У многих народов есть такая забава — меряться бюрократиями, чья страшнее. В России ходит даже городская легенда о том, что мы якобы единственные в мире, набравшие больше 50% положительных ответов в опросе «Согласились ли бы вы, чтобы вместо живого судьи ваше дело рассматривал искусственный интеллект?», хотя несложно найти опровержения.

На своих чиновников обожают жаловаться французы. Но чемпионы, по крайней мере Европы, в этом деле немцы.

Мое знакомство с этой машиной началось с заведения с красноречивым названием Landesamt für Flüchtlingsangelegenheiten — ведомство по делам беженцев (не путать с миграционной службой — Landesamt für Ausländer). В Берлине оно расположилось в живописнейшем садово-парковом районе Reinickendorf, на территории (о, немецкая предусмотрительность!) бывшей неврологической клиники. Не знаю, специально ли так задумано, но у меня первой ассоциацией, когда я прошел через ворота и увидел слегка обшарпанный темный особняк среди голых апрельских деревьев, были голливудские хорроры про дома с привидениями.

Первый визит был фальстартом: я явился к полудню — и никого не застал на первом этаже (отчего сходство с хоррором усилилось). Наконец мне попался охранник, который объяснил, что приходить надо к началу приема в 7 утра, а лучше к 6.30, чтобы занять очередь — к обеду все сотрудники уже расходятся по домам.

Как театр начинается с вешалки, так убежище в Германии начинается с экспресс-теста на ковид («шнелль-тест», 10–20 минут от залезания палочкой в нос до результата). У меня его взяли сразу, наклеив бумажный браслет, как в ночном клубе, и велев не снимать его до завтрашнего утра, чтобы сэкономить время перед приемом.

Я всегда говорил, что шутка «мой коварный план по завоеванию мира рухнул на начальном этапе: встать в 7 утра» — это про меня. Тут пришлось вставать в пять (Райниккендорф — это спальный район). В рассветной мгле чертов особняк окончательно превратился в ужас Амитивилля, зато теперь на входе и правда толпились люди — унылые афганцы, корпулентные африканские гранд-дамы, бойкие карибские парни с растаманскими дредами и семьи с детьми.

Здесь самое время оговориться, что офис Landesamt für Flüchtlingsangelegenheiten не занимается украинцами, о чем на каждом углу висят плакаты, памятки и транспаранты. Их поток в Германию сейчас такой мощный, что для них экстренно прописали особую процедуру, выделили отдельные центры размещения (часто — временные ангары, строившиеся в первую-вторую волны ковида, например, в Берлине, на ВПП закрытого аэропорта Тегель). Там вместо чиновников заправляют бравые мужики в военной форме бундесвера.

Так вот, в 7.00 меня усадили в комнату ожидания с чаем и крекерами — и выдали бипер (точь-в-точь как на московских фудкортах). Номер 40 на нем подсказывал, что ждать придется минимум часов до девяти, но как же я ошибался!

Больше всего саспенс нагнетался в связи с тем, что сотрудники службы по работе с беженцами, как оказалось, поголовно не знают ни слова по-английски. Из-за этого, когда около 9.30 бипер действительно зазвонил, я подошел на стойку и меня завели в кабинет с полицейским у компьютера, происходящее начало слегка напоминать фильм про Вторую мировую и военнопленных. У меня вытащили из рук паспорт, полистали, прижали сначала одну, а потом вторую руку к сканеру отпечатков пальцев и, ничего не объясняя, отвели в другую такую же комнату ожидания. При моей попытке высунуться обратно в коридор меня жестами попросили вернуться обратно.

В общей сложности ожидание по всем комнатам заняло 6 (шесть) часов 20 минут. Судя по виду и позам некоторых афганцев, они зависали так не первый день. Когда я понял, что у меня кончается зарядка телефона, и начал искать розетки, то обнаружил, что в целях экономии электроэнергии они заботливо намертво заткнуты заглушками. Тут я начал понимать, почему мы в неврологической клинике.

Ближе к обеду случилось два события: во-первых, проехала вполне больничного вида тележка с бесплатными сэндвичами, яблоками, йогуртами, мюсли-батончиками и водой. А во-вторых, ко мне вышла русскоязычная девушка (судя по акценту, из Прибалтики), которая сказала, что будет заниматься моим делом.

Через минут пятнадцать разговора, получив ответы на большую часть своих вопросов, я решил, что эту процедуру нужно оставить на самый крайний случай — когда кончатся деньги или виза, по которой я в Германии сейчас. Почему — отдельный разговор, условия для беженцев в России наверняка намного суровей (если она вообще их массово принимает). Удивляет другое — как, даже при наличии несоизмеримо больших ресурсов (и, прости господи, политической воли), можно умудриться обставить процедуру так…  недружелюбно, что, право слово, собянинское МФЦ покажется верхом душевности.

И это у меня еще впереди легендарное открытие счета в немецких банках, когда пароль к личному кабинету на сайте ждешь месяц бумажной почтой.