Георгий Франгулян — народный художник РФ, академик РАХ, член Союза художников СССР, автор многочисленных изваяний в нашем городе: памятников Булату Окуджаве, Иосифу Бродскому, Араму Хачатуряну, Дмитрию Шостаковичу, надгробия на могиле Бориса Ельцина на Новодевичьем кладбище и мемориала «Стена скорби». Если и есть человек, с которым имеет смысл поговорить о московской скульптуре, то это именно он.

Как вам нравится сегодняшняя Москва?

Прежде каждый район города имел лицо, свою атмосферу. Сейчас этого не скажешь. Как такое можно было потерять?  Раньше можно было ехать по Садовому кольцу и понимать, где находитесь. Сейчас вы ничего не понимаете. Нет лица, мозаики, складывающейся в единый организм.  О чем думают проектировщики? Недавно заехал на Ходынку.  Место историческое. Как можно было убить поле, связанное в том числе с Чкаловым, с духом романтизма, освоения полета, почти в центре Москвы и так бездарно расставить эти дома-«торты»? Это же какофония. Я оттуда бежал на машине.

Москва — колоссальный город. Можно же запроектировать точки с пластическими объектами, чтобы каждый район был как-то обозначен. Например, провести конкурс среди студентов последних курсов, дать им шанс самореализоваться, сделать какую-то реальную вещь в городе, а не идти в рабство.

Когда я учился в институте, тоже «рабствовал», зарабатывал большие деньги. Лепил скульптуры. У меня была такса — 300 рублей. Ездил на автомобиле, отдыхал на курортах. Когда получил диплом, дал себе слово стать художником и больше ни на кого не работать. Слово я сдержал. В ломбарды ходил, библиотеку продал. А у меня уже тогда было, между прочим, двое детей.

Что касается города, я уверен, что «сидячий» памятник Гоголю, блестящую работу скульптора Андреева, надо вернуть на прежнее место, на Гоголевский бульвар. Культурную доминанту нельзя засовывать во двор. У нас таких очень мало.

Архитектура всегда должна присутствовать в скульптуре. Без этого она теряет смысл.

Что касается скульптуры как искусства, сегодня, я считаю, налицо полная деградация и потеря к ней интереса. Поэтому мне ничего не оставалось, как самому снять 52-минутный фильм «Франгулян о скульптуре» и простым языком объяснить людям, что это за вид искусства. 113 тысяч просмотров на YouTube за два месяца.

Скульптурой я начал заниматься поздно, в 16 лет. Обычно обучают с детства. Был пытлив и еще до поступления в институт активно изучал вещи, многие из которых дали мне ключи в будущем. С блокнотиком ходил в Пушкинский музей, где меня особенно потрясала Ника Самофракийская (слепок скульптуры около 190 г. до н. э.), этот смелый вынос крыльев и рук! В фигуре ощущалась какая-то анатомическая ошибка. Потом понял: несущая нога смещена к центру. Эта трансформация дала вертикальную ось, точно нос кораблю, необходимую для визуальной устойчивости конструкции. Гениальное авторское решение, невидимое глазу. Даже Роден в своем анализе этой скульптуры не говорит об этом. К чему я веду разговор? К тому, что архитектура всегда должна присутствовать в скульптуре. Без этого она теряет смысл.

Установка многих памятников в городе происходит в результате конкурсов, проводимых Российским военно- историческим обществом. Вы, если не ошибаюсь, не были замечены в них как участник. Но работы Франгуляна в городе есть.

Работы есть в городе, но они есть — вопреки. Я упорный. У меня свой путь. И я никогда не повторяюсь, мне так кажется. В нынешнюю тенденцию не вписываюсь. Никогда не был ни в чьей обойме. Скульптура не инструмент пропаганды. Из скульптуры нельзя делать газету.

Когда был объявлен конкурс на монумент жертвам политических репрессий (мемориал «Стена скорби» в сквере у Садового кольца на пересечении Садовой-Спасской улицы и проспекта Академика Сахарова. — Прим. автора), первым делом я посмотрел, кто будет в жюри. Там оказались только правозащитники, деятели культуры, журналисты, председатель СПЧ Михаил Федотов, главный редактор «Новой газеты» Дмитрий Муратов, директор музея ГУЛАГа Роман Романов, режиссеры Павел Лунгин и Глеб Панфилов, ныне покойная Людмила Алексеева. Решил участвовать. Было подано 336 проектов, и я выиграл.

Кажется, вы участвовали и в конкурсе на памятник Петру Столыпину?

Участвовал, но мой проект с конкурса сняли. Нарушил условия — на 50 метров сдвинул площадку у Белого дома. Я считал, что это место больше подходит в архитектурном плане.

А как вам, Георгий Вартанович, удалось получить заказ на ельцинское «знамя» на Новодевичьем?

Как-то ко мне обратились из редакции «Огонька» с просьбой дать интервью о том, как я вижу надгробие Борису Николаевичу. Я ответил, что вижу его только в своем исполнении. Вскоре мне позвонили со Старой площади и попросили подумать над моим собственным видением. Так родился эскиз, который сразу понравился и был единогласно одобрен семьей Бориса Ельцина.

Появление скульптур на улицах Москвы вечно вызывает общественные дискуссии. Композиция с памятником Иосифу Бродскому на Новинском бульваре вашей работы мало кого оставила равнодушным. Однако городским властям он пришелся по душе.

В 2006 году у меня была выставка в ГМИИ им. А. С. Пушкина. Тогдашний главный архитектор города Александр Кузьмин пришел на открытие и увидел эскиз к памятнику Иосифу Бродскому. Ему понравилось. Он подошел к мэру Лужкову: «У Франгуляна прекрасный Бродский. Давайте поставим». — «Давайте поставим».

Я уверен, что «сидячий» памятник Гоголю надо вернуть на Гоголевский бульвар. Культурную доминанту нельзя засовывать во двор.

И выделил место на Садовом кольце. Несколько лет потребовалось, чтобы его поставить. Убрать находящийся там павильон с обменным пунктом помогал мой большой друг, Леонид Мильграм, директор московской школы №45. Как почетный гражданин Москвы он имел доступ к Лужкову. Забавно, что как только павильон наконец убрали, через месяц вышло постановление ликвидировать все ларьки в городе. Памятник в бронзе отливал на свои деньги, плюс к тому еще дорогущий гранитный постамент. А что делать? То же самое произошло и с памятником Михаилу Булгакову, который четыре месяца назад я поставил на Большой Пироговской улице. Там писатель  жил, и там филиал его музея, который поспособствовал в получении места. Инициатива принадлежит Международному благотворительному фонду П. И. Чайковского и лично Марку Зильберквиту.

Попадались ли вам заказчики, которые относятся к художнику с полным доверием?

Таких людей немного. Один из них — предприниматель и меценат Борис Минц. Я поставил в пешеходной зоне бизнес-центра на Лесной композицию «Белый город». Минц отнесся с пониманием и в работу не вмешивался. Там семь фигур мужчин и женщин из нержавеющей стали. Что касается открытого только что, в декабре, памятника заслуженному тренеру Анатолию Владимировичу Тарасову, ко мне с предложением обратилась его дочь Татьяна. Личные обращения — это идеальный путь. Тарасов изображен на коньках, на постаменте из литого стекла, имитирующего лед, и в прекрасном месте — перед дворцом ЦСКА на Ленинградском шоссе.

Ждать ли в ближайшее время ваших новых произведений в Москве?

Уже прошел все согласования памятник Евгению Примакову на Смоленской площади. Но опять имеются противодействия. Мне важно было найти точку, способную связать площадь напротив МИДа, дать ей масштаб и при этом не нарушить среду. Памятник будет установлен в сквере. Композицию, состоящую из фигуры и колонн, можно будет увидеть от Бородинского моста.

Фото: Виктория Одиссонова