С середины июня в Москве открылось 65 ресторанов «Вкусно — и точка», заменивших дезертировавший из страны McDonalds. Администрация новой сети планирует довести свою сеть до размеров ушедшего транснационального гиганта, но пока сталкивается с дефицитом упаковки и «ряда ингредиентов».
«Это все требует определенного времени, и, скорее всего, наверное, где-то в сентябре мы увидим, что двери всех наших предприятий будут полностью открыты», — заявил на пресс-конференции гендиректор сети Олег Пароев. Удастся ли российскому бизнесу преодолеть дефицит и остаться при этом привлекательным для потребителей, покажет ближайшее время. Но отпечаток в исторической памяти города уже остался.
История словно развернулась вспять и бредет по собственным следам, оставляя отпечатки в тех же местах, что и прежде. Когда в январе 1990-го открывался первый McDonalds, на Пушкинской площади выстроилась километровая очередь из 5 тыс. желающих попробовать на вкус западный образ жизни. Центр столицы был парализован. В День России 2022 года, когда страна импортозаместила американские бургеры решительным «Вкусно — и точка», очередь из желающих попробовать отечественного производителя собралась на том же месте. Но толпа была пожиже и движению граждан почти не препятствовала.
По ком звонят санкции
Когда в марте паника после введения первых западных санкций улеглась, выяснилось, что кое-какой дефицит в стране будет. И, возможно, даже станет хроническим.
В зоне риска оказались товары, попавшие под западные санкции, а также производившиеся копаниями, ушедшими из страны. По данным Йельской школы менеджмента, российский рынок покинуло больше 800 международных компаний (59% от общего числа), еще более 400 так или иначе ограничило свою деятельность. По подсчетам московского Центра стратегических разработок, из 600 крупнейших присутствовавших в России иностранных компаний около половины ограничило свою деятельность. Проблему смягчили сравнительно большие товарные запасы на складах торговых сетей. Но уже заканчиваются бытовая техника Bosch и LG, смартфоны Apple и Samsung, джинсы Levi’s. В аптеках стало трудно купить некоторые лекарства, а цены на бытовую химию и средства гигиены выросли в два-три раза. Самая тяжелая ситуация сложилась на автомобильном рынке.
Российские власти объявили, что двумя главными средствами борьбы с дефицитом станут импортозамещение и параллельный импорт. Но в каждом сегменте рынка механизм возникновения дефицита свой, и эффективность этих методов отличается.
Пригодится ли авоська
Сплетенная из суровых нитей сетчатая сумка стала одним из главных символов дефицита в советское время. Ее русское имя «авоська» произошло от старинного «авось», то есть «возможно», «надеюсь, что». В сложенном виде она занимала очень мало места и помещалась даже в кармане. Зато в любой момент ее можно было извлечь и применить, если счастливый обладатель вдруг набредал на внезапно «выброшенный» на прилавок дефицитный товар. Конечно, чтобы заполучить его, нужно было отстоять в длинной, иногда многочасовой очереди.
В советской плановой экономике дефицит был хроническим. Экономисты связывают это с самой природой централизованной плановой экономики. Цены на товары устанавливало государство, часто искусственно удерживая их на низком уровне из социально-политических соображений. Это приводило к тому, что спрос перманентно превышал предложение. Плановым органам никогда не хватало мощностей для того, чтобы учесть и просчитать потребности населения и предприятий по огромному числу товарных позиций. Историк плановой экономики Алексей Сафронов говорит, что для точного расчета пятилетнего плана советским плановикам нужно было бы при тогдашнем уровне вычислительной техники потратить около 20 лет. Неизбежные неточности и ошибки накладывались друг на друга, превращаясь в хроническую проблему нехватки востребованных товаров.
Тем не менее дефицит переживал пики и спады. Первый взлет был вызван сворачиванием рыночных механизмов нэпа и индустриализацией. Все ресурсы страны были брошены на строительство гигантских заводов и электростанций. Они должны были выпускать станки и трактора, а потребительские товары производились по остаточному принципу. Их остро не хватало, и государству пришлось вводить жесткую карточную систему. Отменили ее только в 1935 году, одновременно резко подняв государственные цены. Это позволило удержать спрос на низком уровне и избавить народ от психологической травмы пустых прилавков. Второй период острого дефицита, конечно, пришелся на годы Великой Отечественной. Тогда тыл работал на нужды фронта, и даже мечтать о разносолах было роскошью само по себе. Третий пик дефицита предшествовал краху СССР. Именно он стал болезненной травмой для советских людей, научившихся отождествлять нехватку товаров с социализмом.
Либерализация торговли в 1992-м, казалось, навсегда разрешила проблему товарного дефицита. Свободное рыночное ценообразование балансировало спрос и предложение. А нехватку производственных мощностей легко покрывал хлынувший в страну импорт. Но выяснилось, что невидимая рука рынка вовсе не панацея от казавшейся далекой архаикой проблемы. Только теперь ее приводят в движение совсем иные механизмы.
Дефицит переживал пики и спады.
— Ни одна страна не производит ничего технологичнее лопаты самостоятельно, — говорит директор центра конъюнктурных исследований Высшей школы экономики Георгий Остапкович. — Все делается совместными усилиями. Вот, например, iPhone делает 15–18 стран. Калифорния делает технологию, собирает Китай, панели производят в Южной Корее, Гонконге и Тайване, даже венгры участвуют: делают коробку и печатают инструкцию. Получается длинная цепочка добавленной стоимости. И если одна страна выходит из создания продукции, значит, ее просто не будет.
Санкции и особенно массовое бегство компаний из России создали именно такое положение. Наша страна выпала одновременно из множества подобных цепочек. Это коснулось не только самого производства, но и распределения: сетей продажи, логистики, хранения и т. д. Именно распад производственных цепочек лежит в основе дефицита товаров народного потребления, или, как говорили в советское время, ширпотреба.
— Кто сможет заменить Ikea? — задается вопросом Остапкович. — Свято место пусто не бывает. Чуть вырастут российские мебельные фабрики. Кто-то привезет еще какие-нибудь шкафы. То есть по большинству товарных позиций замена найдется. Какая-нибудь полка или диван не превратится в дефицит. Но вот икеевских товаров уже не будет. А это прекрасная мебель, демократичные цены, широкий ассортимент, отработанные конструкции, шведское качество. Конечно, если припрет, вы мебель на рынке найдете. Но потратите больше сил и времени. Качество будет похуже, выбор — поуже. А заплатить придется побольше.
Войти в магазин Ikea сейчас можно только по пропуску сотрудника компании.
— Брат, ты внутрь? — подбегает ко мне запыленный мужчина южной внешности у «Икеа Сити» на Дубровке. — Нужно вещи достать. Я отблагодарю.
Сотрудники Ikea имеют право на 15-процентную скидку, но им запрещено приобретать товары для перепродажи. Тем не менее на Avito легко найти объявления о продаже мебели и аксессуаров шведской компании у частных лиц. Нетрудно понять, как эти товары попадают на рынок. Владельцев заветного пропуска ищут и в интернете. Им предлагают, например, по 10 тыс. за услугу.
Похожая ситуация развивается и на рынке одежды и обуви. Объясняет создатель магазина эксклюзивной одежды «3,14» Александр Моисеенков: «Мы с дефицитом не сталкиваемся, проблемы есть только с ухудшением логистики. Но у нас очень нишевая продукция и небольшие поставщики. Дефицит складывается у больших западных холдингов. Gucci, Louis Vuitton, Dior — они приостановили свою деятельность по политическим причинам. Соответственно, и ситуация на рынке аналогичная. Глобального дефицита нет и не будет. Купить джинсы, халат или сапоги вы сможете. Но если вы фанат Gucci, то вам придется поискать. Покупать в Европе или заказывать кому-то. В общем, дефицит касается только тех марок, которые объявили об уходе».
«Ни одна страна не производит ничего технологичнее лопаты самостоятельно. Все делается совместными усилиями», — говорит директор центра конъюнктурных исследований Высшей школы экономики Георгий Остапкович.
Нечто похожее было и в советские времена. Одежды и обуви как таковых хватало. Не было только качественных и модных джинсов или ботинок. За ними охотились, их покупали через третьи руки у фарцовщиков, заказывали втридорога у редких счастливчиков, попадавших в «загранку». Возрождение ремесла фарцовщиков или заменивших их на рубеже 1980–1990-х челноков пока России не грозит, уверены эксперты.
— В 1990-х челноки появились в абсолютной пустоте, — говорит Георгий Остапкович. — Но это анахронизм. Сейчас их функцию гораздо эффективнее выполнят дилерские компании. Они точно так же будут закупать товары без разрешения правообладателя. Но у них гораздо лучше получится наладить логистику. А главное, у них в отличие от частников есть выход на сети продаж.
Впрочем, по отдельным нишевым продуктам возможны исключения. Председатель правления Международной конфедерации обществ потребителей Дмитрий Янин приводит в пример айфон: «Это товар с очень высокой лояльностью потребителей, поэтому не исключено, что люди вновь будут возить самолетами небольшие партии, по 200 телефонов, как это было в начале 2000-х, до прихода Apple в Россию». Но перспективы вновь стать массовой профессией у мелких импортеров все же нет, согласен Янин.
Специфика дефицита в рыночных условиях связана с емкостью рынка. Если официальный производитель ушел, а нормальные логистика и дистрибуция соответствующего товара невозможны, то любая схема параллельного импорта сильно увеличит себестоимость. В условиях падения покупательной способности ввоз ушедших брендов по многим позициям может стать просто нерентабельным занятием. В итоге даже тот спрос, который останется, будет нечем удовлетворить. К тому же ослабнет или вовсе исчезнет инфраструктура сервиса, гарантийного ремонта и поддержки, а значит, брендовые товары потеряют часть своей привлекательности.
В чем-то похожая история повторяется и с импортозамещением. Это легко заметить по ценникам и доступности средств гигиены, лекарств и особенно средств реабилитации.
Лекарства и средства реабилитации
Еще в апреле Общероссийский народный фронт (ОНФ) провел экспертный мониторинг, в ходе которого были опрошены представители аптечных сетей в 25 регионах России. Выяснилось, что во многих из них наблюдается даже не дефицит, а дефектура, то есть полное отсутствие ряда лекарств. Отсутствовали медикаменты с рядом действующих средств, которые не производились в России. Среди них, например, левотироксин натрия («L-тироксин», «Эутирокс») присутствовал в некоторых аптеках лишь в 4 из 25 областей. «Депакин хроно», «Конвульсофин-ретард», «Конвулекс», «Вальпарин ХР» и «Вальпроевая кислота» отсутствовали в 17 регионах.
Санкционные ограничения, введенные западными странами, не касаются лекарственных препаратов. Но на их доступности могли сказаться логистические проблемы (многие транспортные компании отказались возить грузы в Россию) и колебания курса рубля. Источник, близкий к руководству ОНФ, утверждает, что главной причиной дефектуры стали паника и вызванный ею ажиотажный спрос в начале весны. На вопрос, не станет ли нехватка таких лекарств хронической, источник ответил уклончиво: «Вопрос тонкий. Надеемся, что нет. По сравнению с апрелем ситуация сейчас выглядит лучше».
В закон об обращении лекарственных средств были оперативно внесены изменения, которые обязали торговые сети и поставщиков соблюдать предельные сроки отгрузки лекарств в аптеки. Отныне они не вправе отказывать в таких поставках, если само вещество доступно оптовикам. А импортеры теперь обязаны за полгода информировать органы власти о том, что они собираются приостановить ввоз тех или иных наименований. Фармацевтическая промышленность осваивает производство наиболее дефицитных препаратов. Как работает такое вмешательство в функционирование рынка, видно на примере средств реабилитации.
— Наиболее остро стоит вопрос о продукции ежедневного применения. Например, по инвалидам это подгузники, абсорбирующие пеленки и мочекалоприемники для людей со стомами, — говорит Иван Бирюков, директор Национальной ассоциации участников рынка ассистивных технологий «Аура-Тех», которая объединяет российских производителей средств реабилитации. — Аналогичные проблемы возникли и с обычными детскими подгузниками, гигиеническими прокладками и т. д. Потому что санкции ограничили поставки двух главных видов сырья для этой продукции — целлюлозы с нужными характеристиками и суперабсорбент.
Во многих аптечных сетях 25 регионов России наблюдается даже не дефицит, а дефектура, то есть полное отсутствие ряда лекарств.
По словам Бирюкова, уже найдены технические решения этих проблем. Но они требуют больших инвестиций. Предприятиям приходится закупать новое оборудование, ставить новые линии, разрабатывать под них логистику и обучать персонал. В итоге уже сейчас появляется продукция, сравнимая по качеству с привычными марками, но ее себестоимость значительно выше. «Наши предприятия сейчас перерабатывают вторичную целлюлозу и получают сырье более дорогое, чем конкуренты в ЕС и Китае, — рассказывает Бирюков. — Сейчас эта разница составляет где-то 30–40%. А продукция низкомаржинальная, то есть стоимость сырья составляет большую долю в ее себестоимости». На это накладываются проблемы, связанные с работой параллельного импорта. Из-за низкого курса доллара и евро в Россию хлынул поток дешевого импорта из стран, не вводивших санкций против РФ, например из Турции. Российским властям приходится выбирать: ограничить ли импорт пошлинами, компенсируя часть дополнительных расходов из бюджета, чтобы заставлять потребителей платить за импортозамещение из своего кармана, или остаться вовсе без отечественного производства целой категории товаров, качественно влияющих на качество жизни граждан.
Чуть лучше складывается ситуация с протезами. Большинство производителей пока из России не ушло. Изменились только логистика и курс рубля. Цены поднялись на 10–15%, но недостатка протезов нет и пока не предвидится. Зато остро не хватает продукции, в которой много электроники. Например, на рынке образовался дефицит кохлеарных имплантов — устройств, которые позволяют неслышащим людям разбирать звуки. «Иностранные компании-производители практически прекратили осуществлять ремонт и обслуживание на территории России, — продолжает Бирюков. — Нужно отправлять их в США или ЕС, и ребенок остается без слуха минимум на полгода. И проблема может быстро усугубляться. Нам нужно срочно готовить свое производство на альтернативных чипах и производить свои импланты. Но для этого промышленности придется вкладывать немалые деньги и решать огромные административные проблемы с сертификацией. Если государство не окажет здесь поддержки, то и предприятия умрут, и потребители останутся наедине с нарастающим дефицитом. Альтернатив западным производителям у нас не будет».
Автомобили
Но самая острая ситуация сложилась на автомобильном рынке. «Выпуск легковых машин в России упал на 97%», — пишет «Интерфакс» со ссылкой на Росстат. В этой сфере одновременно вышли из строя практически все механизмы, защищающие рынок от дефицита. Государство годами делало все, чтобы подтолкнуть производителей машин к локализации производства. Для этого вводились заградительные пошлины на импорт, даже тогда, когда это вызывало социальные волнения, как было на рубеже нулевых и десятых в Калининграде и Владивостоке. В итоге отрасль состоялась. Уровень локализации производства в ней был высоким, но далеко не 100%. Теперь, когда из страны ушли крупнейшие производители машин, отрасль просто встала.
— У нас не просто острый дефицит. У нас полная жопа, — говорит координатор общества «Синих ведерок» Петр Шкуматов. — Машин просто нет. Или цены на них запредельные. На рынок упала ядерная бомба. И мы ходим по пепелищу.
Спасти ситуацию с помощью импортозамещения практически невозможно. Слишком много сложной высокотехнологичной продукции придется замещать. Это сделало бы цены на отечественный автопром неподъемными. Импорт тоже не работает. Не только из-за санкций, но и из-за сохранившихся высоких протекционистских пошлин и слишком высокого курса рубля. «Если машина в ЕС стоит тысяч восемьсот на наши деньги, — прикидывает Шкуматов, — то в Москве вы ее купите хорошо если за два миллиона». В итоге, по словам руководителя «Синих ведерок», в городе на грани банкротства находится около половины автосалонов. Всего по стране их около 3 тыс., и это сотни тысяч рабочих мест.
— Это ведь не картошку продавать. У отрасли высокий мультипликатор, она кормит около 1 млн человек, считая смежников, — говорит Шкуматов.
«Автопром умер, спасать его бессмысленно», — признает координатор общества «Синих ведерок» Петр Шкуматов.
Если в конце 2021 года Ассоциация европейского бизнеса прогнозировала, что продажи легковых автомобилей вырастут и составят 1,722 млн штук, то теперь и 10% от этого объема будет выглядеть неплохим результатом.
— Единственный разумный способ вытащить продажи автомобилей из состояния клинической смерти, — говорит Шкуматов, — это обнулить все пошлины и сборы. Никому это уже не повредит. Автопром умер, спасать его бессмысленно. А рынок легковушек еще можно попытаться спасти, хотя время уходит стремительно. Если не убрать барьеры, декларирование, не смягчить технические регламенты, а главное, не дать тысячам «физиков» привозить дешевые подержанные машины из Европы, через три-четыре месяца и здесь спасать будет нечего. В России будет прочная «кубинская модель», в которой десятилетиями донашивают автомобильный парк полувековой давности.
Если государство решится на такие экстренные меры, они могут дать даже общеэкономический эффект, рассчитывает Шкуматов. В стране вновь появится спрос на валюту, а значит, позволит удерживать валютный курс в комфортном для промышленности диапазоне. Но пока ничего этого не делается. И, несмотря на отсутствие плановой экономики, ситуация с дефицитом автомобилей все больше похожа на позднесоветскую. Покупка машины превращается в невозможную мечту даже для людей с деньгами. А официальный курс валюты согревает сердца патриотов, но совершенно не пригоден для практического применения.