О московских скоростях, страхе перед самокатчиками, курьерами и районами со словом «пойма», волшебном участке между «Третьяковской» и «Новокузнецкой», где как-то особенно свободно и каждую минуту можно встретить знакомых, о том, что из московских клубов неизменными остались «Китайский летчик» и «16 тонн», и о своем концерте 1 декабря, который следует считать предновогодним.

Мы родились…

Максим Кучеренко: Не в Москве.

Осенью далекого 2000 года я находился с моей будущей женой Юлией на кухне и жарил котлеты в городе Севастополе. Раздался звонок по дисковому телефону — это звонил Владимир Ткаченко. С особой важностью, как это бывает, он попросил меня сесть, максимально ему внимать и выслушать его сообщение, смысл которого заключался в том, что нас подписывает рекорд-лейбл и надо ехать в Москву. Когда разговор закончился, я спросил Юлию, поедет ли она в Москву, и она ответила утвердительно. Вот так я и оказался в Москве на съемной квартире колоритного взбалмошного деда-ветерана на Нагатинской за 300 рублей в неделю, с тараканами и на одном диване с Владимиром Ткаченко. Моя будущая жена подъехала несколько позже.

Владимир Ткаченко: В Москву ведут все дороги. По крайней мере вели. Сначала был интеллигентный Питер, но, видимо, он принимает и пестует только своих. Понаехавшим музыкантам в Питере точно делать нечего. Москва приняла фастфудами, съемными квартирами и рандеву с ментами. Помню, я им давал по 500 рублей, когда заканчивалась регистрация. Москву я не принял, да это и невозможно. Как можно принять океан? В нем можно только утонуть.

Наши любимые районы…

Владимир Ткаченко: Мне традиционно нравится все, что внутри Бульварного кольца, и немножко то, что внутри Садового. Адреса…  Улица Правды, безусловно. Там находится компания «Снегири Музыка», наши первые продюсеры. В перерыве я шел в магазинчик поблизости, брал крохотную пиццу, какой-то салат с дурацким названием, то ли «Юность», то ли «Свежесть», и ел это прямо на скамейке. Мы недавно с Найком [Борзовым] встретились там, на улице Правды. Я подумал: как время бежит, а Найк все так же свеж и юн, как будто он вчера только «Супермена» выпустил. Может, он ест эти салатики?

Еще люблю пространство между «Третьяковской» и «Новокузнецкой». Там как-то особенно свободно и чувствуешь, что каждую минуту можешь кого-то встретить, знакомых и полузнакомых людей.

Маросейку люблю, особенно то место, где она в Покровку переходит. Это происходит так незаметно и внезапно, как течет жизнь. Была Маросейка, а тут бац — и Покровка. Ну и, наконец, район Фили — Филевский парк. Я тут живу, и меня почти все устраивает. Особенно деревья.

Максим Кучеренко: К моменту, когда мы оказались в Москве, здесь расцветала клубная жизнь. Помню презентацию в знаменитом казино Golden Palace, где я увидел с десяти метров Филиппа Киркорова и даже Юрия Шевчука. Когда-то такое было возможно и они еще не устроили ту самую знаменитую драку в питерском отеле. Рекорд-лейбл нас водил по концертам, например, в клуб «16 тонн» мы проносили в носке под штанами бутылку алкоголя. В демократичном заведении «Проект О.Г.И.» в Потаповском переулке, 8, можно было брать пирожки по 80 копеек и водку, а также читать книжки издательства Дмитрия Ицковича в соседнем зале. Еще помнится, как в одном пустом номере гостиницы «Центральная», что на Тверской, находились люди, которые за 600 рублей делали регистрацию на три месяца — еще одно странное место. Парки, ВДНХ и прочее находились в каком-то угрюмом разоренном состоянии. Единственным приятным местом был Парк Победы, в котором было просторно и легко пился портвейн. На сегодня неизменными остались два заведения — это «Китайский летчик» и «16 тонн», в которых все, как тогда.

Нелюбимые районы…

Максим Кучеренко: Нелюбимый район — Капотня: его все ругают, я там никогда не был, но мечтаю посмотреть на горящий факел из красивых апартаментов — нужно снять и устроить Б-52-пати (шутка). Хотя, если послушать песню «Ружья Теплого Стана» группы «Соломенные Еноты», можно влюбиться и в Теплый Стан, и в Коньково. Так, например, группа The Clash влюбила всех панков в лондонский Брикстон благодаря песне «Guns of Brixton».

Владимир Ткаченко: Трудно любить места, в которых не был. Но это ни о чем не говорит. Поживешь там пару лет и полюбишь. Меня лишь пугают районы со словом «пойма». Вот туда я не стремлюсь. Меня там и поймать могут. Рядом с нами Филевская пойма, но я там не был ни разу.

Где мы сейчас живем…

Максим Кучеренко: Я прожил последние 10 лет на Цветном бульваре. Эту квартиру мне «сосватал» правнук писателя Булгакова — милейший музыкант и по совместительству риелтор, который имеет черты сходства со знаменитым предком. Квартира находится в кооперативном доме Большого театра. Впервые в жизни моими соседями по площадке были оперная певица, трубач и семья педагогов Гнесинки. Я прожил там счастливые годы. В этой квартире были встречи с людьми, которых в своей жизни уже не увижу никогда. Крепко сдружился с балериной, живущей этажом выше — восьмидесятилетней Алевтиной Михайловной, которую на работу устраивал сам Александров. Иногда я водил экскурсии по Цветному, рассказывал истории, дружил с художником Семенским и шляпником Гариным, выпивал с целым книжным магазином «Во весь голос», был завсегдатаем новиковского «Валенка», приятельствовал с отцом Леонидом из Свято-Троицкого храма и покупал китайский чай в самом правильном месте на Троицкой улице по соседству с Валентиной Терешковой и Гариком Сукачевым — и вот теперь квартиру продают, надо съезжать, и это для меня прям беда. Такая вот история моей «нехорошей квартиры». А может, пора завязывать с тщеславием и сибаритством и селиться в Капотне.

Владимир Ткаченко: С 2001 года я живу в районе Фили — Филевский парк и менять ничего не хочу. Тут все чудно. Парк, река, люди, продавцы, алкаши, светофоры — все родное. Строек, правда, много, особенно на Барклая. И жаль «Горбушкин двор», видимо, его снесут. Ну так что ж. Был я недавно на «Горбушкином дворе», винил искал в подарок. И продавец сказал мне, что у него один винил стоит больше, чем его и моя жизни вместе взятые. Поэтому сносите «Горбушку», я в других, более гуманных местах буду винил брать.

Москвичи отличаются от жителей других городов…

Владимир Ткаченко: Москвичи немногое замечают, поскольку живут на предельных скоростях. Москвичам надо успеть за день сделать то, что самарцу (или самаритянину) нужно сделать за неделю. Скорость умножая на время, мы получаем, как известно, расстояние. Поэтому тела и мысли москвичей летят так же быстро, как «мерседесы» ночью по Третьему транспортному кольцу. Средний москвич успевает за сутки обогнуть экватор.

Максим Кучеренко: Москвичи, чьи предки ведут свою родословную с довоенного периода, по-настоящему открытые, радостные и теплые люди. У них по большому счету все есть — за их плечами огромная история и целые картины городской жизни: и деревянные бараки, и знаменитые яблочные сады, коими была полна Москва до большой реконструкции в 1950-е, Москва олимпийская и, конечно же, дачные поселки, без которых невозможен ни один настоящий старожил-москвич. Обитатели же Москвы XXI века — усредненные прагматики, которые похожи на жителей больших городов мира. В силу профранцузского влияния, которое сложилось в Москве и Питере со времен Екатерины и Наполеоновских войн, русские этих мест близки к французам, у меня есть даже такая шутка, что русские — это слегка одичавшие французы, но менее избалованные и более закаленные холодами, отчего лицами красивее и душою шире.

Что бы мы поменяли в Москве…

Владимир Ткаченко: Я побаиваюсь только самокатчиков и яндекс-курьеров. В остальном я смелый. Кроме того, пробки по причине ремонта дорог — хороший повод для самосозерцания, но им нельзя злоупотреблять за рулем.

Максим Кучеренко: Я думаю, что оригинальным не буду. Проблема пробок. Однажды в пробке попал в аварию, едучи в такси, стал выбираться и был сбит машиной с крайней полосы на Ленинградке. Отделался легко — парой швов на носу.

С каким заграничным городом можно сравнить Москву…

Максим Кучеренко: Москва похожа архитектурно на те города, которые восстанавливались активно в послевоенный период: Минск, Варшава и Берлин. С Нью-Йорком в силу архитектурных и этносоциальных нюансов сравнивать бесполезно. Я давно не был в Берлине, но какая-то урбанистическая логика, имперский масштаб, угрюмоватая пафосность, спальные районы и яркий культурный центр города сближают эти города. Мой брат Олег продолжительное время жил в Берлине и в Москве. Он говорил, что Берлин хорош в дождь, а наша столица — в снег.

Владимир Ткаченко: Ближе всех Лос-Анджелес. Голливуд похож на Кремль. И в Лос-Анджелесе много геев, примерно столько же, сколько в Москве телефонных мошенников.

Концерт группы «Ундервуд» 1 декабря в клубе 1930 Moscow…

Максим Кучеренко: О! Это будет главный концерт года. Группа «Ундервуд» имеет большой тематический каталог, и мы решили сыграть ровным счетом все из разных исторических периодов, предоставляя слушателю свою поэму музыкальной жизни. Концепт простой: алфавитный порядок — сумма всех букв, как в букваре или на пишущей машинке. В декабре хочется чего-то необычного, большого и специального. Причем во всем — в одежде, гастрономии и, конечно, в сфере хороших новостей. Надеюсь, мы нашим концертом удовлетворим все вкусы и создадим прецедент для предновогоднего настроения.

Владимир Ткаченко: Он будет, как сказал бы один литературный герой, «своеобычным». То есть что-то в нем обычное останется, но и своеобразием мы его наделим. Все же не каждый день играешь песни по алфавиту.

Фото: из архива группы «Ундервуд»