Документальный фильм «Бондарчук. Battle» рассказывает о 12 годах из жизни Сергея Бондарчука и его работе над «Войной и миром» и «Ватерлоо». Накануне телепремьеры на канале СТС (9 мая в 00.10) Федор Бондарчук рассказал Ярославу Забалуеву, как работал с авторами сценария Антоном Желновым и Денисом Катаевым, об участии в картине дочерей Стэнли Кубрика и Дино Де Лаурентиса и о том, как фильмы отца повлияли на его собственное кино.

Я думаю, вы понимаете предубеждение, с которым подступаешься к российскому документальному кино. И я был очень удивлен тем, что «Battle» — очень сфокусированный фильм, не пытающийся впихнуть большую биографию в полтора часа.

Спасибо. Это была идея Антона Желнова и Дениса Катаева — взять 12 лет, которые в истории страны соответствует периоду оттепели, и посмотреть на них несколько иначе. Иностранные спикеры, как вы заметили, говорят о переходе от сталинского и постсталинского кинематографа — коллективное бессознательное и плакатные истории — к фокусу на человеке. Мне очень нравится, что там фрагменты из «Летят журавли» и «Баллады о солдате». И, кстати, мне казалось, что про «Судьбу человека» в фильме можно было не говорить, но нет — это первый акт трехактной структуры, что стало понятно на монтаже. Я прекрасно понимал, за что берусь. Понимал, что 12 лет, которые показаны в фильме, это период, который я не помню. Во-первых, я был маленький, во-вторых, я, как говорили в семье, «оставался в заложниках» в Советском Союзе, пока отец снимал за границей — полную семью по понятным причинам не выпускали.

Вы говорите об идеях Желнова и Катаева, но когда мы с вами в прошлый раз встречались в конце 2019-го, вы как раз говорили, что готовитесь к съемкам фильма об отце. Расскажите, как он возник и какова в этой картине ваша роль? Мне показалось, что с точки зрения визуального ряда и монтажа это совершенно ваше кино.

Да, это забавно. Фильм начинается с перемонтированных батальных сцен из «Войны и мира» — большой стиль, большая форма. Я когда посмотрел, сказал Антону: «Это я снимаю такое кино, а не ты!» (Смеется.) Вообще, как вы правильно сказали, документальное кино вызывает скепсис, но в то же время сейчас переживает очевидный расцвет. Невозможно все время про это говорить, но связан он, конечно, с появлением платформ. Я говорю о сериалах, прежде всего «Короле тигров», «Дикой-дикой стране» и многих других. Я за этим, конечно, следил, как и за учениками Марины Разбежкиной. Следил и за работами Антона Желнова и Николая Картозии — «Сорокин-трип», «Бродский не поэт» и т. д. Это в большей степени эфирное кино, сделанное по другим правилам, более доходчивое. И вот в какой-то момент я встретился с Антоном и спросил, интересно ли ему сделать кино про Сергея Бондарчука. В прошлом году отцу исполнилось сто лет — крупная дата, но мне не хотелось делать так, как это бывает, фильм-открытку. Такие наверняка будут — они и были — на официальных каналах.

Давайте я это скажу за вас: в российском кино это обычно в лучшем случае парадный портрет, а в худшем — фильм-надгробие.

Я бы не хотел говорить так резко, но это, наверное, самое точное определение. Мне хотелось сделать художественное произведение, не байопик. Я был уверен, что эта фигура и это время заслуживали другого подхода. В общем, я даже не предлагал и не заказывал, просто спросил, интересно ли Антону сделать такой фильм. Он взял паузу и вернулся уже с Денисом Катаевым и идеей фильма. Дениса идея заинтересовала, тронула — это дорогого стоит.

Он, конечно, догонял — потому что родился в деревне, потому что был на фронте. Но догнал и перегнал.

Дальше мы уже обсуждали детали — решили, что на крупном плане останутся две картины: «Война и мир» и «Ватерлоо». Останется время, когда изменилось кино, а о войне стали снимать фронтовики. И я очень рад, что среди спикеров рядом с Никитой Михалковым и Мартой Де Лаурентис оказывается механик из кинотеатра в Беверли-Хиллз…  Вы спросили про мое участие — так вот, оно заключалось среди прочего в том, что я договаривался со спикерами. Звонил Никите Сергеевичу, Анастасии Александровне Вертинской. С семьей Дино Де Лаурентиса у нас тоже сохранились отношения, так что с Мартой договаривался тоже я. Как и с Людмилой Савельевой, голос которой звучит за кадром. Она не дает интервью, так что мне особенно дорого, что она согласилась подарить нам свои воспоминания. Это вообще замечательный блок — о Савельевой как диве и одной из первых советских фэшн-икон. Есть вещи, которые отрезали на монтаже. Например, Андрей Сергеевич Кончаловский говорит о том, что отец был сродни Шукшину в своей близости к земле, а потом добавляет, что при этом Бондарчук был западником. Мне жаль, что это не вошло в фильм, но это позиция Антона.

Да, жаль. Потому что там есть такой эффект: масса иностранных спикеров, все говорят о международном значении Бондарчука, а потом появляются Андрей и Никита Михалковы и говорят о том, что он вообще-то из деревни и всегда был вынужден «догонять».

Хорошо, что вы это заметили. Вообще, конечно, догонял — потому что родился в деревне, потому что был на фронте. Но догнал и перегнал: по теме войны 1812-го года отец был экспертом посильнее многих историков. Был такой случай. В «Ватерлоо» Наполеон надевает очки, что вызвало серьезные споры. Так вот отец доказал — по источникам — что да, носил. Он был в этом специалистом. Прочитал все, что было издано и не издано об этом историческом периоде.

Съемки «Ватерлоо» — беспрецедентный случай в истории советского кино. Есть ли какие-то истории об этой работе Сергея Федоровича, которые в фильм не вошли?

Есть, но не про «Ватерлоо», а про то, как отец играл Астрова в «Дяде Ване» у Кончаловского. Андрей Сергеевич сам это рассказывал. Он придумал Астрова с плохой кожей, с перхотью на засаленных льняных пиджачках. Во всем образе была такая очевидная брезгливость к персонажу, которой отец сопротивлялся. После съемок «Ватерлоо» у отца остались фантастические отношения со студией «Чинечитта», где он и заказал костюмы для Астрова. Кончаловский страшно ругался, что Бондарчук создал собственного Астрова — с роскошной гривой волос, окладистой бородой и льняными «тройками». Прямого отношения к «Ватерлоо» эта история не имеет, но это, конечно, шлейф работы за рубежом.

А саму работу над «Ватерлоо» он как-то сравнивал с условиями, в которых создавалась «Война и мир»?

Ему точно не выкручивали руки, скорее он привнес свой опыт. Ничего подобного «Войне и миру» — по масштабу — не создавалось. Разве что «Клеопатра» или «Бен-Гур». Думаю, что условия студии касались только графика работы — продолжительность перерывов, два выходных. Разумеется, он был впечатлен, когда кастинг-директор предложил ему Орсона Уэллса, Рода Стайгера, Кристофера Пламмера. Но до этого он работал с Кторовым и другими мхатовскими стариками, так что масштаб артистов хоть и впечатлял, но не был для него в новинку.

Ничего подобного «Войне и миру» — по масштабу — не создавалось.

И вот еще, кстати, любопытная деталь. Отец работал не только с масштабными сюжетами и выдающимися артистами. Он снимал про другое время, экранизировал классику — Толстого, Чехова, Шолохова. Многие говорили, что его удобно было хвалить, потому что он никак вроде бы не касался действительности. При этом он ни разу не конформист, в таком выборе материала была большая хитрость — возможность ухода к свободе высказывания.

В фильме, как мы уже говорили, много иностранных спикеров, вплоть до дочери Стэнли Кубрика. Скажите, Сергей Бондарчук сегодня — мировая величина?

Знаете, да. Время проходит, но «Война и мир» остается таким фильмом-колоссом, совершенно уникальным. Я это иногда проверяю, причем помимо своей воли. Мир, как вы знаете, стремительно изменился, и мы, сидя у себя дома, проводим зумы, заключаем договоры. Такие разговоры с западными коллегами у меня происходят каждую неделю. Там надо представляться: меня зовут так-то, мне столько-то лет, окончил то-то, дебют такой-то. И я никогда не представляюсь, как сын Oscar winner filmmaker, но в каждом таком разговоре возникает вопрос, какое я имею отношение к Бондарчуку. (Смеется.) Есть пул режиссеров, куда входят и Скорсезе, и Кэмерон, которые вкладывают деньги в ремастеринг великих картин. Несколько лет назад вышел ремастеринг «Войны и мира» — это совершенно другого характера изобразительное чтиво. Абсолютно современная картина, которая выглядит сногсшибательно. Денис Катаев рассказывал, что с шестичасового показа ремастированной версии во время Каннского кинофестиваля не вышел ни один человек.

То есть зарубежные спикеры говорили охотно?

У нас была договоренность с Копполой, отец с ним товариществовал, бывал у него дома. Но там нужно было прямое интервью, которое отменил ковид. Кроме того, Питер Джексон оказался большим поклонником Бондарчука, и он был готов дать комментарий, но это не состоялось по тем же причинам. А с Кристи Пую мы сняли большое интервью, но оно не вошло. Может быть, мы доснимем и сделаем сериал — три серии. Отдельного фильма очевидно требуют «Они сражались за Родину» — здесь можно сделать переход на трагедию со съемками «Тихого Дона» и финал жизни. И можно доделать первую серию — про послевоенные годы и «Судьбу человека». У меня руки чешутся это доделать. Причем доделать, как ни банально это звучит, по запросам зрителей. Не было человека, который не подошел бы ко мне после первых показов и не спросил о продолжении. В общем, очень доволен результатом. И после того как мы закончили фильм, поблагодарил Антона за то, что он во многом по-новому открыл отца для меня самого.

Вы сейчас можете сформулировать, что для вас главное в Сергее Федоровиче?

Он искренне, по-настоящему верил, что кино может изменить душу человеческую к лучшему. У меня в связи с этим спрашивают, есть ли миссия у меня? Нет, наверное. Есть какие-то смыслы, но миссия…  Я даже такими категориями не мыслю. А он мыслил, верил, и у него получалось.

Тем не менее вы чувствуете себя продолжателем семейной традиции?

Это очень тяжелый вопрос. Я долго дистанцировался от фильмов отца, его настроек. Хотел делать свое кино. И хотите верьте, хотите нет — он проявляется в моих фильмах как-то сам по себе. Когда мы выпустили «9 роту», уже был успех, один журналист сопоставил «Роту» и «Они сражались за Родину». И там действительно есть большие монтажные стыки — в минуту! — практически идентичные. Это не специально. Я даже заставлял себя не смотреть картины отца, ни в коем случае не хотел повторяться. Я не хотел копировать его стиль. Масштаб — да, так уж получилось.

И последний вопрос. В фильме есть один момент, от которого я ахнул — когда Сергей Федорович говорит, что хотел бы вернуться к теме «Судьбы человека» с другой стороны и экранизировать «Колымские рассказы». В каком состоянии был этот проект?

Он прочитал Шаламова, был под огромным впечатлением, но больше ничего сделать не успел. Мы, кстати, прочитали их одновременно, когда отец привез книгу из-за границы — это тогда была запрещенная литература. Только ему было к семидесяти, а мне — к двадцати.

А вы не хотите сами снять этот фильм?

Ну вот что вы за человек такой…  Конечно, хочу. Причем это желание возникло не в монтажный период, а только сейчас. Это то, с чем я прямо сейчас живу и мучаюсь.

Фото: Абдул Артуев

Телепремьера фильма «Бондарчук. Battle» состоится 9 мая в 00.10 на канале СТС.