Когда-то, примерно в середине 2000-х годов, узнать, сколько в России чайлдфри, было довольно просто. В русском «Живом Журнале» имелось сообщество, которое так и называлось — ru_childfree. Можно было взять общее число обитателей русскоязычного сегмента ЖЖ и разделить на количество участников этого сообщества — так себе социология, конечно, но все же лучше, чем ничего. Поскольку русский ЖЖ 2000-х больше всего напоминал огромную банку с пауками, на «чайлдфрятник» регулярно ходили в групповые набеги бойцы диванных войск, те в ответ банили и огораживались, потом все повторялось. Словом, жизнь била ключом.

Поразительно, но восприятие отказа заводить детей как социально неприемлемой жизненной позиции появилось именно в нулевые. В предыдущем десятилетии все было наоборот: на тех, кто решался завести ребенка в такое трудное время, как 1990-е, смотрели чуть ли не как на покорителей космоса. Но стоило экономике и общему течению жизни более или менее стабилизироваться, как все немедленно озаботились рождаемостью, в статьях замелькали «демографические ямы» и «русские демографические кресты». Попытавшись хоть как-то манифестировать себя, чайлдфри заодно с ЛГБТ сразу же оказались под шквальным огнем критики со всех сторон. Массовое сознание немедленно и на скорую руку слепило портрет образованной горожанки среднего класса: «феминистка, семь кошек, вместо мужика — вибратор, детей не будет», и с этим соломенным чучелом все начали радостно воевать.

С тех пор много воды утекло, мир стал значительно сложнее, социальных сетей стало побольше, и разобраться, кто есть кто в мире чайлдфри и чем обусловлен их выбор, уже не так легко. Согласно данным «Левада-центра» (внесен Минюстом в реестр иноагентов) за 2019 год, бездетными намерены остаться до 9% россиян. Доля эта, мягко говоря, небольшая — так, в США до 15% женщин в возрасте от 40 до 50 лет не имеют детей. В Великобритании, Австрии и Испании этот показатель колеблется на уровне 20%, и лишь во Франции с ее немалыми пособиями и налоговыми вычетами на ребенка бездетными после 40 остаются примерно 15% женщин. Россия же стоит в одном ряду со странами Центральной Америки, рядом с Чили (7,72%) и Мексикой (8,55%) — странами более традиционного религиозного уклада, с высоким уровнем бедности и крепкими семейными узами, где рождение детей воспринимается в том числе и как страховка родителей от нищей старости.

Со стороны сообщество российских чайлдфри кажется довольно аморфным, однако внутри оно делится на три большие группы, явно взаимодействующие между собой, но при этом идущие разными путями и в разные стороны.

Первая и, наверное, самая большая — это «чайлдлесс», молчаливое большинство добровольно бездетных. Те, кто просто решил отказаться от самовоспроизводства, нашел себе партнера со схожими взглядами и залег с ним на дно. От разговоров про стакан воды, тикающие часики и зайку на лужайке чайлдлесс предпочитают отделываться анекдотами или переводят разговор на другую тему, всячески стараясь не вступать в пререкания. Главное, что их объединяет — это категорическое нежелание называть себя «чайлдфри», вступать на этой почве в конфронтацию с обществом, а также нежелание участвовать в любых групповых активностях, включая дискуссии в интернете. К тому же не все из них так уж уверены в твердости своей позиции, как и в том, что она не поменяется лет через десять-пятнадцать.

Чайлдфри в отличие от чайлдлесс не только отказываются от деторождения, но и не боятся об этом сказать. Желательно в лицо и желательно с самой высокой трибуны. Себя они рассматривают как закономерный ответ на принуждение к репродукции, которому общество подвергает человека на всех уровнях, от бабушкиного ворчания «не сиди на холодном, придатки застудишь, а тебе еще рожать» до Государственной думы, где периодически пытаются протолкнуть очередной законопроект, возвращающий советский налог на бездетность. При этом никакого политического движения за свободу от детей не существует, а есть информационная среда, куда входят как никому не известные ники в соцсетях, принимающие участие в коллективных набегах на паблики пронатальных мам — «овуляшек», так и всевозможные селебритиз и инфлюенсеры: видеоблогер Дмитрий Ларин, колумнистка Арина Холина и звезда женского стендапа на ТНТ Зоя Яровицына.

И, наконец, третья группа, от которой предыдущие две стараются держаться как можно дальше и старательно открещиваются от любых ассоциаций — «чайлдхейтеры». У этих все связанное с материнством и детством вызывает омерзение на физиологическом уровне. Трансформации женского тела во время беременности и после родов, постродовая депрессия, детский запах и плач, манера детей до определенного возраста «делать под себя» и поведение особо яростных мамаш — все становится поводом для язвительных шуток и обсуждений в чайлдхейтерских пабликах. Именно оттуда вышли известные всему интернету мемы вроде «яжемать» и «личинус».

Но если посмотреть с точки зрения личной мотивации, то все оказывается намного сложнее. Представьте себе существующее исключительно в интернете сообщество российских чайлдфри в виде огромного пирога, начните мысленно отрезать от него лишние куски — и останется совсем немного.

Немалую часть участников чайлдфри-пабликов составляют так называемые неохотные родители (reluctant parents), то есть те, кто уже имеет одного ребенка, но ни за что не согласится еще раз вернуться на эти галеры. Сей факт признала и одна из администраторш старого ЖЖ-сообщества ru_childfree в беседе с корреспонденткой «Огонька» Еленой Родиной: «… очень много приходит детных. Тех, у кого уже есть один ребенок, а окружающие давят по поводу второго. Эти люди понимают то, о чем мы говорим, и не торопятся осуждать».

Второй и, наверное, самый большой кусок — это «ситуативно бездетные», они же «вечные откладыватели». Причин будет множество, скажем, фрустрации по поводу своей финансовой несостоятельности («я не буду рожать, пока не смогу купить дом или квартиру, в которой у ребенка будет отдельная комната»), экономическая или политическая ситуация («конечно, я хотел бы завести ребенка, но не в этой стране»), сомнения в собственной психологической зрелости («посмотрите на меня, я если и держусь, то только благодаря антидепрессантам, какой еще ребенок? Что я смогу ему дать?»). Впрочем, внешние факторы могут сыграть и в обратную сторону, подвинув колеблющихся чайлдлесс в сторону заек и лужаек. Так, введение в 2007 году материнского капитала почти сразу увеличило долю рождения вторых и третьих детей почти в два раза, а в среднем за первые 10 лет действия реформы рождаемость выросла на 20–25%.

К ситуативным относится и неопределенная позиция «сейчас я не хочу детей, но, возможно, когда-нибудь захочу», которой стараются придерживаться в своих интервью большинство селебритиз, чтобы ни в коем случае не задеть какую-нибудь часть своей аудитории. Одна лишь Земфира честно признается в том, что для нее на первом месте музыка, на втором — секс, а о детях она не думает в принципе. Вот только как у нас, так и за границей полно случаев, когда звезды, считавшиеся убежденными чайлдфри, вдруг меняли свои взгляды и становились родителями — Джордж Клуни, Ксения Собчак, Ингеборга Дапкунайте, Ева Лонгория и так далее.

К этой же категории можно отнести и юных девиц, дорвавшихся до тематических пабликов и объявивших себя чайлдфри. Как по этому поводу ехидно заметила социолог и гендеролог Ольга Исупова, приглашенная на ютуб-канал «Нежный редактор»: «В 20 лет очень многие говорят, мол, я чайлдфри, а после 30 лет те же самые люди становятся пациентами репродуктивных клиник, потому что они ну очень хотят детей».

И, наконец, есть «ложные чайлдфри» — почти всегда это детные мужчины, покинувшие свои семьи и ищущие повода не платить алименты. А еще есть некоторый процент инфертильных, то есть неспособных к рождению ребенка людей, которые объявляют себя чайлдфри, чтобы не попасть под прессинг родственников или «доброжелателей» из соцсетей.

Среди чайлдхейтеров наибольшую активность проявляют феминистки и их наиболее радикальное ответвление TERF (Trans-Exclusive Feminists). За клубом поддержки Джоан Роулинг и их озабоченностью проблемой общих туалетов скрывается яростная ненависть к любым, а не только к трансгендерным мужчинам, вплоть до желания полной сепарации, а то и истребления всех, у кого имеется член. Любой гетеросексуальный половой акт в терминологии радфем и TERF заранее объявляется изнасилованием, а рождение ребенка — «нарушением телесной неприкосновенности» и «репродуктивной эксплуатацией». Пытающимся хоть в чем-то им возразить женщинам радикальные феминистки желают «разорвать себе матку родами и сдохнуть в муках», и это еще самое мягкое. В особенности такого рода высказываниями славится жительница Омска Любовь Калугина, привлекавшаяся в 2018 году по 282-й статье за «разжигание ненависти к мужчинам». Желающие погрузиться в недра радикального феминизма могут почитать, к примеру, группы «ВКонтакте»: «Твоя Ужасная Леди» и «Выживая в аду», «Правда о беременности, родах и материнстве» или отдельную подборку цитат Калугиной . Последнее рекомендуется просматривать только тем, кто крепко уверен в собственном психическом здоровье.

Во времена классического «парового капитализма», которые весьма красноречиво описал Энгельс в «Положении рабочего класса в Англии», бездетность была уделом скорее низших слоев общества, и основная ее причина заключалась в полном отсутствии социальной политики. В зачаточной социологии второй половины XIX века доминировало учение Мальтуса, согласно которому рождение множества детей у бедняков могло привести лишь к увеличению конкуренции за рабочие места и ресурсы, а в конечном итоге и к голоду. Массы понимали, что рассчитывать им не на что и на социальный нигилизм элит отвечали добровольной бездетностью. Сегодняшние «неродители» чаще всего принадлежат как раз к экономически благополучным, секуляризованным и хорошо образованным слоям населения.

Проще всего объяснить их мотивы банальным эгоизмом, и в ряде случаев это объяснение даже окажется верным. Проблема лишь в том, что современные культура и мораль не видят в эгоизме ничего плохого. Потомки целых поколений, живших и рвавших из себя жилы ради то светлого будущего, то ради благополучия собственной семьи, хотят наконец-то пожить для себя, и кто им запретит? Не случайно, по замечанию все той же Ольги Исуповой, среди чайлдфри немало бывших старших детей из многодетных семей, на чьи плечи лет примерно с десяти ложилась забота о младших. «Мы этого в детстве сполна хлебнули, хватит!» — заявляют они в ответ на предложение завести своего ребенка.

Свою долю вносят на пару общество и государство. Первое год от году усиливает пронатальное давление, ограничивает право на аборт и объявляет своим идеалом крепкую семью, но не предлагает уже ни общей стабильности, ни роста благосостояния. Действие рождает противодействие, и количество готовых подписать столь сомнительный социальный контракт даже в обмен на материнский капитал неуклонно снижается. Свою долю вносят и сомнительные внешнеполитические авантюры в сочетании с до сих пор не отмененным призывом в армию: «Рожать вам будущих солдат я не нанималась».

Вместе с тем рождение ребенка роняет на плечи родителей и свинцовую плиту общественной ответственности. Каждая будущая мама боится, во-первых, того, что соседи или подписчики ее инстаграма назовут ее плохой матерью, а во-вторых, тяжелого разговора со своим ребенком, когда тот вырастет. Второй демографический переход задрал планку осознанного родительства неприлично высоко, уже породив уродливый феномен «мамы-вертолеты», который недавно все так активно обсуждали на примере ресторатора Карины Григорян. Эти социальные фрустрации очень хорошо сформулировала ведущая «Нежного редактора»: «Те же самые люди, которые в твои 20 лет уговаривали тебя родить и говорили, что хотят внучат, те же самые люди, как только у тебя появится ребенок, станут тебе говорить: “Не так кормишь, а почему ты кормишь не молоком, а пеленать надо-не надо и на кружки ты не те водишь… ”». Причем достигший совершеннолетия плод каторжного материнского труда может и не оценить всех этих усилий, а на голубом глазу заявить: «Вы испортили мне жизнь, вы никогда не спрашивали, чего я хочу». А сбоку черным вороном кружится государство, которое стремится навесить на родителей чуть ли не уголовную ответственность за каждый детский чих. Все это пугает до такой степени, что пресловутые семь кошек начинают казаться не такой уж и плохой компанией на старости лет.

Важно понять одно — добровольная бездетность как общественное явление естественна в урбанизированном мире, где один ребенок на семью стал социальной нормой. И рецептов тут может быть только два, оба короткие и простые: «не давить» и «дать денег». Других не существует.