Институты повышения квалификации теперь предлагают курсы по избавлению от алкоголизма и наркомании, игромании, компульсивного переедания и сексоголизма. Всего за несколько месяцев там обещают обучить как психологов и сотрудников рехабов, так и людей без образования. Такой возможностью часто пользуются бывшие зависимые — они начинают консультировать, заводят аккаунты в соцсетях, где рассказывают о своей жизни. Может ли помочь такой специалист?

В США консультанты появились еще в начале XX века вместе с открытием первых реабилитационных центров для алкоголиков и наркозависимых. Наряду с работавшими там специалистами — врачами, соцработниками, психологами, педагогами и священниками — помогать начали сами зависимые, выздоравливавшие зависимые. Такие специалисты назывались равными консультантами.

Люди, которые смогли выздороветь, были достаточно образованными, чтобы помогать своим товарищам с зависимостью, рассказывает консультант по мониторингу и оценке реабилитационных программ Денис Злобин. «Выяснилось, что может формироваться такая профессия. То есть уже не мультидисциплинарный коллектив, а мультидисциплинарный профессионал», — говорит эксперт.

В России профессия появилась в 1990-х и тоже сперва не выходила за пределы рехабов. Американский опыт перенимали не только соцработники и выздоравливавшие зависимые, но и психиатры, наркологи и психотерапевты. Обучали специалистов также на базе реабилитационных центров.

Позже в вузах начали открываться программы для психологов и психотерапевтов по работе с особенностями зависимого поведения. Таким образом начала формироваться новая ветвь в клинической психологии.

Сейчас ряд институтов в России предлагает получить профессию консультанта по зависимостям в рамках программ профессиональной переподготовки. Срок обучения по этой специальности составляет от четырех до семи месяцев. Не все учреждения требуют диплом психолога, в основном достаточно документа о любом высшем или среднем специальном образовании.

Стоит такой курс 20–50 тыс. рублей за месяц обучения, как правило, его можно пройти онлайн. В некоторых учебных заведениях утверждают, что выпускник может зарабатывать 80–100 тыс. рублей в месяц.

«Не обязательно быть недавним зависимым, чтобы лечить болезнь, — говорит Злобин. — Врачи, психологи, социальные работники тоже могут обучиться этой профессии, даже если у них нет явных зависимостей. Но для реальной эффективной практики им придется прорабатывать свои аддиктивные проблемы. Как минимум — профессиональную созависимость. Это сделает их равными собственным клиентам, снимет часть асимметрии в отношениях и позволит проявлять настоящую эмпатию».

«Я узнала о профессии три года назад, когда сама начала заниматься ей, — рассказывает клинический психолог Алена Мирошниченко. Она помогает людям с химическими зависимостями в рамках онлайн-курсов. — Когда я только начала, вообще не видела женщин, которые бы этим занимались. А потом начала замечать, что там появился блог, там девушка какая-то вышла рассказывать, там помогает. И сейчас это набирает обороты, и это очень классно. Наконец-то у нас женщины начали выходить в свет со своими болями, проблемами».

По словам Мирошниченко, раньше женский алкоголизм был стигматизирован, женщины стеснялись говорить о нем, никто их не лечил, и они погибали «тысячами». Сейчас, утверждает Алена, женщины вышли из тени. «85% моих учениц — это женщины, которые приходят ко мне на программу реабилитации. Мы с ними работаем, и результаты потрясающие. То есть все, что говорили про женский алкоголизм — неправда. Все это прорабатывается, девушки бросают пить, расцветают, хорошеют. Это замечательно. Сейчас появилось много именно наставниц по трезвости. Мне больше нравится говорить не “консультант по зависимостям”, а “наставница по трезвости”. Все-таки мы боремся за трезвость, за власть над жизнью, а не с веществом», — уверена специалист.

Мирошниченко добавляет, что в основном с запросом на выздоровление приходят женщины от 30 до 50 лет. Среди них — матери в декрете, домохозяйки, предпринимательницы, преподаватели, врачи и фитнес-тренеры: «Я просто поделилась своими мыслями, когда у меня было уже три года трезвости. Вышла в TikTok и рассказала об этом. И люди заинтересовались мной, начали задавать вопросы, и я загорелась. От моих ответов людям становилось легче. Потом я создала чат поддержки трезвости, долгое время работала абсолютно бесплатно. Профессия закрывает мою травму — ведь и у меня был этот опыт алкоголизма».

Говоря о собственном опыте, Мирошниченко признается, что еще до 30-летия получила диагноз от нарколога «вторая стадия алкоголизма»: «Я так рано и больно с этим столкнулась, что думала, не выживу. И вот я выжила и расцвела».

Мирошниченко также говорит, что заводила блог с желанием «помочь хотя бы одному» зависимому, и эта концепция сработала. Сейчас ее совокупная аудитория — 230 тыс. человек.

Зависимость, или аддикция, определяется психиатрами как форма деструктивного поведения. Зависимый человек стремится уйти от реальности, изменив психическое состояние с помощью веществ или определенных разрушительных действий.

Зависимости делятся на химические (прием алкоголя, наркотиков и табакокурение) и нехимические, поведенческие (лудомания — зависимость от азартных игр, шопоголизм, зависимость от компьютерных игр, сексоголизм и интернет-зависимость). Некоторые специалисты относят к этой же категории любовную зависимость и созависимость. Нарушение пищевого поведения считают промежуточной аддикцией.

Некоторые зависимости общество одобряет, они называются социально приемлемыми. К таким, например, относится трудоголизм. В начале года «Москвич Mag» публиковал новость об исследовании, в котором 42% жителей города признались, что больше внимания уделяют работе, чем личной жизни, а 47% утверждают, что им удается соблюдать баланс.

Все зависимости по сути проявления компульсивного поведения, объясняет Мирошниченко: «Это поведение, которое сначала делает человеку очень хорошо, а потом приходит расплата, и оно делает ему очень плохо. Человек теряет волю, он становится рабом своих желаний, и происходит гиперфиксация на чем-то, весь остальной мир меркнет. Поэтому зависимые люди очень многое упускают в жизни и чувствуют эту пустоту, но пытаются заполнить ее при помощи веществ или действий, которые поднимают им настроение.

Зависимые — это люди, которые не понимают себя. Когда у них плохое настроение, они бегут за кофе. Человек не понимает, замерз он, одинок, устал или зол, он бежит, допустим, кофе себе делать. Или, вместо того чтобы помочь себе, может отправиться скупать все подряд в магазинах. У меня есть ученики, у которых дома целые комнаты были заставлены под потолок коробками из секонд-хенда. Потом люди тратят все деньги на эту ерунду, и приходит разочарование — куча ерунды, а удовольствия от этого нет».

Желая быстро получить удовольствие, человек не дает себе времени подумать о том, чего он действительно хочет. В качестве расплаты приходит плохое настроение, жалость к себе и очередное компульсивное действие. «Чаще всего зависимые люди собирают комбо, — говорит Мирошниченко. — Это может быть не только алкоголь и сигареты. К этому относятся сексоголизм, неразборчивые сексуальные связи, которые не приносят абсолютно никакого удовольствия человеку. Позже они чувствуют себя использованными, потому что опять ожидали, что им будет ярко и весело, а на самом деле все это приносит только опустошение».

Когда человек отпускает ситуацию и больше не видит в ней ценности, наступает выздоровление. Мирошниченко считает, что с созависимыми отношениями все сложнее — они должны прорабатываться в психотерапии.

Психотерапия не всегда может помочь человеку с аддикцией, считает Денис Злобин. Бывает, что пациент отрицает проблему или попросту врет специалисту. Кроме того, уверен эксперт, регресс в детские травмы не показан в первые годы выздоровления от зависимости. «Для того чтобы включиться в психотерапию по-настоящему, зависимому нужно быть трезвым года три, а для того, чтобы быть трезвым года три, нужна какая-то терапия. Замкнутый круг», — говорит он.

Зависимый человек не способен на психотерапевтический альянс: он не может взять на себя ответственность за свой путь и начать работать.

«Он вчера хотел, сегодня перехотел, а завтра начал врать психотерапевту, даже не понимая, зачем это сделал, — поясняет Злобин. — Если алкоголик или наркоман в принципе не выглядит как потенциальный успешный проект в психотерапии, потому что он ведет асоциальный образ жизни, то с социально приемлемыми зависимыми все работает ровно так же. Работа с симптоматикой без работы с синдромом бывает вредна. Если у человека растет опухоль в голове, а ему дают обезболивающие, чтобы он забыл об опухоли, он и не идет ее лечить».

Мирошниченко говорит, что работа консультанта по зависимости состоит в том, чтобы одной рукой отнимать предмет зависимости, а другой вести к выздоровлению: «Я работаю с алкоголиками и курильщиками. Чаще всего люди пишут запросы: я хочу наладить отношения с детьми и родителями, вернуть себе красивый внешний облик, убрать отечность. Хочу здоровое дыхание, легкие, хочу долго жить. Страх такой: если я уберу, например, алкоголь, я боюсь будущего без него, мне одиноко».

Консультант по зависимостям отличается от психотерапевта тем, что вмешивается в жизнь подопечного, дает советы и рекомендации. Формула работы: 50/50 усилий ученика и консультанта против зависимости. «Психолог, конечно, не будет вмешиваться в жизнь клиента, а консультант не просто должен, а обязан, — считает Мирошниченко. — Консультант довольно-таки жесткий человек, который не боится говорить правду. И это, конечно, сложно. Если упал, консультант подаст руку, поможет отряхнуться и идти дальше. Вот в этом разница».

Денис Злобин обращает внимание на то, что в России нелегко найти действительно профессионального консультанта по зависимостям. Спрос на помогающих специалистов растет, и рынок начинает активно готовить ответ, но часто это профессионалы сомнительного качества: «Когда у людей стрессы, страна в состоянии конфликта, много неуверенностей в завтрашнем дне. Это еще с ковида началось, горизонт планирования снизился до уровня недели. Люди начинают искать разные способы выхода. А в ответ выскакивают всякие биохакеры, коучи и другие духовные учителя. Здесь происходит ровно то же самое».

Исследования последних лет показывают, что в той или иной степени зависимость от гаджетов есть у 43% жителей Москвы. 12% из них однозначно уверены в своей интернет-зависимости. Среди опрошенных моложе 34 лет в зависимости признались 59%, среди респондентов старше 45 лет — 34%.

К кому в России может обратиться человек, осознавший свою зависимость? По мнению Злобина, оптимальным вариантом будет посещение психотерапии и узкоспециализированных групп поддержки одновременно: «Пойти туда, а потом потихонечку искать профессионалов. Искать, перебирать их, смотреть, читать резюме, подключаться к первым сессиям работы, потом, может, менять. Хорошо образованный психолог — это смиренный психолог. Это человек, у которого четкое понимание своей ограниченности. Он может быть полезным, даже если не сильно образован в аддиктологии, но очень четко понимает границы своей компетенции. И он может оказаться полезным, если вы параллельно выздоравливаете в 12 шагов. Я бы такую рекомендацию сделал».

Фото: кадр из фильма «Красивый мальчик», 2018