2000-е: «Все эти годы мы слышали: за-пре-ще-но!»
Самое удивительное, что в 1990-х, когда все ринулись хватать свободу горстями столько, сколько могли унести, а уж напечатать можно было и вовсе что угодно, никакой тематической прессы для ЛГБТ так и не появилось. Приходилось удовлетворяться импортной прессой, продававшейся на Горбушке.
«В первой половине 1990-х начала появляться переводная гомосексуальная фантастика, — начинает перечислять Анна Соболева. — К примеру, книжка Лоис Буджолд “Этан с Афона”. В “Крадущейся тьме” и “Луне предателей” Линн Флевелинг главные герои — мужская пара. Тогда все это переводилось и издавалось издательством АСТ, а сейчас, я думаю, такое никто уже не выпустит, да и не купишь в магазине.
А про журналы с картинками могу рассказать историю. Между Ленинградским и Ярославским вокзалами еще с конца 1980-х появился развал, где все это можно было купить либо полистать за скромную плату, не отходя от лотка. Одна из наших сотрудниц в то время ходила в университетскую секцию карате. И был у них довольно хрупкий на вид светловолосый парень, который тем не менее прошел Афган. Однажды поздно вечером он куда-то ехал на метро, и к нему подсел гей, у которого в голове возникли мысли явно не о спецвойсках. Он достал эти журналы и начал ему показывать. Паренек этот даже не стал его как-то особенно метелить, а просто схватил и выкинул из вагона. А потом, к ужасу своему, обнаружил, что сумка с этими журналами и кассетами осталась у него в руках. Просто донести их до ближайшей мусорки он не мог, видимо, жалко стало, и вот так все это попало ко мне. Естественно, весь отдел столпился вокруг моего стола: “Ой, какая дрянь! Ну какая гадость, особенно вот эта картинка, две страницы назад — переверни, переверни!” В общем, с журналами ознакомился весь мой отдел, все родственники сотрудников и так далее».
На самом деле все это было совсем не просто. Я помню, что когда я пришел регистрировать сайт — а в то время регистрацией доменов в России занималась только компания Demos — мне там сказали: “Да вы с ума сошли, это запрещено! Мы не будем регистрировать сайт с таким названием”. Статью, напомню, к тому моменту уже отменили. И вот так, все те 20 с лишним лет, которые существует наш сайт, мы слышим: “За-пре-ще-но! Мы не можем зарегистрировать ваш домен. Мы не можем разместить у себя ваш хостинг. Мы не можем выпускать вашу печатную продукцию. Мы не можем принимать к оплате транзакции из вашего интернет-магазина”. Сейчас это все хотя бы озвучено официально и четко, а в конце 1990-х эта позиция была неофициальной, и приходилось изворачиваться, чтобы хоть что-то сделать. Доходило до полного абсурда — я не мог продать книжку с дневниками Томаса Манна. То есть печатать нам ее печатали, а вот продать ее через интернет-магазин я уже не мог: “Это же порнография!” и все такое прочее. О том, чтобы продать кассету с невинным фильмом “Смерть в Венеции”, вообще речи не шло — это же ужас!.. Короче, шла постоянная, ежедневная борьба за какие-то глупые мелочи.
Представьте, что вам каждый день запрещают выходить на улицу. Запрещают покупать молоко. Запрещают менять сто рублей по десятке. И ты сидишь и думаешь: “Господи, ну когда же вот это все закончится? И главное, кому все это мешает?”»
«“Квир” очень долго не хотели регистрировать, — уточняет Мишин. — В конце концов мы договорились с какой-то компанией, и она провела исследование, под которым подписались то ли три, то ли четыре профессора — там было сказано, что это прекрасный журнал, который очень нужен людям, и все в таком духе, что там нет никакого порнографического содержания. Но все равно нам сказали, что если мы опубликуем в одном номере больше трех членов, то нас закроют».
«Квир», разумеется, не был первым. После «Темы» уже в 1990-х появились «Арго» и «Уранус», «1/10», лесбийские «Остров» и «Волга», множество материалов по ЛГБТ-тематике печатали модные «Птюч» и «Ом», однако большинство таких попыток носило полупрофессиональный характер, и многие издания исчезали, успев выпустить в среднем от одного до трех номеров. А вот «Квир» не только сумел прожить больше десяти лет, но и добиться выкладки в обычных киосках рядом с Men’s Health, GQ и Сosmopolitan. Но даже тогда его тираж не превышал 4000 экземпляров — ничтожная цифра для нулевых, времени последнего расцвета глянца.
«В начале мы существовали именно за счет подписки, — подчеркивает Всеволод Галкин. — Потом к нам пришла реклама: “Арбат-престиж”, зубные пасты, что-то еще. Но большая часть наших доходов всегда приходила от подписчиков. Мы были в каталоге “Почты России”, нас продавали на вокзалах и в киосках, причем не только в Москве. Вообще, несмотря на скромные тиражи, у нас был довольно большой охват читателей, особенно если учесть, что в какой-то момент мы были единственным гей-журналом в стране. О нас говорили, нас знали, нас постоянно звали на интервью».
Подписчики «Квира» имелись даже в Администрации президента — каждый месяц туда уходило пять экземпляров. Но вот чем «Квир» действительно вошел в историю отечественного глянца, так это своей знаменитой «нормой члена». «На каждый номер полагалось не больше трех и не меньше одного, — уточняет Галкин. — На самом деле в России это никак не нормировалось, но мы в редакции договорились взять за образец стандарт, который тогда действовал в Германии. Во время съемок мы замеряли члены транспортиром: меньше 30 градусов — это эротика, больше 30 — уже порнография».
Когда мы говорим об этом во время интервью, то смеемся, хотя на самом деле вся эта история с «нормой члена» — ярчайший пример лицемерия, ведь в тех же киосках рядом с «Квиром» лежал Playboy. Помимо цензуры «Квир» страдал еще и от глянцевых стандартов, не допускавших особого разнообразия. «Многое приходилось делать на потребу аудитории, — вздыхает Галкин. — На обложке должен быть подкачанный парень в трусах с подчеркнутым рельефом, который похотливым взглядом смотрит в камеру. Мне как художнику это быстро надоело, и я старался от этого отходить. Пытался давать портреты, сюжетные сцены, вписывал моделей в некий пейзаж. А сейчас я вижу тот же стандарт и даже с теми же позами, ровным слоем размазанный по всему гейскому инстаграму».
Казалось, «Квир» мог бы сделать шаг в сторону и превратиться в серьезное издание, говорящее с российскими гомосексуалами об их проблемах. Увы, не мог — бюджет издания был слишком «тугим». «Хорошие перья — они, увы, не бесплатные, — разводит руками Всеволод Галкин. — Графоманы-подписчики, конечно, присылали нам тонны мусора на тему “Как я стал проституткой” или “Как соблазнить натурала”, мы даже что-то из этого публиковали. Однажды нам написал текст Антон Красовский. А потом, увы, либо плати, либо до свидания».
«Квир» не мог не умереть, и он умер в год принятия Закона о пропаганде. Вопрос лишь в том, что его конкретно убило — взятый властями курс на укрепление духовности или кризис глянца, случившийся в конце 2000-х? «Журнал был вполне себе жив, отдавать концы не собирался и даже умудрился попасть в список самых продаваемых мужских изданий за какой-то там год, — утверждает Эдуард Мишин. — Но от нас начали массово отказываться сети распространения. Нам стали говорить прямым текстом: этот журнал нам не подходит, он противоречит нашим моральным или там православным ценностям. Одна сеть отвалилась, другая, третья. Да, через пару лет глянец умер окончательно, но я не соглашусь с тем, что “Квир” умер, потому что стал никому не нужным. Нет, его сознательно убили “борцы за нравственность”».
2000-е стали пиком «новой Москвы», временем бизнеса и гламура. Нефтяные деньги перли в столицу нарастающим потоком. Учитывая рост уровня жизни, в соответствии с пирамидой Маслоу должна была возникнуть потребность в самореализации и расширении горизонтов свободы. Но мощное движение за дальнейшую легализацию гомосексуальности почему-то так и не родилось. «Все стали зарабатывать деньги, — напоминает Георгий Литвинов. — Потрясатели устоев из 1990-х начали делать бизнес. Дебрянская делала вечеринки в клубах, потом открыла “12 вольт”. Всем казалось, что Москва окончательно вписалась в глобальный мир, вон Марк Алмонд чуть не купил себе тут квартиру. Все успокоились, а гей-активизм ушел на задний план, потому что все думали, что свобода будет всегда».
Летом в Питере на заброшенном стадионе одновременно с саммитом “восьмерки” проводился Социальный форум. Там мы открыли уже очную дискуссию про ЛГБТ. Заодно познакомились с Игорем Кочетковым, который потом сделал “Российскую ЛГБТ-сеть”. В сентябре был “Антикап”, куда впервые пришли люди с радужными флажками. Потом мы развернули антифашистскую кампанию, приуроченную к Дню народного единства, и в ней участвовала ЛГБТ-группа “Насилию — нет!” (не путать с нынешней феминистской организацией). Помещение под собрания нам предоставлял старый коммунист, бывший член ЦК КПСС, ныне покойный Алексей Пригарин».
В это же время начал свою деятельность Николай Алексеев. Похожий одновременно на типичного молодого чиновника новой формации и на оперного поп-певца Баскова, он мелькал везде — на публичных акциях, пресс-конференциях и в телевизоре. Рядом с Администрацией президента его видели настолько часто, что по соцсетям загуляла шутка о скором появлении партии «Геи за Путина». Его почти маниакальное стремление провести прайд в один из общенародных праздников породило популярный у гомофобов мем про гей-парад в День ВДВ. И даже у тех, кто в целом спокойно относился к вопросу о правах гомосексуалов, Алексеев почему-то вызывал смутное отторжение.
«Мы все любим критиковать кого-то с дивана и рассказывать про то, как нужно сделать. Любой человек, который что-то делает, уже вызывает уважение. Время покажет, прав был Алексеев или нет, — говорит Сергей Пчела. — Одни сами знают, как им правильно, а остальным просто пофигу. Поэтому объединить всех ЛГБТ в одну песочницу и не получится. Геям нужно одно, лесбиянкам — совсем другое, трансгендерам — третье, остальные вообще отдельно».
«Каждый имеет право на свое мнение, — говорит Эдуард Мишин. — Проблема Алексеева была в том, что СМИ как-то резко подняли его на щит, и он стал единственным рупором ЛГБТ всея Руси. Он соглашался на любые интервью и ток-шоу. При этом иногда он говорил не самые адекватные вещи, которые вместо того, чтобы оставаться частным мнением Николая Алексеева, становились “мнением всех геев”. Ничего хорошего это не добавило».
«Когда мы впервые услышали о нем, то было не очень ясно, что это за человек и кого он представляет, — вспоминает Игорь Ясин. — Но вскоре мы поняли, что он нацелен исключительно на пускание пыли в глаза и самопиар. Он пытался найти какие-то контакты с властью, кружил вокруг депутата от ЛДПР Митрофанова, но все отмахивались от него как от назойливой мухи.
Обратите внимание, за всю историю своей активности Алексеев не провел ни одной краудфандинговой кампании. Многие считали его “грантососом”, но на самом деле у него был просто богатый любовник в Швейцарии, который затем стал его мужем. Но Алексеев и не смог бы собрать никаких денег, потому что за ним никто никогда не стоял. У него был отвратительный характер, он патологически не умел создавать структуры, от него все время бежали люди, там все время были какие-то скандалы. Он умудрился разругаться даже с правозащитницей Людмилой Алексеевой — добрейшей души бабушкой. Поэтому все его заявки на проведение гей-прайда численностью пять тысяч человек были полнейшим блефом, он никогда не смог бы вывести на улицу столько народу. По большому счету его история закончилась в 2011 году, когда наши приняли решение присоединиться к Болотному протесту и идти в левых колоннах, а Алексеев, наоборот, дистанцировался от этого движения, заявив, что, мол, это политика, а ЛГБТ вне политики. Вообще он был вполне себе сторонником власти и в 2014-м поддержал “Русскую весну”».
Окончательно Алексеев «закопал» себя в 2017 году. Когда правила проведения массовых акций ужесточили и выходы на «несанкцы» стали опасны для кошелька и свободы, он взял на вооружение придуманную Навальным тактику «административного DDoS». Активисты алексеевской организации GayRussia.ru принялись подавать уведомления в мэрии всех более или менее крупных российских городов в надежде, что хоть где-то, по недосмотру или с недосыпу, но разрешат провести прайд. В том числе такие уведомления попали в администрации Нальчика, Черкесска и Майкопа. Результатом стало массовое убийство чеченских геев, по данным правозащитников, от нескольких десятков до нескольких сотен человек. Алексеев же уехал к мужу в Швейцарию, получил местное гражданство и пропал с радаров.
2010-е: «Мы стали сплоченнее, а значит, сильнее»
25 января 2013 года вместе с кучкой иззябших людей автор этих строк стоял у крыльца Государственной думы Российской Федерации. Протестовать против принятия Федерального закона «О пропаганде нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних» вышли примерно человек 25–30. Напротив бесновалось на глаз примерно столько же или в полтора раза больше. Всей остальной стране было наплевать.
Не очень понимал тогда, в чем дело, и я. Проблемы ЛГБТ по большому счету мне были малоинтересны. И все же была важная причина, которая заставила прийти к зданию Госдумы — это совершенно безумные тексты, распространявшиеся на протяжении недели по всем социальным сетям.
«Лютого замеса», как сейчас принято говорить, не случилось. На нас немного поорали и попшикали слезоточивым газом, в девушек покидались яйцами с зеленкой, а потом полиция нас повязала. В автозаке я оказался вместе с «золотым пером» «Новой газеты» Еленой Костюченко и транс-активисткой Рейдой Линн, которая спустя три года станет участницей первой в России успешной однополой свадьбы, а после эмигрирует во Францию.
Уже в отделении выяснилось, что среди явившихся к зданию Думы собственно геев не было ни одного, лесбиянок — три штуки, а все прочие являлись самыми что ни на есть гетеросексуальными натуралами. Вместе с нами забрали самого настоящего Иванова Ивана Ивановича — я сперва не поверил, но он показал паспорт, а потом долго сокрушался, что из-за ареста у него сорвались свидание с девушкой и вечерняя чайная церемония.
Мало кто знает, но самый первый Закон о пропаганде был принят еще в 2006 году Заксобранием Рязанской области. Но поскольку данный регион крайне редко становится ньюсмейкером, то на новую инициативу никто не обратил внимания. Столичные геи продолжали веселиться и с удивлением посматривали на дурачков, пытавшихся «мутить воду» со своими радужными флажками.
«Я считаю, что внимание власти привлек как раз Алексеев со своими попытками сделать парад, — считает Роман Калинин. — Так-то ей было абсолютно пофигу, никто не знал, что с геями делать. И тут Алексеев и Лужков столкнулись лбами. Алексеев же 9 Мая поперся цветы возлагать! С радужным флагом к Могиле Неизвестного Солдата! То есть явно нарывался на скандал. Ну и Лужкову непонятно, чем мешало, чтобы геи устроили там 15-минутный проход. Ну и понеслось — народ стал читать об этом, стал активно обсуждать, а власть увидела отличную возможность попиариться».
Точно так же причиной мог стать и Болотный протест, в колоннах которого мелькали радужные флаги. «Сперва там были мелкие группки, — вспоминает Игорь Ясин, — а в 2012 году, особенно 1 и 6 мая, они стали довольно заметными, особенно в составе КРИ (Комитет за рабочий интернационал. — “Москвич Mag”). Даже в 2013-м еще выходило много народу. Именно этот закон и активизировал движуху — как раз в 2011 году его приняли в Архангельске и Санкт-Петербурге. Сперва мы думали, что все будет, как всегда — пополощут перед выборами эту тему и забудут. А нет, не забыли. И тут наконец происходящее стало доходить до людей, особенно до сознательной части общества».
Сперва никому не было понятно, что это за закон и как с ним жить, тем более что российские законодательные акты традиционно рассчитаны на самое произвольное применение. Все недоумевали: как вообще можно пропагандировать гомосексуальность, это же все равно что пропагандировать рыжий цвет волос? Но, закрыв группу «ВКонтакте» «Дети-404», помогавшую гомосексуальным подросткам принять себя, власть сразу же внесла определенность.
«Три года назад Роскомнадзор заблокировал Gay.ru, — вспоминает Эдуард Мишин. — Как раз тогда еще действовала норма, по которой любой сайт можно было блокировать решением суда в любой Кукуйке. Мы сразу же потеряли всех рекламодателей. 100%. При том что посещаемость упала всего в два раза, то есть не фатально. И с тех пор почти никто из рекламодателей с нами не работает, а то, что есть, приносит копейки, которые не покрывают стоимость работы редакции. К тому же у нас стали сильно отъедать трафик соцсети. Наши новости перепечатывает огромное количество ресурсов, но нам это не дает ничего, мы так и остаемся формально полудохлым сайтом, с которого все почему-то тащат контент. То ли закрывать Gay.ru совсем, то ли заниматься им дальше на общественных началах — не знаю».
«В 1990-х была какая-то общая надежда, что вот коммунисты ушли, у нас новая страна, она либеральная и дальше все будет гораздо лучше, — разводит руками Всеволод Галкин. — Не было же никаких ограничений. Я хотел открыть гей-журнал, ходил по рекламодателям, и всех интересовал только мой потенциальный охват. А сейчас меня первым делом спросят, почему я нарушаю закон о гей-пропаганде. А потом откажут. На всякий случай. От греха подальше. Причем даже в отделах маркетинга тех товаров, которые напрямую адресованы геям — дорогое белье, дорогой парфюм и средства по уходу за собой».
Заодно в жизнь геев в Москве, как и в других больших городах вернулся старый добрый «ремонт». Но если раньше, когда все это происходило в основном на улице, от него можно было убежать, то теперь, когда знакомства переместились в приложения Hornet и Grindr, насилие приходит с доставкой прямо на дом. Но и на улице оно никуда не делось — скажем, в 2018 году удалось обезвредить целую банду, состоявшую из юных «офников», которые промышляли нападениями на геев. Этой группе вменялось как минимум семь убийств, но доказать удалось лишь одно. 29 июня 2019 года произошло резонансное нападение на возвращавшихся из клуба геев в районе Курского вокзала. Некто Бережной с криками «Пидорасы, сволочи!» набросился на работника общепита Романа Едалова и его партнера с кулаками, затем достал нож. Едалов скончался на месте, его друг Евгений Ефимов получил ранения. Что характерно, осудить Бережного на 9 лет, приписав ему мотив ненависти, могли только со второго раза.
«Наша страна по-прежнему остается во многом гомофобной, — считает Георгий Литвинов. — Из-за этого многие мужчины до сих пор скрываются, сидят в интернете под чужими именами, скрывают свои фотографии, пишут в анкетах, что хотят познакомиться с женщиной. Люди продолжают жить двойной жизнью, это подмена личности, которая очень плохо сказывается на психике».
«Нынешняя московская гомосексуальная жизнь даже более активна, чем в некоторых европейских столицах, включая Афины и Рим, — считает Игорь Ясин. — Тут больше клубов, лучше отлажена сеть знакомств. Были опасения, что из-за этого закона клубы начнут закрывать, там будут облавы, но в итоге проблемы начались только у активистов. И в итоге никакой поддержки от геев-бизнесменов мы не видим, тут вам не кино про Харви Милка. С другой стороны, ситуация изменилась кардинально — скажем, если 15 лет назад правозащитники опасались связываться с ЛГБТ, просто потому что не понимали, что это за повестка и не провокация ли это, то сейчас так даже вопрос не стоит. Государство само превратило гомосексуалов в “новых евреев”, и теперь быть против власти и быть при этом гомофобом стало довольно-таки затруднительно».
«Надолго ли у нас то, что происходит сегодня? Да черт его знает! — пожимает плечами Всеволод Галкин. — Но есть же и перемены к лучшему. Еще недавно сообщество было очень сепарированным. В 1990-х и 2000-х лесбиянки все были разрозненные, склочные и очень токсичные, все время троллили друг друга и нас. А нынешнее молодое поколение лесбиянок куда более организованное и открытое. Тогда трансгендеры были еще более закрытой тусовкой, и их было очень мало. Их интересовала по большому счету одна проблема — где найти денег на операцию. А сейчас все стали более терпимы друг к другу и легче стали объединяться. Вообще появилась сама эта идентификация — ЛГБТиК, до этого же все были отдельно: геи, лесбиянки и трансгендеры. А теперь пришло осознание себя как единого сообщества, во многом благодаря притеснениям, которые начались с 2012 года. Мы стали сплоченнее, а значит, мы стали сильнее».
Фото: wikipedia.org, Соколова Светлана, Константин Куцылло, Сергей Бобылев/ТАСС