Игорь Эммануилович Грабарь (1871–1960) был человеком-оркестром: живописец, зачинатель русской реставрационной школы, директор Третьяковской галереи и Московского государственного художественного института. Об этой во многом противоречивой фигуре и о своей семье рассказывают внучка Игоря Грабаря Мария Мстиславовна Грабарь и правнучки Елена и Наталья Грабарь.

Что означает фамилия Грабарь?

Елена Грабарь: Одни переводят это слово как «каменщик», другие — как «землекоп». Родители моего прадеда Игоря Эммануиловича Грабаря, униаты, происходили из Угорской Руси, области среди Карпатских гор. В XIX веке она входила в Австро-Венгрию. Империя напоминала лоскутное одеяло, сотканное из народностей, больших и малых, как, например, православные русины.

К этой восточнославянской народности относился дворянин Адольф Иванович Добрянский (1817–1901), личность выдающаяся. Дед Грабаря по материнской линии, юрист и историк, посвятил жизнь борьбе против мадьяризации славян, за этническое и культурное единение русинов с русским народом. Адольф Иванович был сыном униатского священника, настоятеля прихода из села Рудлов. Семья была большой — десять детей.

Русский язык Адольф выучил самостоятельно. Получил высшее историко-филологическое образование. Имел ордена от Николая I за содействие в подавлении венгерской революции 1848 года. Страдал от того, что родители нарекли его неславянским именем Адольф. Детям и внукам прапрапрадед дал уже русские имена. Носил русскую бороду, презирал австрийские бакенбарды, всем видом и манерой говорить демонстрировал приверженность русскому помещичьему быту.

И наверняка имел поместье?

Е. Г.: Имение Добрянского в селе Чертеж в Карпатских горах состояло из нескольких домов. В старом доме о семи комнатах в окружении тенистого сада жил он с женой. В новом располагалась остальная семья.

Старшая дочь Адольфа, Ольга (1843–1930), вышла замуж за Эммануила Ивановича Грабаря (1831–1910), ученика и преданного последователя отца. Вместе с Адольфом Ольга стала основной обвиняемой на громком судебном процессе 1882 года, инициированном властями Австро-Венгрии. В историю он вошел как «процесс Ольги Грабарь». Добрянских обвиняли в госизмене и создании организации, направленной на возбуждение смуты, отторжение от империи Галиции, Угорской Руси и Буковины и присоединение этих областей к России. Ольге грозила смертная казнь. Процесс, однако, принял другой оборот и за отсутствием улик окончился полным оправданием обвиняемых. Адольфу Добрянскому с тех пор было запрещено проживать в местах, населенных русской общиной. Он поселился в австрийском Инсбруке. Ольгу Адольфовну под овацию единомышленники вынесли на руках из зала суда. Прапрабабушка уехала к мужу в Россию.

Расскажите о муже этой необыкновенной женщины, отце Игоря Грабаря.

Е. Г.: Эммануил Грабарь родился в тогдашнем австрийском селе Трибушани в семье войскового греко-католического священника Яноша Храбара и Юлии Хаджеги. Получил юридическое образование в Пештском университете, имел степень доктора юридических наук, был избран депутатом палаты представителей венгерского национального собрания от округа Марамароша, боролся против ассимиляции русской общины в венгерской культуре. В 1871 году Грабарь как неблагонадежный был вынужден эмигрировать, на первое время перебрался в Италию. К этому моменту у них с Ольгой Добрянской было двое сыновей. Старший Владимир появился на свет в Вене в 1865 году, младший Игорь, мой прадед — в 1871-м в Будапеште.

Из-за активных занятий политикой семья была вынуждена неоднократно разлучаться. Бежавший в Италию отец семейства, бывший будапештский сенатор, устроился воспитателем к детям князя Павла Демидова. Приняв конспиративную фамилию Храбров, Грабарь через Париж в 1876 году перебрался в Российскую империю. Его сыновья, впоследствии переехавшие сюда же, до поры жили под той же фамилией. Игорь с 11 лет жил без родителей, ранние годы провел в карпатском Чертеже. В доме имелась неплохая библиотека с преимущественно русской литературой. Мальчик втайне от деда, который это не приветствовал, говорил по-немецки. И потом вспоминал: «Бабушка всегда разговаривала со своими сестрами по-немецки, если только не было в доме дедушки».

С детства Грабарь обнаружил склонность не только к рисованию, но и к строительному делу. Родня пророчила ему карьеру зодчего. Забегая вперед, скажу: прадед попытал счастье в архитектуре, спроектировал Захарьинскую больницу для лечения легочных заболеваний в Химках (1910). Здание в палладианских формах сохранилось, сегодня это туберкулезная клиническая больница №3 в Куркино.

Славянофилы родители и дед, вероятно, кроме России, не видели другого места для образования наследников?

Е. Г.: Разумеется. В России Эммануил Иванович вынужденно стал учителем иностранных языков и русской словесности в четырехклассной прогимназии городка Егорьевска Рязанской губернии. Жалованье прапрадед получал скудное, вечно был в долгах. Ольга Адольфовна привезла мальчиков к отцу.

Владимир, получивший начальное образование в гимназии в Пряшеве, продолжил его в Егорьевске. В ту же гимназию поступил Игорь. Их мать вернулась в Чертеж и угодила там на скамью подсудимых.

Из Егорьевска учитель немецкого Эммануил Грабарь переехал в бессарабский город Измаил на Дунае, где основал при гимназии «Общество вспомоществования учащимся». Далее было получено место помощника ректора университета в Юрьеве (Дерпте), он же Тарту.

Как сложилась судьба Владимира Эммануиловича Грабаря, старшего брата вашего прадеда?

Е. Г.: Он поступил на юридический факультет Московского университета и, учась там еще под фамилией Храбров, посещал лекции Василия Ключевского на историко-филологическом факультете. В 1888 году уехал в Париж, в университете слушал лекции по международному праву. До революции служил приват-доцентом, профессором, деканом юридического факультета Юрьевского университета, занимал должность советника по правовым вопросам при верховном главнокомандующем России. В 1901-м опубликовал труд «Римское право в истории международно-правовых учений», переиздающийся по сей день.

Шесть переизданий пережил учебник «Международное право в систематическом изложении», на титуле которого имя Владимира Грабаря соседствует с именем крупного немецкого правоведа Франца фон Листа. Он обнаружил в тексте неточности, и Лист счел комментарии коллеги столь существенными, что книга начала выходить уже под двойным авторством. В 1926-м Грабарь стал одним из разработчиков Консульского устава Союза ССР.

Думаю, насчет советской власти Владимир Эммануилович иллюзий никаких не питал. С младшим братом у него всегда были очень близкие отношения. Он опекал Игоря, следил за всеми его «действиями и помыслами».

Переписка Игоря Грабаря так обширна, как будто бы он не выпускал пера из рук. В письмах он нередко называл брата шутливым прозвищем Иван Егорыч и, кстати, вначале пошел по его стопам — поступил на юридический факультет Петербургского университета.

В 1917 году Владимир Грабарь женился на дочери бывшего ректора Юрьевского университета Марии Евгеньевне Пассек, выпускнице Пушкинской гимназии в том же Юрьеве, специалисте по античной литературе, переводчице Феокрита и Пиндара. В 1945 году Мария Евгеньевна переводила для советских обвинителей на Нюрнбергском процессе материалы, разоблачающие нацистский режим.

Жили они скромно, в коммунальной квартире в доме №15 на Зубовском бульваре (сегодня в этом здании Литературный музей). Детей у Грабарей не было.

Мария Мстиславовна Грабарь: Я хорошо помню дедушкиного брата, его жену, бывала у них дома. Владимир Грабарь (он, кстати, писал свою фамилию без мягкого знака), доктор юридических наук, подсмеивался над тем, как с приходом советской власти международное право стало называться советским международным правом.

Постепенно активную деятельность он прекратил, стал просто консультантом и преподавал. За день до смерти работал над канонами Юстиниана. Умер в 1956 году. Когда в 1988-м я впервые оказалась в Центральном ОВИРе, меня спросили, имею ли я какое-то отношение к Грабарю, именно к юристу. Его помнили.

Как мы знаем, Игорь Эммануилович юристом не стал. Такова была семейная традиция: дед юрист, отец, старший брат. По окончании Егорьевской гимназии Игорь Грабарь поступил в Императорский лицей в память Цесаревича Николая в Москве, более известный как лицей Михаила Каткова. К слову, здание училища сохранилось, его адрес — Остоженка, 53/2, стр. 1, ныне Дипломатическая академия.

В 1889 году Игорь Грабарь отправился в Петербург поступать в университет, как он говорил, «поближе к Академии художеств», не забыв прихватить с собой ящик с красками, складной мольберт и пирожки, наготовленные матерью. В кармане имел сорок с чем-то рублей. Дед был, в общем-то, человеком без состояния, часто жившим у друзей и знакомых.

Одновременно с Грабарем на юридическом факультете курсом позже учился Сергей Дягилев. Их знакомство, в студенчестве не состоявшееся, произойдет позже, когда Дягилев пригласит деда к работе над журналом «Мир искусства».

Так вот, в 1893 году получивший университетский диплом Грабарь через год смог наконец осуществить давно задуманное и поступил в Высшее художественное училище при Императорской академии художеств. Он стал учеником мастерской Ильи Репина и брал уроки рисования у Павла Чистякова. Еще учась на юриста, Грабарь, кстати, занимался иллюстрацией, сотрудничал с юмористическими журналами «Стрекоза», «Будильник» и «Шут». Подписываясь И. Храбровицким, иллюстрировал повесть Гоголя «Шинель». Довольно скоро на основании отыскавшейся метрики юрист Храбров опять стал Грабарем.

В начале июля 1896 года разочарованный методом академического образования Грабарь отправился в Мюнхен, тогдашний художественный центр Германии, и поступил в частную школу блестящего рисовальщика и педагога Антона Ашбе. Еще пять лет жил в столице Баварии, даже стал компаньоном и преподавателем в школе Ашбе, проходил курс архитектуры в Мюнхенском политехникуме, изучал в Глиптотеке образцы античной пластики и технологию живописи старых мастеров.

Учиться он определенно любил. Но известен Грабарь не только как художник, его амбиции были гораздо шире.

Е. Г.: Александр Бенуа, с которым Игоря Эммануиловича связывали дружеские, но весьма непростые профессиональные отношения, вот так о нем написал: «Он знает, чего хочет, и он знает, что то, что он хочет, хорошо и нужно…  Не чиновник он и не белоручка, а настоящий деятель, деятель талантливый, храбрый, умелый, а главное, деятель, лучше знающий свое дело, чем кто-либо в России настоящего момента».

Сам Грабарь называл себя человеком минуты, критикуя себя за всеядность: «Нельзя служить двум богам, а я служил семи». Круг его занятий после возвращения в Россию в 1901 году был обширен: он участвовал в выставках «Мира искусства», Союза русских художников, осеннего Салона в Париже, а потом взял и почти забросил живопись, увлекся историей русской архитектуры и зарылся в архивы: «С 1909-го по 1914 год я не дотронулся до кисти, находясь во власти пера».

Грабарь составил первый вариант своего капитального труда, колоссальный шаг в отечественном искусствознании — многотомную «Историю русского искусства». За издание серии книг взялся австрийский подданный Иосиф Кнебель. До 1914 года вышло пять томов. Работу прервали немецкие погромы в мае 1915-го. При разгроме магазина Кнебеля на Петровских линиях было уничтожено несколько тысяч негативов, подготовленных Грабарем. После этого сил продолжать уже не было. Том, как раз посвященный московскому классицизму, издан тогда не был. Прадед вернется к этому проекту позже.

Вы говорили, что Грабарь не имел собственного жилья. Чьим гостеприимством он пользовался в эти годы?

Е. Г.: На выставке Союза русских художников Игорь Эммануилович познакомился с великолепным пейзажистом, импрессионистом, к сожалению, сегодня лишенным должного внимания, Николаем Мещериным. Новый друг был сыном купца 1-й гильдии Василия Мещерина, основателя паевого «Товарищества Даниловской мануфактуры», комиссара городской казны. Мещерин пригласил Грабаря погостить в свое имение Дугино на высоком берегу Пахры, в 28 верстах от Москвы. Местность в Подольском уезде название получила как раз из-за речной излучины — дуги.

Так Игорь Эммануилович сделался «дугинским аборигеном», в общей сложности прожив там с 1904 по 1917 год: «Эти 13 лет были самыми кипучими как в моей художественной деятельности, так и в деятельности литературной, архитектурно-строительной и в значительной степени в музейной». Идеальные условия для работы, созданные радушными хозяевами, их гостеприимный дом и живописная природа тех мест служили для Грабаря постоянным источником вдохновения. Его слава как художника росла, хотя постоянной оставалась нужда в заработках.

В Дугино были написаны лучшие его пейзажи и натюрморты — «Февральская лазурь», «Мартовский снег», «Сказка инея и восходящего солнца», «Хризантемы» и «Неприбранный стол».

В 1913 году на Красной горке в Дугино без особых торжеств произошло венчание Игоря Грабаря и Валентины Мещериной (1892–1959), племянницы владельца усадьбы и моей будущей прабабушки. Брату Владимиру жених сообщил в письме: «Я женюсь на той красной толстенькой и мною смертельно любимой девочке, с которой я тебя познакомил с Москве… »

Дед Валентины, Василий Ефремович Мещерин (1833–1880), начал свое дело с приобретения красильной фабрики по ручной набивке тканей и платков в Даниловской слободе, в Серпуховской части Москвы, и превратил ее в предприятие с полным производственным циклом. Москвичам, думаю, хорошо известны краснокирпичные корпуса Даниловской мануфактуры на Варшавском шоссе. В Китай-городе, на углу Старопанского переулка и Ильинки, Василий Ефремович возвел фирменный магазин с гостиницей «Мещеринское подворье».

В 1917-м семья Валентины Мещериной не стала дожидаться, когда ее выселят из Дугино, и в спешке уехала в Москву, успев прихватить только самое необходимое. В приходе церкви Святых Черниговских Чудотворцев на Пятницкой улице, 2/38, стр. 2, у Мещериных имелся собственный дом. Сохранить за собой удалось небольшую квартиру на верхнем этаже, где поселились неприспособленные к новой жизни девять человек, сразу ставшие лишенцами.

Нижние этажи заняли общественные организации, клуб для учащихся «Внешкольный досуг» и т. д. Игорь Грабарь, уже будучи директором Третьяковской галереи, организатором Государственных центральных реставрационных мастерских, по сути стал основным кормильцем семьи. Валентина Михайловна, которая была младше мужа на 20 лет, стала профессиональным историком искусства. Вместе с мужем она работала во Всероссийской коллегии по делам музеев и охраны памятников искусства и старины Народного комиссариата просвещения.

Музейным отделом Наркомпроса заведовала Наталья Седова, жена Льва Троцкого. Когда к Мещериным пришли с ордером на уплотнение, Наталья Троцкая выдала Грабарю охранную грамоту. Никого к ним тогда не подселили.

Игорь Эммануилович, по всей вероятности, умел договариваться с властью.

М. М. Г.: Но в ряды большевиков не вступил и оставался беспартийным. Дед довольно стремительно начал приспосабливаться к новым реалиям. За это нравственное перерождение и перемены в мировоззрении Грабаря впоследствии неоднократно критиковали.

Да, он не был репрессирован, но сам никого не посадил. Наоборот, кого мог, вызволял из тюрьмы. Дед был сентиментальным, но суровым. Иначе не выжил бы в советское время. Став попечителем, затем директором Третьяковской галереи, он кардинально реформировал структуру музея, отказался (даже наперекор духовному завещанию Павла Третьякова) от шпалерной развески работ, превратил ранее бессистемную экспозицию в живую историю отечественного искусства. За перевеску картин его еще до революции осуждали, даже подвергали газетной травле.

Грабарю доверял Анатолий Луначарский. Они хорошо понимали друг друга. При поддержке наркома просвещения дед занялся раскрытием памятников древнерусской живописи. Вместе с Александром Анисимовым и другими реставраторами получил доступ к древним памятникам, проник в ризницы храмов Владимира, Новгорода, Пскова и Звенигорода. В Троице-Сергиевой Лавре открылась реставрационная мастерская, занявшаяся рублевским иконостасом. В 1929-м икона Андрея Рублева, знаменитая «Троица», из Лавры поступила в собрание Третьяковской галереи.

Е. Г.: В 1930 году началась «безбожная» кампания, сопровождаемая разрушением храмов и разгромом реставрационных мастерских. Писались доносы. Обвиненного в пропаганде старой идеологии Игоря Грабаря вызывали в НКВД на допрос и дачу показаний.

Свободу он не потерял в отличие от реставраторов Георгия Чирикова и Петра Барановского. Александра Анисимова расстреляли в Карелии.

Тучи над Грабарем сгущались. Понимая сложность момента, Луначарский предложил ему персональную пенсию. Грабарь ушел со всех постов. Вернувшись к живописи, он зарабатывал на жизнь портретами. С женой и детьми переехал в небольшую квартиру в Кудринском переулке.

С 1937 по 1956 год Грабарь прожил в квартире с мастерской на Петровско-Разумовской аллее, 2, в «городке художников», инициатором строительства которого был сам.

М. М. Г.: Помню вид на Стадион юных пионеров из окна этой крошечной квартиры. А ведь Грабарь уже с 1940-х годов был дважды академиком, членом Академии наук и Академии художеств.

Расскажите о детях Грабаря.

М. М. Г.: Дети художественной карьеры отца не продолжили — выбрали естественные, точные науки. Ольга, первенец, родилась в 1922 году, недавно ей исполнился 101 год. Доктор биологических наук. Характер у нее сильный, думаю, в отца, да и судьба непростая. На фронт ушла добровольцем в 1942-м, была военным переводчиком в 19-м стрелковом корпусе, попала в бои на Курской дуге. Ольга Игоревна работала в Институте молекулярной биологии им. В. А. Энгельгардта Академии наук СССР, она автор нескольких книг воспоминаний. Ее первым мужем был Николай Епифанов, вторым — директор концертного зала «Россия» Георгий Строев.

Мстислав Игоревич Грабарь (1925–2006), мой папа, выпускник механико-математического факультета МГУ, автор книги «Применение математической статистики в педагогических исследованиях: Непараметрические методы». Папа любил грибы и шахматы, был душой компании, в которую входили Александр Есенин-Вольпин, Юрий Гастев и Лев Малкин. В 1945-м папа входил в диссидентскую группу «Братство нищих сибаритов», которая собиралась как раз в квартире Грабарей. Пятерых из этой группы посадили. Папа очень переживал, думал, что друзья считали его доносчиком, но его непричастность стала вскоре всем ясна. Юру Гастева папа навещал в лагере в Потьме.

Мстислав Грабарь преподавал высшую математику. Студент МИХМа вспоминал о папе: «Я впервые в жизни увидел человека, которого смог с полным основанием назвать настоящим глубоко интеллигентным человеком, высокопрофессиональным лектором и глубоко порядочным человеком. Для меня в моей памяти он таким и остался».

Когда его отовсюду уволили, ему пришлось устроиться на мясокомбинат. Папа рассказывал, что первым делом ему поручили рассчитать оптимальное расстояние от завода до пивного ларька. Надо было поставить ларек не очень далеко от предприятия, чтобы рабочие долго не отсутствовали, и одновременно не очень близко, чтоб не напивались.

У папы было четыре жены. Первая — сокурсница по мехмату Лидия Юдинсон, у них родился сын Андрей. Моя мама, Ксения Вешнева — вторая жена. В 1965-м женой папы стала Елена Копелева, дочь правозащитника Льва Копелева. Круг общения с диссидентами расширился, включая Андрея Сахарова, Александра Солженицына, Натана Щаранского и Ларису Богораз. У папы с Еленой Львовной двое детей — Екатерина и Александр.

Кстати, когда мои родители поженились, бабушка предложила им переехать к ней в квартиру в Фили, дала комнату.

Она жила в Филях?

М. М. Г.: Валентина Михайловна Мещерина в июне 1932 года тяжело заболела, долгое время провела в клинике профессора Казакова. Два года спустя семья Грабарей распалась. Бабушка стала жить отдельно, в коммунальной квартире в Филях. Она сохраняла прежний круг знакомств, работала во Всесоюзной академии архитектуры, подготовила к печати альбом по архитектуре усадьбы Коломенское. Я ее очень любила и хорошо запомнила. Она была подвижной, живой, очень веселой, теплой, хорошо играла на фортепиано. Мне говорили, что я внешне и голосом похожа на бабушку.

«Мама была святая», — говорил мой папа. Валентина Михайловна умерла в год, когда я пошла в 1-й класс. У нее оторвался тромб. Помню, как я тогда расстроилась. Бабушка привносила в жизнь окружающих свет и радость.

Должно быть, вы запомнили и дедушку? Каким был Игорь Эммануилович Грабарь?

М. М. Г.: Дедушка не был общительным и разговорчивым. Но при том он мог быть сентиментальным. Когда мы вместе с ним смотрели по телевизору фильм «Матрос Чижик», он плакал.

Дед любил бабушку до последнего дня. Она приходила, и он менялся. Когда они расстались, Игорь Эммануилович оформил брак, предполагаю, фиктивный, с младшей сестрой бабушки. Мария Мещерина просто вела хозяйство, помогала воспитывать детей.

Летом я жила с няней у дедушки в Абрамцево в поселке художников на даче с роскошной верандой, которую он построил по своему проекту. Помню один эпизод. Мне все время говорили: «Не бегай, не кричи, дедушка работает». Однажды открылась мастерская, и дедушка разрешил мне зайти. Пока он писал картину, я крутилась вокруг него, при этом он не сделал мне ни единого замечания. Мне тогда понравились особая атмосфера и запах масляных красок.

До последних дней Игорь Эммануилович возглавлял Государственный институт истории искусств в Козицком переулке, созданный им в 1944 году. И продолжал строго придерживаться установленного распорядка дня — вставал в шесть утра, совершал прогулку, два часа работал, а затем уезжал в институт.

Е. Г.: Тексты моего прадеда, написанные живым образным языком, и его письма наполнены такой невероятной жизненной силой и энергией, что она чувствуется через поколения. Благодаря ему я поступила в МГУ и начала изучать историю искусства. Его богатая и насыщенная событиями и достижениями жизнь, умение преодолевать преграды и трудности, упорство, с которым он доводил все проекты до конца, даже если в силу обстоятельств приходилось откладывать их на долгие десятилетия, служат для меня постоянным источником вдохновения, поддерживают желание всегда идти вперед, не унывать и не сдаваться. Игорь Грабарь был, безусловно, человеком уникальным, в нем сочетались, казалось бы, несочетаемые ипостаси: талантливого художника с собственным взглядом и манерой письма, глубокого ученого, блестящего искусствоведа и исследователя, прекрасного организатора, а также художественного критика, который мог анализировать и искренне восхищаться творчеством других художников.

Наталья Грабарь, внучка Лидии Юдинсон и Мстислава Грабаря: Мне, как в сказке «Кот в сапогах», досталась только фамилия, но всю жизнь я хотела заниматься искусством, как Игорь Эммануилович Грабарь. Им и занимаюсь. Окончила РГГУ, факультет истории искусств. Постоянно нахожу какие-то новые сведения о прадедушке, как будто он через года мне подмигивает.