Поговорить с американским дирижером Кристианом Кнаппом, который уже много лет работает в Мариинском театре, мне удалось дважды. Сперва из-за карантина по зуму, а после лично в театре во время антракта «Аиды», которой Кристиан в тот вечер дирижировал. В Мариинке-2 дверь с надписью «Дирижерская» ведет в целую квартиру с приемной, кабинетом и ванной. Весьма просторно, а оформлено лаконично, по-деловому, без намека на украшательство, как и все остальные помещения в этом здании. Какой контраст с помпезностью и теснотой исторической сцены! Кристиан очевидно устал после первого акта, но согласился продолжить беседу, начатую онлайн.

Кристиан, как давно вы в России?

Можно сказать, что 13 лет, потому что прежде, чем я начал работать в Мариинском театре, я учился здесь у Ильи Мусина, которого называли дирижером дирижеров (maestro of maestros), учителя Гергиева и Темирканова. Мне повезло застать три последних года его жизни.

Листал сейчас ваш инстаграм. В течение карантина вы в отличие от многих ваших коллег опубликовали немногим более десяти фотографий. Почему так мало? Нечем было поделиться?

Видите ли, мой инстаграм, как и все в моей жизни, сфокусирован на моих выступлениях. Я обычно выкладываю там фотографии со спектаклей, с теми музыкантами и артистами, с которыми мне посчастливилось работать. К тому же я не активный пользователь социальных сетей.

Ваш прошлый год начался во Флоренции и Венеции. Наверняка было много планов на год. Каким вы видели предстоящий год, скажем, в январе 2020-го?

Должны были случиться проекты в США и Японии. Вообще специфика моей профессии не предполагает, что я больше 6–8 недель провожу в одной стране. Да и внутри этой страны я, как правило, перемещаюсь. Кстати, я до сих пор не сделал вид на жительство в России, у меня рабочая виза, что очень усложняет в этом году многие мои поездки. Мне, например, трудно поехать в США к родителям, потому что потом будет невозможно вернуться — Россия официально закрыта для американцев. Конечно, после 2019 года, который был волнительным и успешным, 2020-й должен был стать таким же, но…

О какой несостоявшейся премьере прошлого года вы особенно жалеете?

В Мариинском театре маэстро Гергиев постарался реализовать все запланированные премьеры. Из других спектаклей жаль «Евгения Онегина» в США. Вся команда уже собралась, мы стали репетировать, когда начали вводить локдаун. Это тем более грустно из-за того, что в Санкт-Петербурге я дирижировал уже огромным количеством самых разных опер, но никогда — главными шедеврами Чайковского «Пиковой дамой» и «Евгением Онегиным». Конечно, есть такая точка зрения, что русскими операми должны дирижировать русские, но я с этим не согласен. Еще один грустный момент, связанный с коронавирусом, это отмена фестиваля в японском Саппоро, где мы должны были выступать с маэстро Гергиевым. Я счастлив заниматься тем, чем занимаюсь. Без искусства я погружаюсь в депрессию.

Помните, как и когда вы узнали про коронавирус?

Я что-то читал или смотрел…  Помню, один из моих друзей сказал, что это может быть серьезно, но я отмахнулся. Сколько уже было этих «серьезно»? Эбола, птичий грипп, ну вот еще какая-то болезнь…

Отменили некоторые интимные моменты в постановках, например Радамес и Аида временно не целуются.

В Америке правительство показало свою полную несостоятельность, а медицинская система в очередной раз продемонстрировала свою слабость. Конечно, есть люди с очень дорогими медицинскими страховками, но для остальных…  У нас же федерализм. Вам повезло, если в вашем штате здравоохранение в порядке, а местное правительство компетентно. Кроме всего прочего, мы еще до коронавируса умудрились выбрать — я считаю, что это какой-то страшный эксперимент — самого некомпетентного, эгоцентричного, лживого президента в нашей истории. Он лгал и о коронавирусе, высмеивая тех, кто носит маски. Маски неожиданно стали частью политики. В какой-то момент отношение к своему здоровью в Америке стало политическим вопросом, сложилось мнение, что если ты носишь маску, то ты либерал, а если нет, хотя это нонсенс, — консерватор. Это привело к еще большему количеству жертв. Вообще никогда не думал, что я это скажу, но я прошу вернуть Джорджа Буша-младшего, который был не очень умен и развязал ненужную войну в Ираке, но на фоне Трампа выглядит настоящим профессионалом.

Вы дирижер, а значит, все время окружены множеством людей, которые вряд ли носят маски. Как это все теперь происходит?

Да, конечно, многое пришлось изменить. Мы рассадили музыкантов, чтобы между ними было больше места. Отменили некоторые интимные моменты в постановках, например Радамес и Аида временно не целуются. И, главное, мы изменили концертный репертуар. Например, не играем сейчас Малера, потому что для этого нужен расширенный состав оркестра. Вообще, конечно, вся эта ситуация изменила наше отношение к жизни и искусству, заставив поразмышлять о серьезных вещах. Ну хорошо, мы выжили и отлично себя чувствуем, но с чем мы остались? Осталось ли с нами что-то по-настоящему для нас важное? Возможно, для писателя или художника это время по-своему замечательное, но для дирижера, который без музыкантов не существует…  Сами понимаете. В период самоизоляции, когда театр не работал, я сходил с ума.

Кстати, чем вы занимались в те месяцы, когда все сидели по домам, а театр не работал?

Первое время я был рад тому, что смог немного выспаться. Затем я решил, что пора подучить немецкий, точнее, вернуться к тому языку, который я учил в университете. Тем более что я так люблю дирижировать операми на немецком. Кроме того, к счастью, в Петербурге не было локдауна, и я мог наслаждаться трехчасовыми прогулками по городу — гулял и размышлял. В мае, как вы знаете, Петербург прекрасен.

Как дирижер может поддерживать форму без дирижирования?

Для молодого дирижера это и правда очень важно — видеть перед собой музыкантов. Но спустя годы, когда твоя индивидуальная манера уже сформировалась, это не то же самое, что для танцовщика его ежедневный класс. Вообще работа дирижера сегодня на 90% — это не движения рук. Нужно предложить оркестру концепцию интерпретации, подтвердить ее, быть понятным, донести свои идеи, где-то побыть психологом. А само дирижирование — это уже в руках, на автомате.

Каково выступать перед неполным залом?

Понимаете, те 25% или больше, которые приходят сегодня в театр, это самые благодарные зрители. Им действительно нужно то, что мы делаем. Они пришли, несмотря ни на что. И выкладываться перед ними хочется по полной. Тем более что мы всегда должны быть профессионалами, делая то, что мы умеем, на самом высоком уровне.

Говорят, что в Мариинском театре ничего не происходит без Гергиева, на все нужна его санкция. И при этом его очень трудно найти, так как он все время занят…

Я хотел бы разрушить эти мифы. Маэстро все время в контакте со мной, мы обмениваемся сообщениями, когда его нет в театре, и он вовлекается как в творческие, так и в частные вопросы. Да, порой он отвечает на сообщение через неделю, но отвечает всегда. Вообще, вы знаете, я ведь в этом театре во многом потому, что хотел работать именно с ним, в его коллективе.

Как вы относитесь к решению Валерия Абисаловича открыться для публики уже в середине июня, когда большинство театров еще не работало?

Я люблю выступать в России, потому что чувствую, что театр здесь не менее важен, чем, например, общественный транспорт. Да-да. Метро ходит, несмотря на COVID-19, и так же вечерами люди приходят в оперу или на концерты. Думаю, что решение закрыть американские или французские театры так надолго, учитывая к тому же, что там многие артисты и техники не получают зарплату, когда нет спектаклей, ужасно. Потому что искусство не дополнение к жизни, а важнейшая ее часть. Оно жизненно необходимо. Именно поэтому, несмотря на риск, мы так рано открылись после карантина и с таким воодушевлением работаем.

Фото: предоставлено пресс-службой Мариинского театра