаждаемся этим запахом даже дома.
И. М.: Да, это немножко портит впечатление о городе — вот эта плохая вентиляция, лучше бы власть позаботилась о чистоте воздуха. Не только о чистоте мостовой. Это тоже не повредило бы.
Хотим изменить в Москве…
Е. Е.: Вряд ли у нас была бы такая возможность. И уже изменить ничего нельзя, все движется вперед, Москва же исторически всегда перестраивалась, отстраивалась, все время менялась, и этот процесс невозможно остановить.
И. М.: Да, я тоже присоединяюсь к мнению Лены.
Нам не хватает в Москве…
И. М.: Покоя.
Если не Москва, то…
И. М.: Вы знаете, мы находимся уже в таком возрасте…
Е. Е.: Что уже выбирать город…
И. М.: Что не до этого, да.
Е. Е.: Нет-нет, мы не представляем себе никакого другого города, кроме Москвы. Потому что мы здесь уже прожили жизнь и доживаем, можно сказать.
И. М.: Да, жизнь прожита фактически.
Нас можно чаще всего застать кроме работы и дома…
И. М.: Мы уже стали домоседами.
Е. Е.: В мастерской и дома чаще всего. А вообще мы бываем на выставках, на «Винзаводе» например.
Только что открывшаяся «Закрытая рыбная выставка. Реконструкция» в Центре Вознесенского…
Е. Е.: Это прекрасный проект, лучший, который мы видели за последнее время. Он действительно осмысленный, интересный и многоплановый, и мы очень рады, что истоком послужила наша выставка 1990 года. Но в этом проекте новые прочтения, новые уровни, современные материалы — очень интересно.
Мы давно знакомы с инициаторами — Яном Гинзбургом и Дмитрием Хворостовым. Так что об их планах мы узнали достаточно давно и, честно сказать, даже не поверили, что это может осуществиться. Но постепенно это приобретало все более серьезные формы. Было интересно общаться, но в процессе подготовки мы не видели работ студентов, поэтому на вернисаже это был сюрприз для нас, и, надо сказать, приятный. Мы тоже сделали свой новый объект специально для этой выставки.
Наши планы…
Е. Е.: У нас должна открыться выставка на Гоголевском бульваре, в Музее современного искусства, 10 ноября. Сейчас мы готовимся к этой выставке.
И. М.: Мы два года к ней готовимся. Такое серьезное событие в нашей жизни, потому что там мы постараемся представить фактически всю нашу совместную действительность. Будут даже какие-то работы, когда мы еще работали отдельно. Для нас это важнейшее событие, и мы плотно в течение двух лет занимаемся этим проектом.
Е. Е.: Это большая выставка, ретроспективная, и там будут новые работы.
«Закрытая рыбная выставка. Реконструкция» открыта до 22 ноября.
Фото: Александр Забрин