Сегодня, когда Россия попала в те обстоятельства, в которых уже давно находится Иран, интерес к подсанкционной жизни одной из самых независимых стран Земли возрос. В голове так и вертится: «А если у нас будет так же, будем ли мы жить хорошо?» Для этого мы решили посмотреть, как устроено то, что обозлившийся американец Ричард Нефью, задачей которого было найти беспощадную механику действий и применить ее к Ирану, назвал «искусством санкций»: что привело к этим мерам, убийственны ли они, возможно ли их обойти.

Один военный переводчик, узнав, что я пытаюсь разобраться в устройстве и истории Ирана, вспомнил фразу, принадлежащую персу Абдуле Чарги: «Чтобы нас презреть, достаточно одной встречи. Чтобы понять — не хватит и жизни (чужестранца)». Но мне показалось, что Иран и Россия не только ситуационные партнеры, но и просто близки друг другу: обе страны достаточно молоды и при том ядерные сверхдержавы, обе — в затяжной холодной войне с Западом, и даже армянские диаспоры значимы и там и там. 

Владимир Сажин — профессор, старший научный сотрудник Института востоковедения РАН, специалист по Ирану, занимающийся ядерной проблемой Ирана, которая глобально стала причиной жизни страны под санкциями:

История ядерной программы Ирана в этом году отмечает 65-летие. Именно в 1957-м между Ираном и Соединенными Штатами было подписано соглашение о мирном использовании ядерной энергетики, в соответствии с которым США обязались поставить Тегерану ядерные установки и оборудование, а также подготовить специалистов-ядерщиков.

В 1957 году была создана международная организация по контролю за ядерной деятельностью всех стран, так называемое МАГАТЭ — Международное агентство по атомной энергии, которое работает в рамках ООН. Иран вступил в эту организацию в 1968 году. Следует отметить, что в соответствии с требованиями МАГАТЭ любая страна, которая присоединяется к нему, подписывает соглашение, и на его юридической основе агентство может контролировать всю ядерную деятельность любой страны. Таким образом, с самого начала своей ядерной программы Иран оказался под контролем этой международной организации.

Надо напомнить, что в 1963 году Иран присоединился к Договору о запрещении испытания ядерного оружия, а в 1968-м подписал Договор о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО). Этот договор также требует соответствующего контроля со стороны МАГАТЭ. То есть еще в шахские времена Тегеран выполнил все необходимые требования для того, чтобы развивать свою ядерную программу легально и правомерно под международным контролем.

Именно в 1960-х годах на основе американо-иранского договора США поставили в Тегеранский университет исследовательский ядерный реактор — небольшой, мощностью всего 5 мегаватт, но все равно это стало базой для подготовки специалистов-ядерщиков в Иране. Хотя основная часть готовилась в США, Великобритании и Франции.

В 1974 году шах Ирана Мохаммед Реза Пехлеви принял план развития ядерной энергетики. Масштабный план предусматривал строительство 23 ядерных реакторов общей мощностью свыше 20 гигаватт, а также создание замкнутого ядерного топливного цикла. Под этим подразумевается деятельность ядерного научно-производственного комплекса, которая начинается с добычи урановой руды, ее переработки, обогащения урана — в итоге создание ядерного топлива для атомных электростанций; причем грань между созданием топлива для атомных электростанций и созданием основ для боевого ядерного заряда очень расплывчата. Основными партнерами шахского Ирана в осуществлении ядерной программы были Франция, США и Западная Германия. И уже в 1975 году началось строительство АЭС в Бушере, которым занималась западногерманская фирма Kraftwerk Union, к 1977–1978 году была создана основа для этой электростанции: поставлено оборудование, построены здания.

К началу Исламской революции в Иране в 1979 году программа развития ядерной энергетики успешно развивалась. В те шахские годы никто в мире особенно не волновался, что Иран станет создавать ядерное оружие, даже активно занимаясь этой проблемой. Дело в том, что шахский Иран в те времена был ближайшим союзником Штатов на Ближнем и Среднем Востоке и практически находился под «ядерным зонтиком» Вашингтона. Поэтому Тегерану не нужно было тратить усилия и средства для создания ядерного оружия.

Многое для иранской ядерной программы изменилось после Исламской революции, которая завершилась в феврале 1979 года свержением шаха и приходом к власти исламских революционеров во главе с аятоллой Хомейни, который стал создателем Исламской Республики Иран (ИРИ). Официально республика появилась 1 апреля 1979 года после общеиранского референдума. В соответствии с конституцией, которая была принята несколько позже, возглавлял и возглавляет ИРИ верховный лидер, который является и главой республики, и верховным главнокомандующим, и духовным лидером всех иранцев. Президент, который избирается один раз в четыре года на всеобщих национальных выборах, выполняет функцию, которую в других странах выполняет премьер-министр. Он формирует и возглавляет правительство, ведет тактическую работу, выполняя стратегические предписания верховного лидера.

После победы Исламской революции ее лидер аятолла Хомейни заявил, что никакие ядерные исследования не нужны, это идет вразрез с исламской традицией, и заморозил научно-исследовательские работы, прекратив сооружение АЭС (в 1994–2011 годах Россия все же построила в Бушере АЭС). Все иностранные сотрудники, начиная с крупных ученых-ядерщиков и заканчивая рабочими и специалистами узкой направленности, были изгнаны из ИРИ. Вместе с ними уехала основная часть иранских физиков-ядерщиков. Таким образом, после Исламской революции ядерная программа была прекращена.

Однако история ставила свои задачи Ирану: в 1980 году началась кровопролитная девятилетняя война между Ираном и Ираком. Во время конфликта с обеих сторон погибли около 2 млн человек. При этом иракцы в нескольких боях применили химическое оружие, которое привело к большим жертвам со стороны иранцев. В ответ на это в Иране была принята секретная «ядерная директива», которая была подписана бывшим президентом Ирана Али Акбаром Хашеми Рафсанджани. Так, наличие ядерного оружия стало стратегической гарантией сохранения исламского режима в Иране. Был разработан план «Амад», целью которого являлось создание ядерной боеголовки для баллистической ракеты. Именно МАГАТЭ стало основным источником сведений о проекте «Амад». В конце 2011 года МАГАТЭ опубликовало подробный 12-страничный документ, который назывался «Возможные военные аспекты иранской ядерной программы» — там были и доказательства существования проекта «Амад».

С 1986 года Иран возобновил свою ядерную деятельность, правда, без уведомления МАГАТЭ, что было нарушением всех требований, в том числе Договора о нераспространении ядерного оружия. Эта чрезвычайно секретная деятельность по созданию основ для возможного ядерного оружия продолжалась до 2002–2003 года.

В 2003-м иранская ядерная тайна перестала быть тайной. Началось давление на Иран. Сначала переговоры с ИРИ вели Великобритания, Франция и Германия. Надо сказать, в то время президентом Ирана был, условно говоря, либерал-реформатор Мохаммад Хатами, а руководил иранской группой переговорщиков будущий президент Ирана, сторонник реформаторских сил Хасан Рухани, специалист в ядерной сфере, получивший образование в Великобритании. В результате был достигнут большой прогресс: Иран подписал Дополнительный протокол к соглашению о всеобъемлющих гарантиях МАГАТЭ, который устанавливает более строгие меры контроля за соблюдением ДНЯО, наделяя МАГАТЭ дополнительными полномочиями по проверке выполнения государствами своих обязательств. Этот протокол требовал от страны-подписанта предоставить любой объект для внезапного контроля со стороны инспекторов МАГАТЭ. После этого Иран несколько притормозил развитие своей ядерной программы: на то время у него находилось всего 164 центрифуги для наработки низкообогащенного урана.

В 2005 году в Иране прошли очередные выборы президента. Им стал Махмуд Ахмадинежад, человек, настроенный против Запада, против переговоров по ядерной программе, при этом большой популист. Он свернул все переговоры с европейцами и возобновил в прежних масштабах ядерную программу.

С 2006 года началось активное развитие ядерной программы Ирана без должного контроля со стороны МАГАТЭ, что чрезвычайно обеспокоило весь мир. Начиная с этого времени Совет Безопасности ООН стал принимать соответствующие резолюции, осуждающие ядерную деятельность Ирана. С 2006 по 2010 год было принято шесть антииранских резолюций, четыре из них содержали санкции против Ирана. Причем санкции международного плана — документально и юридически подтвержденные Советом Безопасности ООН.

Наибольшим ударом для Ирана стала резолюция №1929 2010 года, которая запрещала поставку в Иран тяжелого наступательного вооружения: танков, самолетов, боевых кораблей, ракет и артиллерии.

Однако международное сообщество так и не смогло в то время договориться с ИРИ по контролю и сокращению ее ядерной программы. В конце 2011 года Евросоюз принял очень серьезные санкции против Ирана вне рамок ООН, потом их поддержали США и много других стран. Страны, которые ввели санкции, главный удар нанесли по нефтяному комплексу Ирана и по банковской системе — Иран был исключен из международной системы SWIFT, ему объявили эмбарго на поставки на международный рынок иранской нефти. В результате в 2012 году экономика Ирана буквально за полгода пошла в пике — резко увеличилась инфляция, возросли цены, ухудшилось социальное положение иранцев. В Иране нарастало социально-политическое напряжение.

Нынешний верховный лидер аятолла Хаменеи, избранный на самый высокий пост в ИРИ 86 высшими духовными шиитскими иерархами после смерти аятоллы Хомейни в 1989-м, совсем не либерал, но он был вынужден сделать все возможное, чтобы спасти экономику, снять санкции с Ирана, найти договоренности с международным сообществом по ядерной сфере, и ради этого поддержал в 2013 году избрание президентом Хасана Рухани. Хотя Рухани и был представителем либерально-реформаторского крыла иранского истеблишмента и в определенном смысле оппонентом лидера, но он вел переговоры с европейцами в начале 2000-х годов и хорошо знал все тонкости работы с ними и саму ядерную проблему. Надо сказать, надежды аятоллы Хаменеи оправдались. Уже через несколько месяцев Рухани смог договориться с группой 5+1 (пять постоянных членов Совета Безопасности ООН: Россия, США, Франция, Великобритания, Китай + Германия), которая безрезультатно вела переговоры с Ираном начиная с 2006 года. 14 июля 2015 года уже был принят документ, так называемый «Совместный всеобъемлющий план действий» (СВПД, или «ядерная сделка»).

Но, как всегда, все испортил американец. Им стал президент Соединенных Штатов Дональд Трамп, который нанес нелогичный и агрессивный удар по СВПД, назвав его худшим из соглашений, которое заключали США за всю свою историю. Он не только вывел США из СВПД, но и ввел антииранские санкции. Они были гораздо более жесткими, чем те, что действовали против Ирана в тот первый санкционный период с 2011 по 2016 год. В ответ на санкционные действия Трампа Тегеран нарушил практически все пункты соглашения СВПД. Сегодня, по мнению некоторых специалистов, Иран может достичь возможности создать ядерное оружие уже через несколько месяцев. Это беспокоит мировое сообщество.

Пришедшая на смену администрации Трампа команда Байдена инициировала новые переговоры по восстановлению СВПД. Они начались год назад, в апреле 2021-го, где работали все те же переговорщики из группы 5+1, кроме того, активное участие принимает и Евросоюз. Еще одна особенность: американская и иранская делегации не сидят за одним столом. Иранцы отказались от очного диалога с США. Все довольно сложно.

Но сейчас, на конец апреля, все участники переговоров в Вене говорят, что уже разработан документ на 20 страниц. Остались небольшие тонкости, а вместе с ними и сложности. Иран продолжает обвинять США, а Штаты — Иран в задержке окончательного решения. Хотя обе стороны согласились на определенные компромиссы, поскольку и Тегеран, и Вашингтон в целом заинтересованы в совместном возвращении в СВПД.

Так, Ирану необходимо снятие санкций, которые держат экономику на минусовой или нулевой точке экономического развития. Соединенным Штатам переговоры выгодны, особенно теперь, после объявления о сокращении или прекращении закупок у России энергоносителей со стороны Запада. США надеются, что иранская нефть, которая будет свободно уходить из страны, станет заменой российской нефти, прежде всего для Европы. У иранцев сейчас много нереализованной нефти. По подсчетам специалистов, сейчас есть около 85 млн баррелей, которые Иран может выбросить на рынок сразу же после снятия санкций. Кроме того, по данным специалистов, к концу 2022 — началу 2023 года ИРИ способна восстановить досанкционные объемы добычи нефти (около 4 млн баррелей в сутки) и ее экспорт (около 2–2,5 млн баррелей в сутки). Кроме того, восстановление СВПД — важный политический фактор для администрации Байдена во внутриполитических целях.

Шансы на СВПД-2 хорошие. Несомненно одно — после этого важного акта внешняя политика Ирана претерпит определенную коррекцию в сторону активизации отношений с Западом (ведь Ирану в первую очередь нужны огромные инвестиции и современные технологии практически во всех отраслях экономики). Ирано-российские отношения, по всей вероятности, будут характеризоваться со стороны Ирана некоторой избирательностью в выборе конкретных направлений сотрудничества, которые не несут в себе угрозу «вторичных санкций» со стороны Запада. И не совсем обязательно Тегеран будет играть роль одного из российских путей обхода санкций. Скорее, наоборот.

Олег Рещиков — востоковед, изучающий историю санкционной системы Ирана:

Если ставить вопрос о релевантности сравнения санкционного опыта Ирана с текущей ситуацией вокруг России, то следует обратить внимание на некоторые моменты.

Во-первых, необходимо учитывать, что Россия и Иран имеют различные показатели национальных экономик. Во-вторых, «конструкция из санкций» как в отношении Москвы, так и Тегерана строится Западом в течение длительного времени. Применительно к Ирану условный отсчет начинают с 1979 года. Говоря о России, можно вспомнить поправку Джексона—Вэника 1974 года (поправка к закону о торговле США, ограничивающая торговлю со странами, препятствующими эмиграции, а также нарушающими другие права человека), так называемый закон Магнитского (отменяющий поправку Джексона—Вэника и вводящий персональные санкции в отношении лиц, ответственных за нарушение прав человека и принципа верховенства права в России) 2012 года и санкции 2014 года. В-третьих, на иранском направлении Евросоюз и США пытались создавать санкционные шоки, например в 2012 году — тогда основной упор был сделан на эмбарго на импорт иранской нефти и отключение банков от SWIFT, а в 2018 году Вашингтон перешел к политике «максимального давления» на Тегеран. В отношении России американцы и европейцы предприняли «санкционный блицкриг» в текущем году, но масштабы иные. Наконец, Запад начал кампанию против России в сферах культуры и спорта. Важно и то, что как в Москве, так и в Тегеране односторонние санкции западных стран считают нелегитимными.

Кстати, примечательно, что в США и Европе всерьез вели и ведут дискурс вокруг терминов «умные санкции» и «адресные санкции», которые, мол, должны быть высокоэтичными и не наносить ущерба простым гражданам стран, против которых вводятся рестрикции. Однако эффект от таких санкций против Ирана показывает, что эти санкции такие «умные», видимо, только для их разработчиков.

По архитектуре санкций в отношении Ирана: с 2006 по 2010 год Совет Безопасности ООН принял ряд резолюций, исходя из которого Тегеран подпадал под международные санкции в связи с иранской ядерной программой. Прекращение их действия было заложено в согласованный по итогам переговоров «шестерки» международных посредников (Великобритания, Китай, Россия, США, Франция и Германия) с Ираном «Совместный всеобъемлющий план действий», известный под аббревиатурой СВПД, который в свою очередь был утвержден резолюцией СБ ООН №2231 (2015). В соответствии с заложенными в «ядерной сделке» параметрами санкции в отношении Тегерана отменены, однако с 2018-го, то есть с начала американской политики «максимального давления», Исламская Республика Иран сталкивается с новым витком санкционного прессинга со стороны США. Под удар попал экспорт иранской нефти, были заблокированы авуары Ирана за рубежом.

При этом американцы и европейцы сохраняют в действии другие свои рестрикции против Исламской Республики под предлогом нарушения Тегераном прав человека. Евросоюз оформляет рестрикции в виде постановлений (также их называют регламентами) и решений Совета ЕС. Что касается Вашингтона, то решения о введении санкций оформлены в виде указов президента и, например, таких законов Конгресса, как CISADA 2010 года (о всеобъемлющих санкциях против Ирана) и CAATSA 2017 года (о противодействии противникам Америки посредством санкций; кстати, в том числе этот закон направлен против России). В 2019 году Соединенные Штаты и вовсе объявили иранский Корпус стражей Исламской революции (КСИР) террористической организацией, хотя Иран известен своими усилиями и успехами в борьбе с международным терроризмом, в том числе в Сирии. Примечательно, что в качестве ответной меры иранская сторона признала Центральное командование вооруженных сил США (CENTCOM, имеет штаб в Катаре) терорганизацией.

В исследованиях по тематике американских санкций обращает на себя внимание тот факт, что США помимо прочего применяют так называемые secondary sanctions (санкции против третьих лиц). В рамках этого механизма в американские черные списки попадают физические и юридические лица других стран, которые не соблюдают режим американских санкций. Минфин США часто выявляет таких «нарушителей». Так, за нарушение введенного в 2008 году запрета на операции по схеме U-turn штрафы были наложены в отношении крупных европейских банков.

Что такое U-turn и запрет на него? Если кратко, то это случай, когда американцы запретили американским банкам взаимодействовать с иранскими и сами же допустили вариант, при котором можно проводить операции с этими иранскими банками из черных списков. U-turn предполагает, что операции в долларах США могут быть осуществлены с подпавшими под санкции банками, но через третьи страны, то есть через банки-посредники. Такой вариант, кстати, действовал не только для Ирана, но и, к примеру, для Кубы. Сейчас, к слову, эту схему минфин США разрешил для работы с российскими банками, которые уже внесены в американские санкционные списки. Возвращаясь к иранской тематике, после 2008 года, когда и схему U-turn запретили, Соединенные Штаты выявили, что некоторые крупные европейские банки все равно продолжали сотрудничество с Ираном и в итоге столкнулись со штрафами.

Другой пример secondary sanctions: действует американское торговое эмбарго в отношении Ирана. Запрещена поставка американской продукции или товаров, в которых американские компоненты имеют долю более 10%. Громкие дела в этой области были связаны с Китаем: так, американцы наложили штрафы на крупные китайские IT-гиганты, которые, несмотря на запреты, все же определенные товары в Иран поставили.

Исламская Республика за долгие годы действия разного рода рестрикций настроила экономику таким образом, что развитие страны продолжается и при внешнем санкционном давлении. На государственном уровне применяются сформулированные верховным лидером Ирана (главой государства) принципы «экономики сопротивления». Тегеран стремится развивать свои технологии, свою национальную платежную систему, производство внутри страны, причем как собственными силами, так и с привлечением иностранного капитала. Например, налажено отечественное производство целой линейки отечественной бытовой техники, а также медикаментов.

Несмотря на санкционный режим, целый ряд транснациональных корпораций (ТНК) продолжает функционировать в Иране. В местных магазинах на прилавках можно увидеть известные бренды минеральной воды, газированных напитков, детского питания, бытовой химии, причем заводы, которые это производят, находятся на территории Ирана. Более того, ярким примером того, что санкции не помеха развитию, стало то, что Исламская Республика разработала собственные вакцины от COVID-19.

Санкционный нажим западников не знает границ: если они ставят себе целью заниматься ущемлением экономики другого независимого государства, то применяется широкий инструментарий. Например, американская политика «максимального давления» предполагала сведение экспорта иранской нефти к нулю. Поначалу запрет на покупку энергоносителей из Ирана допускал некоторые изъятия, оформлялись так называемые вейверы (временное освобождение от обязательств). Затем и вейверы перестали давать. В итоге страны, которые покупали иранскую нефть, были вынуждены от нее отказаться.

Имеется и весьма заметный пример жестких мер: в 2020 году США сообщили о задержании четырех танкеров, которые, как там посчитали, перевозили иранское топливо в Венесуэлу. Американцы груз конфисковали и перепродали. Затем в СМИ появилась информация о том, что Управление энергетической информации (EIA) при минэнерго США включило стоимость этой «внешнеторговой операции» в свои статистические отчеты. В Тегеране на это отреагировали в том ключе, что Соединенные Штаты действовали как пираты Карибского моря.

Отключение от SWIFT означает, что банки, которые оказались лишены возможностей проводить операции через эту ставшую для них привычной сеть обмена межбанковской информацией, переориентировались на другие опции с транзакциями. На национальном уровне имеются местные наработки. В Иране это, например, системы «Шетаб», «Пайа» (ACH), «Сатна» (RTGS). Для международных расчетов могут быть задействованы в том числе варианты с оплатой в национальных валютах или по известной на Ближнем Востоке схеме «хавала».

Проблемным моментом для Ирана стала блокировка по указке США его активов за рубежом, к примеру тех средств, которые были получены за поставки нефти. В частности, в Южной Корее и Японии.

Несмотря на санкции, в Иране динамично функционируют фондовая и товарная биржи. Кстати, на товарной бирже совершают сделки по нефти и нефтехимическим продуктам.

Для Ирана характерны волатильность валютного курса и инфляция. Что касается нескольких валютных курсов, следует обратить внимание на такие понятия, как субсидированный валютный курс, «Нима» и «Сана».

Субсидированный валютный курс устанавливается Центральным банком Ирана: 42 тыс. риалов за 1 доллар США. По нему импортеры могут получить валюту для ввоза отдельных важных для страны товаров. По нему же граждане Ирана могут получить ограниченную сумму для совершения зарубежных поездок (примерно 2400 долларов или 2200 евро в год).

«Нима» — это система электронных валютно-обменных операций. Регулируется Центральным банком. Ей пользуются предприятия для покупки или продажи валюты. Сейчас это примерно 244 тыс. риалов за 1 доллар США.

«Сана» — это курс свободных операций. Рассчитывается как средний для операций в течение дня. На него ориентируются операционные кассы, другими словами, пункты обмена валюты. На данный момент курс примерно 250 тыс. риалов за 1 доллар США.

Вокруг денежной реформы в Иране разворачивались жаркие дискуссии. Был разработан план перехода от риала к туману таким образом, что туман будет эквивалентен 10 тыс. риалов. Даже уже начали выпускать новые риаловые купюры, на которых последние четыре нуля выделены не так контрастно, как раньше. Кстати, на данный момент в стране самая крупная купюра — это 1 млн риалов, то есть примерно 4 доллара. В повседневной жизни для удобства, чтобы не носить при себе большие пачки денег, большинство иранцев пользуются банковскими картами национальной платежной системы.

Борис Подопригора — переводчик, не раз бывавший в Иране (последний — в 2018 году):

Скажу сразу: цельную картину жизни этой страны составить непросто. Хотя бы потому, что сосуществуют как минимум три оценочных ракурса. Первый скорее оптимистический. Он характерен для должностных лиц Ирана. Второй, не без признаков вынужденного стоицизма, у рядовых граждан. Третьего ракурса придерживаются на коллективном Западе, в том числе достаточно многочисленные иранские эмигранты. Тут все просто: «Доживающий последние дни режим и нищее население, замордованное тиранией». Примечательная деталь: эмигрантский пикет в Париже под шахским со львом флагом проиллюстрирован фотографией не иранского, а афганского бытия (причем на фоне засухи).

Свой очерк я сложу из впечатлений разных лет, проведенных в Иране, но конкретнее цели и время не обрисую: иранцы достаточно внимательны к своим визитерам. Начну с общего плана: 13-миллионный Большой Тегеран — европеизированный мегаполис с чертами, узнаваемыми по более известному нам Стамбулу. Знающие люди уточняют: Стамбулу 15–20-летней давности. Наиболее заметны две взаимообусловленные особенности: непропорциональное молодежное большинство и обилие мотоциклов-мопедов-велосипедов, а заодно бензоколонок.

Особой закрытости (с нюансами) тегеранцы не демонстрируют, с улыбкой вступают в беседы с персоязычным иностранцем. Разговор рано или поздно выруливает и на санкционную тему. И тут первая особенность: значительная часть собеседников не очень представляет досанкционную жизнь. Поэтому сравнивать им не с чем. Да и те, кому за 65, пришахское прошлое почти не вспоминают. Значительно острее и больнее ассоциации с иракской войной 1980–1988 годов: многие потеряли близких. Наигранных оценок Исламской революции 1979-го тоже скорее сторонятся, но американцев, как и англичан явно недолюбливают. Хотя английский язык не забыт. Куда теплее относятся к немцам, в разные годы много чего здесь построившим, прежде всего дороги. К русским отношение слегка ироничное, но не враждебное. Удивительно, но в уличной обстановке нас иногда принимают за немцев, считают, что мы на них похожи. Других европейцев в Иране, по существу, нет.

Со смехом вспоминают «вклад русских казаков в бытовую культуру персов»: пододеяльники с ромбовидным вырезом посередине. Считалось, что он специально предназначен для «предметного общения» с припрятанными таким образом дамами. В качестве встречного вклада приводят популярную у казаков сумку для одежды, по-персидски «чама дан». А вот Грибоедова скорее осуждают. Несколько неожиданно для нас — за непочтительное отношение даже не к шаху-визирю, а к персидской традиции. Но никто мне так и не ответил, зачем потребовался разгром нашего же (советского) посольства в 1980 году. К счастью, никто из дипломатов тогда не пострадал. А обоснование — протест против ввода наших войск в Афганистан — выглядит странным, ибо тогдашняя Москва как раз в то время искала взаимопонимания с послереволюционным Ираном.

Общаясь с иранцами, нередко слышишь патриотические нотки. В том числе в неожиданном контексте. Так, к путешественникам относятся вполне терпимо, но сам туризм воспринимают как разновидность безделья. А иранцам есть чем заняться и дома. Что касается турпотока в Иран, то ему препятствует прежде всего сухой закон. Он мешает приобщению иностранцев к достопримечательностям действительно мирового значения. Сухой закон не только свирепый, но и нелепый: чего стоит задержание в тегеранском аэропорту видного отечественного академика! Он собирался во время проводимого в Иране международного форума вручить бутылку коньяка своему европейскому коллеге. (Доскажу: посольство спасло несчастного, спешно посадив его на борт, возвращающийся в Москву.) Кстати, и курение весьма ограничено. Оно дозволено разве что перед входом в армянские кафешки — их стало больше после войны в Абхазии в начале 1990-х.

Из обыденных разговоров следует, что значительная часть тегеранцев живет в среднем на 350–400 долларов на человека в месяц, за пределами столицы — беднее. Поддерживать сколько-нибудь приличный уровень жизни помогают, во-первых, сложная система госдотаций, прежде всего молодым семьям, во-вторых, не менее запутанный порядок получения кредитов-рассрочек, в-третьих, полуофициальные посредники с ближним для Ирана зарубежьем (Турция, Индия, Эмираты). Этих посредников, оказывающих широкий круг частно-корпоративных и даже межотраслевых услуг, называют байерами, но на самом деле их роль многограннее. В-четвертых, выручают не менее запутанные внутриисламские (чаще — межшиитские) взаиморасчеты — так называемая хавала. Как таковой безработицы нет. Работа находится и для женщин. Кстати, более раскрепощенных, чем кажется издалека. Хотя ношение никаба (характерного платка) вне дома обязательно. Правда, гендерно разнесенные входы в присутственные места и даже метро все же действуют на нервы. Особенно когда боишься потерять в одноцветной толпе персонеговорящую жену.

Вот, например, обмен репликами с попутчицей-шахризадой. Для начала она открыла мобильник и показала фотографии мужа и малышей. При этом призналась, что уже в четвертый раз за месяц едет на красноморский курорт — с ним она связана профессионально. На мое шутливое: «Наверное, вас там ждут не только заботы, но и приятные встречи?» шахризада сузила богато украшенные косметикой глаза и заговорщицки переспросила: «Мы что, не люди? И разве я не женщина?.. » Может, мы с ней подумали о разном?

Первое неожиданное впечатление — бедность стола: мясо, да и курятина точно не каждый день. Обычное разовое меню: рис с приправой из вареной фасоли или свеклы, вареная кукуруза. В религиозные праздники безвозмездно эти же продукты раздают на улицах. Правда, выбор угощений на приеме в иранском посольстве в Москве ненамного богаче. Так что материальные различия в глаза особо не бросаются. Да и домашний антураж сопоставим с нашим: набор привычной техники, включая недешевую кофемашину — все в основном китайское. Квартиры снимают чаще, чем приобретают.

Продуктовые магазины несколько скромнее по выбору товаров, но в основном похожи на отечественные супермаркеты. Бросаются в глаза (и в нос) длинные парфюмерные ряды: не захочешь, но найдешь по запаху. Но магазины, тем более моллы, не переполнены в отличие от рынков, торгующих до позднего вечера. Вы не представляете, какое там изобилие фиников! Кстати, финик по-персидски «хурма».

Отойдем от бытовой стороны. Несмотря на отключение банковской системы SWIFT, прочая компьютерная жизнь выглядит полноценной. Вместо «Фейсбука»* — «Клуб», YouTube — «Аппарат». Его шутливо называют «Араратом» из-за по меньшей мере первоначального армянского участия в его разработке. Платежные системы Visa и Mastercard отключены. Зато известна аббревиатура VPN. Ограничений в частном доступе к мировой кинематографии не заметил.

Многие собеседники, включая высокодолжностных, главной проблемой страны называют ограничения на экспорт все той же нефти: ее здесь считают самой качественной не в пример другим нефтедобывающим странам. С благодарностью, но следя за словами упоминают Китай — главного избавителя Ирана от санкционных и иных проблем. Других иранских партнеров не называют, даже когда их подсказываешь. Судя по всему, из Китая или через него Иран получает современную технику и технологии, в частности авиационные, но главное — моральную поддержку и политическое понимание. Ядерные и прочие щекотливые темы обходят: осмотрительность свойственна многим. Точно не зря.

Куда чаще, чем у нас, вспоминают майнинг. По-видимому, он стал формой самозанятости очень многих, скажу больше — элементом социально-финансовой устойчивости страны. Тем более что компьютерная грамотность городской молодежи, подчеркну еще раз, несомненна. Забегая вперед, соглашусь с утверждением о стопроцентной грамотности взрослого населения из числа 87 млн иранцев. По крайней мере на словах добротной выглядит система среднего специального и высшего образования, повторю, распространяющегося и на девушек (кое-что, впрочем, не столь однозначно).

Существо бесед с «официальными» иранцами во многом сводится к ряду схожих констатаций и приглашений с ними согласиться. Вот вкратце о чем идет речь. Во-первых, Исламская революция 1979 года скорее открыла перед Ираном новые возможности, чем затормозила его развитие. Далее разговор касается того, что в стране утвердился порядок, более справедливый в социальном смысле, чем до революции. Этот порядок возвысил сплотившийся иранский народ, последовательно реализующий свой потенциал одной из древнейших, при этом выживших цивилизаций в мире. Что касается санкций, то они, конечно, мешают. Но рано или поздно Иран перестанет их замечать, ибо они лишь временный вызов, один из тех, с которыми сталкиваются многие страны. Китай, например…

Во-вторых, наиболее очевидным достижением иранского общества является морально-нравственная чистоплотность большинства. Классического воровства в стране действительно нет. Более того, выронишь бумажник, тебе его вечером принесут прямо в номер: откуда, интересно, знают, где ты живешь? Ибо присвоить чужой кошелек мало кто решится из-за угрозы наказания (под условным сроком ходят очень многие). А вот про коррупцию не говорят. Наверное, из-за стеснительности…

В-третьих, исламская демократия обеспечивает личную и электоральную свободу. Во всяком случае, любой гражданин вправе беспрепятственно критиковать власть вплоть до президента (по факту скорее главу правительства). В парламенте страны «забронированы» как минимум два места для армян и одно — для иудея. А вот рохбара — духовного лидера аятоллу Хаменеи (иногда добавляют «кстати, азербайджанца»), тем более его знаменитого предшественника — великого аятоллу Хомейни, всуе поминать не принято.

В-четвертых, и с раскрытием деталей: Иран — самая образованная, возможно, самая сытая (так!) и здоровая страна по меньшей мере исламского мира. Продолжительность жизни — 77 лет. Социальных программ только общегосударственного значения — более 200: своего рода мировой рекорд. Качество диспансеризаций таково, что плазма (донорская кровь) иранцев котируется на мировом рынке выше любой другой.

Другое дело, что в велоятах (глубинке) порой слишком увлечены местными соревнованиями и часто зависят от местных же «базаров». Поэтому освященные Всевышним принципы справедливости искажаются неспособностью местных властей даровать своим землякам то, что им причитается «по праву рождения и вере». Цитирую своего собеседника: «Ничто так не располагает к доверию, как качество дорог — это, возможно, не первая, но важнейшая составляющая бытия граждан, а цель Ирана — две машины на человека при цене бензина ниже, чем за проезд в метро. Поэтому поощрить гражданина на поддержку власти может дорожное строительство, а также качество горючего». Да, персидский язык воистину многообразный.

Неожиданный нюанс: самые эрудированные собеседники интересуются, почему Россия (а формально — еще Советский Союз) отказалась принять шиизм в качестве национальной идеологии после отказа от строительства коммунизма? Ведь Иран предлагал! В обыденном же смысле (продолжает все тот же условный собеседник) Иран обеспечивает себя всем и полностью, импортируются только вагоны метро. Внешне это не вполне подтверждается, но все тот же «собеседник» традиционно подводит черту фразой «Если есть воля, то найдется и выход». И еще: Аллах осуждает уныние, приравнивая к нему хуление Всевышнего. Успел — расскажи, как стал первым. Проиграл — будь иранцем, промолчи.

И напоследок: американцы считают свои отношения с Ираном после 1979-го провалом, потому что для них шах считался образцом проамериканского восточного правителя. Его потеря для США — прежде всего утрата символа геополитического успеха Америки, а заодно и надежды на подражание шаху со стороны прочих восточных владык.

Фото: shutterstock.com, EPA/ТАСС, ZUMA Wire/ТАСС, AP/ТАСС, МИА «Россия Сегодня»