В декабре в исторической типографии Сытина на Пятницкой Ассоциация галерей (АГА) провела первую ярмарку современного искусства Сatalog. Ее посетили более 6 тыс. человек, половину покупок сделали новые коллекционеры, некоторые галереи совершили больше 30 сделок (работы были по ценам от 10 тыс. рублей до почти 5 млн). «Москвич Mag» поговорил с одним из основателей АГА и ярмарки Catalog, а также владельцем галереи «Триумф» Дмитрием Ханкиным об итогах ярмарки и о перспективах развития российского искусства сейчас, когда нельзя ничего говорить прямо и рассчитывать на международный успех.

Как прошла ярмарка, какие итоги?

Она прошла хорошо по любому счету, включая гамбургский.

Вообще в любом случае хорошо, что она сейчас появилась. Ведь в наше время, когда все сложно, вы вдруг решили запустить новую ярмарку.

Что значит вдруг? Это результат долгой работы. Почву попробовали в прошлом году, сделали так называемую маленькую зимнюю ярмарку на «Винзаводе», у нее даже не было названия.

Потом хотели сделать большую летнюю ярмарку, и всем не понравилась аббревиатура.

«Б.Л.Я.» нам очень понравилось, но работать с таким названием по определенным причинам сложно. У второй итерации ярмарки теперь есть собственное название — Catalog. Она в два раза больше по количеству галерей и в три раза — по площади. У нее есть все атрибуты нормальной ярмарки современного искусства, которых не было раньше.

Приучить людей держаться вместе и делать что-то вместе — на это тоже нужно время. Соответственно, мы потратили этот год на то, чтобы приучить людей, по крайней мере внутри Ассоциации галерей, держаться вместе. И это самый важный результат любой нашей деятельности, в том числе и этой ярмарки. Редкие проявления цеховой солидарности для нас очень ценны, особенно в нашей сложной сфере. Получается, что есть ассоциация, считай, гильдия, есть цеховые правила, цеховая этика и солидарность. Вот это важно. Уже ради одного этого стоило заморачиваться. Это первое. А второе: мы неожиданно увидели новое поколение клиентов. Я не спешу их называть коллекционерами — это немножко сложнее. С научной точки зрения это именно клиентура: молодая, очень лихая, веселая, на многое готовая. Какая-то часть из них будет когда-нибудь коллекционерами 100% — у них есть такие интенции. И это тоже очень приятное наблюдение этой ярмарки. Третье: она разумно управляемая.

Что это значит? Чем она отличается от других ярмарок?

Есть разные ярмарочные форматы. Это цеховая внутренняя ярмарка, которую делает Ассоциация галерей сама для себя: галеристы для галеристов. Не какой-то отдельный менеджмент, а мы сами для себя. И это самое важное. Мы отлично понимаем, чего нам не хватает на Cosmoscow, мы прекрасно понимаем, чего никогда не достигнет Art Russia, и мы осознаем, где пороги Da! Moscow, потому что мы обычно сами за это платим, когда участвуем. Кстати, наша ярмарка сильно дешевле остальных (меньше плата за участие. — «Москвич Mag»). У нас иной сервисный подход: бригады повесчиков, удобный график заезда, монтажа и бесплатного света — сколько люди захотят и попросят, чай, кофе и еда на площадке для людей, которые монтируются, есть. Это такие маленькие добрые вещи, из которых складывается подход. О размере: 2400 кв. м, 30 галерей — это нормальная, уверенная ярмарка, но не огромная, как была, например, «Арт-Москва». Естественно, у нас был отбор и контроль со стороны сообщества, представителями которого является ярмарочный менеджмент. Мы все плоть от плоти этого рынка.

Я слышала, была жеребьевка. Что она определяла?

Какое место будет у галереи на ярмарке. Честно и прозрачно: залезаешь в шапку, достаешь бумажку, там написано: «Твой номер — 7» — и все, ты не можешь купить себе другое место. У всех равное количество метров, равный доступ к инфраструктуре, а симпатии, антипатии и амбиции — побоку.

Почему именно сейчас появился этот проект? Почему не пять лет назад, когда все было проще?

А почему нет? Пять лет назад было вообще не легко, сейчас легче.

Почему?

Потому что все ясно. А ясность — это всегда облегчение. Пять лет назад все жили какими-то иллюзиями: что мы сейчас съездим в Турин, в Мадрид, а потом поедем на ярмарку Liste, а когда-нибудь нас, может быть, возьмут на Art Basel (крупнейшая ярмарка современного искусства в мире. — «Москвич Mag»). Не возьмут — никого никогда.

Вы считаете, у нашего искусства нет перспектив в мире?

У нашего искусства есть перспективы в мире. Россия — страна крутых художников, серьезных школ, страна больших идей. И не важно, хотят тебя признавать или нет. У нас есть шансы доносить информацию, надо просто доносить ее другими путями. Зачем нам стучаться в двери, которые никогда не откроются?

Что вы имеете в виду, если, как вы говорите, все, что мы делали раньше, не работает?

Оно работало до поры: наши галеристы Владимир Овчаренко и Елена Селина были на Art Basel, а теперь нет. Делались большие программные международные выставки русского искусства, а теперь нет. Да и продавалось кое-что как-то, а теперь нет. Это и имею в виду.

Но есть галеристы, которые в этом году были на ярмарке в Майами и там продавали русское искусство. И всем было все равно, откуда оно.

Можно съездить на Scope или какую-то небольшую ярмарку, это не бином Ньютона, а вы попробуйте выставиться в основном корпусе Art Basel. У наших галеристов нет и долго не будет этого шанса.

Но это же не значит, что сейчас нельзя поехать на Запад и показывать там русское искусство?

Не значит. Ярмарки типа Liste, Scope или еще кто-нибудь возьмут с удовольствием за 50 тыс. евро на круг, где ты ничего не продашь, и вообще ярмарочные цены — это какое-то издевательство над людьми.

Что вообще сейчас по вашим источникам слышно: что говорят про русское искусство на Западе?

Стараются вообще ничего не говорить и не впадать ни в какие крайности. С другой стороны, я настолько сейчас занят, что не слежу за тем, что говорят про русское искусство на Западе.

Никто сейчас с нами связываться всерьез не хочет и не будет. Не только в Париже, Лондоне, Нью-Йорке и Берлине, но и в Дели, и в Шанхае. Но не будут какое-то время. А будущее российского искусства сейчас зависит от того, где в мае окажутся передовые части 1-й гвардейской танковой армии — вот и все. Мы живем во время геополитической турбулентности. Современное искусство — крайне политизированная часть культурных индустрий, поэтому никому из тех, кто живет и работает сейчас в Москве, никакого хода пока нет и не будет. Будет псевдоход уехавшим русским художникам, положившим сухую собачью какашку на голову тех, кто здесь остался. Но это тоже не новость: началось все с Pussy Riot, Павленского и группы «Война». Они реализовывали собственные стратегии и плавно отваливали. Обедали с Мадонной, делали капсульные коллекции с Гальяно, ходили на Met Gala. А мы все здесь выгребали за них. Потому что нам говорили: «А, это вы современное искусство? Это вы там в храмах кощунствуете? Да идите отсюда подальше!» И ты не можешь объяснить: «Слушай, мы разные… » Нет! В общественном сознании массово закрепился вот этот образ. Ровно как и сейчас: те, кто остался в Москве, будет везти на себе бремя опрометчивых и часто неоправданных действий тех, кто уехал. Потому что до нас добраться легко и просто.

Как в нашей стране в нынешних условиях развиваться современному искусству?

А чем вам не нравится страна? Что, нас не пускают куда-то? Какое-то время нас не будут подпускать к государственным музеям. Ну и что, им же хуже. Но все преходяще. А искусство вечно, как это ни банально звучит.

И что нам остается теперь? Сидеть и ждать?

Я категорически не согласен с каждым словом. Сидеть не хочу, ждать долго не умею. Я не согласен со словом «остается» — это вообще ерунда, потому что мы должны делать то, что мы делаем. В любое время кому-то что-то не нравится, кому-то что-то не так, а кому-то вообще не нравится все, ну и что? Это время, которое нам дано, и нам надо в нем жить и желательно работать. Трудности закаляют характер, как я слышал.

И как создавать искусство в этой ситуации?

Нормально: руки свободны, ноги свободны. Контроль за языком тоже вещь полезная. При совсем страшном Советском Союзе все равно было неформальное искусство, несмотря на то что его гнобили, но ведь никого же толком не убили, да? Посадили кого-то по смежным статьям — кого за валюту, кого за тунеядство, создали людям лютые биографии, которые потом привели художников к международным премиям или огромным продажам.

Вы сейчас ждете появления новых нонконформистов?

Я сейчас уже наблюдаю появление нового поколения русских художников. Им сейчас 23–25. Они отличаются двумя вещами. Первое: они очень точно чувствуют, являются носителями мирового знания о том, что хорошо и что плохо сегодня. Сами по себе, им никто не рассказывал об этом. Они делают примерно то же самое, что их сверстники в Нью-Йорке, в Лондоне, в Риме, в Париже. Делают сами. У них это как-то получается. Второе: это люди коммуникационного и посткоммуникационного поколения, впитывающие и получающие информацию в огромных количествах и четко распоряжающиеся этой информацией, на мой взгляд, абсолютно правильно. Это очень прагматичное поколение, поэтому мне с ними легко. Русские художники никогда до этого не были холодными, рассудочными людьми. Но при этом это поколение трудоспособное, непьющее, не употребляющее всякую разную дурь. И лидеры этого поколения — очень сильные русские девочки, с кованой кочергой внутри — несгибаемые. Прекрасные, как утренняя заря.

Какое искусство производят эти несгибаемые девочки?

Тончайшее. Неопейнтинг. И я с упоением наблюдаю, как на наших выставках складываются тандемы художников с кураторами, которые чуть постарше. Эти люди — отрада моего сердца. И ничто не помешает им делать выставки. Если только не начнется серьезное истребление. Но не с чего начаться.

Какие планы у ярмарки Catalog? Когда хотите делать следующую ярмарку?

Сам Catalog — в апреле. Осенью, видимо, Владивосток, если получится. А зимой опять Catalog в Москве. У нас будет в год несколько событий. Русскому искусству и комьюнити есть что сказать и есть кого показать. Надо давать людям шансы. Ярмарка — это какой-никакой шанс.

Фото: предоставлено PR-службой галереи «Триумф»