Один из самых ярких московских врачей, создатель «эликсира молодости» Алексей Замков и знаменитый скульптор, мастер монументального реализма, автор эмблемы СССР, 24-метровой статуи «Рабочий и колхозница» советского павильона на Всемирной выставке 1937 года в Париже Вера Мухина составили удивительную пару. Нюансы истории этой легендарной семьи узнаем от художника Алексея Веселовского, основателя печатной мастерской «Пиранези LAB» и правнука Веры Мухиной и Алексея Замкова.

Давайте начнем с прадеда.

История нашей семьи полна апокрифов и полуправд. Но есть и официальная легенда, основанная на автобиографиях Веры Игнатьевны Мухиной и Алексея Андреевича Замкова. Эти биографии, как мне представляется, четко отрихтованы. На это в те времена имелись свои резоны тактического характера, а правды мы все равно не узнаем.

Мой прадед Алексей Андреевич Замков родился 9 марта 1883 года в крестьянской семье в деревне Борисово. В автобиографии он сообщает такую информацию: «В Клинском уезде Московской губернии среди лугов и полей лежит наша небольшая и бедная деревенька — Борисово. Там родились, пахали землю, жили и умирали мои предки. Мой дед был крепостным. Он ходил на барщину, работал в имении у барина и пас много лет господский скот. Жил дед в страшной бедности. Зимой его семья кормилась милостыней. Немногим лучше жилось и после манифеста 19 февраля 1861 года о воле. Земли дали мало, да она и родила плохо».

Усадьба в Борисово не сохранилась. Остался шикарный парк, аллея с вековыми липами. Я там бывал, видел. То, что мы все оттуда, я понял чисто физиономически, по характерной, ломаной, с горбинкой форме носа нынешних обитателей этой маленькой деревни.

Известны имена родителей Алексея Замкова?

Разумеется. Андрей Кириллович Замков (1860–1956) и Марфа Осиповна Блохина (1859–1926). У них было чуть ли не 12 детей, а то и больше, причем в этом списке встречаются два Алексея и два Петра. Марфа Осиповна, как мне рассказывали, была хранительницей семьи, сглаживала внутренние неурядицы, которых, подозреваю, было немало.

Андрей Кириллович Замков и Марфа Осиповна Блохина с детьми

Андрей Кириллович характер имел сложный, подозрительный и обидчивый. Большую часть времени он проводил на отхожих промыслах. Вроде бы сначала торговал баранками, потом работал в артелях. Кстати, в 1928 году Вера Игнатьевна Мухина лепила его портрет.

После смерти Марфы Осиповны Андрей Кириллович привел в свой дом Матрену Левину. Есть ее голова работы Мухиной «Колхозница Матрена Левина» 1928 года. Абсолютно какая-то античная.

К тому времени Замковы уже перебрались в Москву?

В справочнике «Вся Москва 1901 г. Персональная информация о жителях» указано: «Замков Андрей Кириллович жил на Божедомке, в доме Рыбакова». Слишком много темных пятен. Будто бы прадед Алексей Андреевич, второй сын в семье, сперва учился в церковноприходской школе, затем в Клинском уездном училище, расположенном в пяти верстах от деревни. Когда он окончил четыре класса, Андрей Кириллович увез его с собой в Москву, где уже работал старшиной в банковской Усачевской артели.

В Москве Алексей Андреевич Замков якобы трудился грузчиком на таможне, рассыльным при банке, артельным рабочим: «Перебиваясь с хлеба на квас, отказывая себе во всем, окончил курсы и стал бухгалтером». В 1905 году Замков участвовал в восстании на Пресне, где познакомился с Красиным. Взгляните на фотографии Алексея Андреевича Замкова! Ну какой же это крестьянский сын?

В другой автобиографии Алексей Замков в графе «образование» указал «Пажеский корпус». Хотя, может, он и описался.

Много непонятного, одно точно — медицинское образование Замков получил. 

«Против воли отца оставил работу, через два года сдал экстерном в университет. И поступил на медицинский факультет. Когда окончил, поехал добровольцем на фронт», — это уже Вера Игнатьевна Мухина пишет о своем муже.

На медицинский факультет Московского университета Замков поступил вроде бы с третьего раза. Окончил его в 1914 году. Считался лучшим учеником знаменитого хирурга Ивана Павловича Алексинского. Стал практикующим врачом. Пациентов принимал в квартире, которую снял в Докучаевом переулке, дом 12.

Алексей Андреевич Замков

По другой версии, получив диплом врача, Алексей Замков был распределен в Ялту. Практикуя там, по воспоминаниям, прадед встречался с Шаляпиным, который будто бы сказал ему: «Алексей, у вас хороший голос. Вам надо петь». В той же Ялте в 1913 году уже Станиславский советовал Замкову: «Молодой человек, оставьте свою медицину. Я из вас актера сделаю».

На фотографии прадеда на его груди — знак доктора наук, который выдавался военным врачам после защиты докторской диссертации. На другой фотографии он в форме полковника царской армии. Известно, что и за границей Алексей Андреевич бывал. Слишком много чудес.

В происхождении Веры Игнатьевны Мухиной вроде нет противоречий?

Корни прабабушки никаких сомнений не вызывают. Там никто ничего не прятал. Мухины — мощный купеческий род, происходивший из крестьян города Рославля Смоленской губернии. Поднялись они на торговле зерном, смолой, коноплей и пенькой. Когда еще не было железных дорог, товар везли волоком по Северной Двине, со Смоленщины в Ригу. Оттуда груз доставлялся за границу, в Англию и Голландию, где своей добротностью славились корабельные канаты из мухинской пеньки.

Мухины обосновались в Риге после Наполеоновских войн, в 1812–1814 годах. Во главе торгового дела стоял дед Веры Мухиной, Кузьма Игнатьевич. Человек просвещенный, он старался все устроить на европейский лад. Сам себя называл Козьмой по аналогии с Козимо Медичи.

В Риге Мухины имели дом, лесопилку и трехэтажные склады, «красные амбары» у рынка. Кузьма, щедрый благотворитель, в Рославле построил больницу для престарелых, училище, в Смоленске — гимназию.

Вера Игнатьевна Мухина родилась в Риге…

Во флигеле дома на Тургеневской улице, который, кстати, сохранился. Ее мать, Надежда Вильгельмовна Мюде, дочь помощника аптекаря из Рославля, умерла от туберкулеза совсем молодой, 24-летней. Вере не исполнилось и двух лет. Отец Игнатий Кузьмич увез младшую Веру и старшую Марию туда, где потеплее — боялся, как бы дочери не унаследовали смертельную чахотку. Жили в Кочанах, усадьбе под Могилевом, потом перебрались к морю, в Феодосию.

Игнатий Кузьмич Мухин, Надежда Вильгельмовна Мюде

Игнатий Кузьмич был изобретателем, проводил технологические исследования по алюминию, итоги которых, между прочим, представил на Парижской промышленной выставке 1887 года. 

Получается, в семье Мухиных Вера Игнатьевна не первая покорительница Парижа?

На Парижской выставке ее отец был удостоен Большой золотой медали. Подозреваю, что на опытах с алюминием Игнатий Кузьмич и спустил свое состояние. В сентябре 1903 года он умер, девочки уехали в Курск, к дяде Ивану Кузьмичу Мухину. Он был холостяком и в Курске вел собственный бизнес.

Там Вера пошла в гимназию. На каникулы уезжали в Европу. «Раз в год ездили в Москву проветриться, накупить нарядов. Потом нам пришло в голову: а почему бы не переехать? Переехали», — пишет Вера Игнатьевна. Переехали в 1910 году.

И где поселились?

В квартире на последнем этаже доходного дома в Плотниковом переулке, 10, принадлежавшем Мухиным. Богатая была семья. В Москве Мухина учится рисунку в студии Константина Юона и Ивана Дудина, где происходит важное для нее знакомство с Любовью Поповой.

На рождественские праздники в конце 1911 года Вера отправилась к родне в Смоленскую губернию. Катаясь на санках, ударилась лицом о ствол дерева. У нее буквально оторвало нос. Семь пластических операций, девять наложенных швов, шрамов от которых, к счастью, не осталось. Зеркала не давали, смотрелась в ножницы.

Вера (справа) и Мария Мухины

«2 января 1912 года я выбыла из строя почти на целый год, изрядно поранив себе лицо в одной спортивной катастрофе, которой, в конце концов, и должна быть благодарна, так как она определила мой дальнейший путь». Желая хоть чем-то порадовать племянницу, опекун дает согласие на поездку Мухиной в Париж, где та учится в академии Антуана Бурделя и формируется как скульптор. Жизнь в Париже была насыщенной.

Когда Вера Мухина познакомилась с Алексеем Замковым?

В середине 1914 года Мухина приезжает в Россию, в имение под Могилевом, намереваясь вскоре вернуться в Париж и продолжить обучение у Бурделя. Но начинается война. Вера Игнатьевна записывается на двухмесячные курсы сестер милосердия при Яузской больнице в Москве и поступает в госпиталь Общества русского коннозаводства около Арбатской площади. Потом тут откроется родильный дом имени Грауэрмана, где я родился. Вера Игнатьевна работала в госпитале бесплатно. В течение трех лет ежедневно, ради идеи, приходила туда. Конечно, возможность этим не заниматься у нее была. «Всю жизнь не любила платных должностей. Люблю свободу» — это Вера Игнатьевна напишет позже.

Работая в госпитале, выкраивала время и для творчества. С Александрой Экстер они оформляли постановку «Фамира-кифарэд» по пьесе И. Анненского в московском Камерном театре.

Согласно официальной легенде, в 1916 году прадед был привезен с фронта с брюшным тифом. На войну он ушел добровольцем и служил в армии Брусилова. При этом, как я уже говорил, есть снимок, где он полковник царской армии. В госпитале Алексей Замков встречается с сестрой милосердия Верой Мухиной.

Вы в этом сомневаетесь?

То, что Вера Игнатьевна работала сестрой милосердия, абсолютно достоверно. У нас сохранились все ее госпитальные документы. Но на довоенной фотографии Алексей Андреевич Замков в одной компании с Изой Бурмейстер, рижской немкой, подругой Мухиной по парижской академии Бурделя. Может быть, Иза познакомила его с Верой Игнатьевной гораздо раньше? Возможно, и в госпиталь Мухина пошла работать именно из-за Замкова? Мы этого никогда не узнаем.

Так или иначе, 11 августа 1918 года они обвенчались. Да, и еще, по домашней легенде, в 1918-м Замков участвовал в юнкерском мятеже в Петрограде. Освободиться из тюрьмы ему помог старый, еще с 1905 года, знакомый, комиссар Вячеслав Менжинский. Якобы Менжинский его предупредил: «Алеша, с такой биографией тебе не выжить».

Алеша выжил…

Вера Игнатьевна описывает их первые совместные годы: «В 1918 году становилось трудно. Деньги наши ахнули. Трудно было достать продовольствие…  Когда вышла замуж за Алексея Андреевича, стало легче. Он врач, хирург. Очень работящий, очень любил свое дело. Каждое воскресенье он ездил в свое село Борисово и принимал там больных. К нему ездили за 40 верст. Приезжал он оттуда нагруженный: в руках по бидону с молоком, за спиною мешок с картофелем, с хлебом. Тем и питались в 18 и 19 годы… »

Опять же по семейной легенде, Вера Игнатьевна часто говорила: «Я вторая скрипка». Первым всегда был Алексей Андреевич. Он был ярким, востребованным, кормильцем, приносил все деньги в дом. И они обожали друг друга.

Как же эти, безусловно, две очень яркие фигуры уживались вместе?

Они были очень разные и оба удивительно цельные по человеческому содержанию. Судя по письмам, Алексей Андреевич был очень эмоциональным — яркий холерик, душа компании. Все в нем клокотало. Вера Игнатьева же, напротив, относительно уравновешенная, скорее флегма. Находились в разных фазах и, что называется, не «коротили» друг друга.

А жили они тогда в Плотниковом переулке?

Из пяти комнат три сдавали. Думаю, их уплотнили. В холодной мастерской Мухина лепила скульптурный портрет мужа: «Он похож на Наполеона». Он позировал ей для скульптуры Брута, убивающего Цезаря, которая должна была украшать Красный стадион на Воробьевых горах. Проект стадиона так и остался на бумаге.

Еще Мухину увлекала мода. Во время НЭПа они с Александрой Экстер и скульптором Верой Поповой, сестрой Любови Поповой, основали артель МЭП. Стремясь заработать, придумали делать пояса и шляпы из рогожи, которую с Волги присылал двоюродный брат Поповой, инженер. Пояса красили, получались удивительные вещи. Их стала заказывать Надежда Ламанова, знаменитый художник-модельер, до революции одевавшая императрицу, а после руководившая «Мастерскими современного костюма». С ней Мухина потом близко дружила долгие годы.

Кстати, артель МЭП располагалась в мастерской во дворе дома Федора Шехтеля на Большой Садовой, 4, им же спроектированного. Архитектор приходился Поповой дядей.

Среди конструктивистских костюмов марсиан в фильме Якова Протазанова «Аэлита» 1924 года есть один костюм Гора для Юрия Завадского, созданный Верой Мухиной. К этой работе ее привлекла Александра Экстер. 

А где после революции работал Алексей Андреевич Замков?

Работал помощником хирурга Алексинского в госпитале Иверского общества, главным хирургом Интернационального госпиталя, состоял членом Московского комитета по обеспечению города продовольствием.

Биолог Николай Константинович Кольцов пригласил Замкова в свой Институт экспериментальной биологии. Он искал хирурга, который мог бы заняться урологией. Алексей Андреевич пошел в институт к Кольцову и там сделал серьезное открытие. В немецком научном журнале была обнаружена информация об опытах биолога-эндокринолога Ангейма и гинеколога-эндокринолога Зондека, впрыскивавших мочу беременных женщин неполовозрелым мышам. Старые полысевшие мыши после инъекции преображались: шерсть начинала блестеть, они давали здоровое потомство. Заняться проверкой этого открытия Кольцов и предложил доктору Замкову. Результатом исследований стало изобретение препарата гравидан (от латинского graviditas — «беременность»).

К работам Замкова с большим интересом отнесся Максим Горький. Благодаря содействию пролетарского писателя Институту  экспериментальной биологии удалось быстро получить из-за границы большое количество белых мышей. Наблюдая положительное действие гормона на половую сферу грызунов, врач рискнул применить эту терапию к людям. 

Кто стал первым пациентом?

Первый опыт на человеке прадед поставил на себе. 8 февраля 1929 года ввел 15 кубиков гравидана. Сразу же уменьшились одышка и сердцебиение, появились бодрость и ясность мысли: «Будто выпил бутылку шампанского! Длился этот подъем, ну, дней 10».

Стало понятно, что инъекции гравидана также способствовали излечению от алкоголизма и наркомании, давали яркие результаты при психических расстройствах, оживляли всю эндокринную систему. 

Литературоведы считают Замкова прототипом профессора Преображенского из булгаковской повести «Собачье сердце». Так и есть?

Прадед дружил с Михаилом Афанасьевичем Булгаковым. Моя мама помнит, как к Вере Игнатьевне в гости приходила его жена Елена Сергеевна Булгакова. Но что стало с профессором Преображенским, история умалчивает. Доктор же Замков подвергся травле завистников. Стали выходить статьи под заголовками «О некоторых ложных тенденциях в медицине», «Против спекуляции в науке» и т. д. Замкова уличали в знахарстве, хотя он действовал методами доказательной медицины. Потом обвинили в финансовых махинациях, краже институтской мочи.

Атмосфера настолько накалилась, что прадед согласился на предложение пациента Ахмеда Мутушева уехать с семьей в Персию, где ему якобы будут созданы все условия для совершенствования метода получения препарата. Тогда уехать за границу так просто было невозможно. Но Замков, Мухина и их маленький сын сделали попытку побега без разрешения.

Вера Мухина с сыном Всеволодом

Мутушев оказался провокатором, агентом ОГПУ. В Харькове их сняли с поезда и под охраной отправили прямо в Бутырку. Через пять дней Веру Игнатьевну с сыном отпустили. Алексей Андреевич просидел полгода, его обвиняли в планах продать за границу секрет изобретения. Дали три года ссылки с конфискацией имущества. Вера Игнатьевна поехала с мужем в Воронеж. Сына Всеволода оставили под присмотром Собиновых. Знаменитый певец был женат на близкой родственнице Мухиной. В Воронеже прадед работал врачом в поликлинике паровозоремонтного завода. Через полтора года из ссылки их вытащил Горький.

Вероятно, гравидан благотворно действовал на здоровье гиганта советской литературы.

После возвращения Горького из Италии в Советскую Россию Замков его врачевал. С поезда из Воронежа Алексея Андреевича доставили прямо в Кремль и назначили руководителем лаборатории, а затем и директором Института урогравиданотерапии, который находился в Кропоткинском переулке.

Росла слава гравидана. Неизвестные поэты слагали стихи:

Творит чудесное страна, страна Советов!
Где жизнь полна расцвета!
Где пышно техника растет!
Все крепости Природы побеждает!
Загадки жизни, сложные замки свободно открывает!
И вот наш врач, советский врач А. А. Замков,
С тех пор прошло уж пять годов!
Вопрос труднейший разрешил!
Такой придумал аппарат, чтоб из мочи сготовить препарат!
Ему название он дал, как нам известно, гравидан!

«Эликсир молодости» пользовался большим успехом в кругах высшей советской элиты. В списке пациентов Замкова помимо Горького были Клара Цеткин, Серго Орджоникидзе, Семен Буденный, начальник личной охраны Сталина Карл Паукер и начальник разведуправления Красной Армии Ян Берзин.

Я думаю, что связи с последним отчасти спасли прадеда от более страшной участи, которая точно была ему уготована. Берзин доверял Замкову медосмотр резидентов перед забросом за границу. Видимо, после чистки самого разведуправления Замков оказался единственным, кто знал советских шпионов в лицо. Может, поэтому его и не трогали.

Купеческую дочку Веру Мухину вполне могли считать неблагонадежной.

Как-то она умудрялась не входить в противоречие с большой системой. Ее уважали, терпели, но не помогали. Была с характером и сконцентрирована на своем деле. Очевидно, все же был у семьи какой-то ангел-хранитель.

В 1927 году Мухина получила первое признание. Выполнила к десятилетию Октября «Крестьянку», за которую получила премию в тысячу рублей и награждение трехмесячной поездкой в Париж. Скульптура побывала в Венеции, там ее приобрел Ватикан. Мускулистые руки этой деревенской бабы, «русской Помоны», Мухина лепила с мужа.

Кстати, квартиру в Плотниковом переулке перед ссылкой у Замковых конфисковали. Мой дед, который родился в этом доме, мне потом рассказывал свой постоянно повторяющийся сон: вот он выходит из квартиры — висит один лестничный пролет, а лестницы нет.

Алексей Замков и Вера Мухина

После возвращения из Воронежа выделили просторную студию у Красных ворот. Особняк с круглой танцевальной залой, раньше принадлежавший издателю газеты «Новости дня» Абраму Липскерову, находился на том месте, где сейчас памятник Лермонтову. Это была по сути первая официальная мастерская Веры Игнатьевны. На полках стояли ее старые работы и незавершенные замыслы. Мухина называла их «мечтами на полке».

До 1930-х годов не было реализовано ни одного памятника Мухиной. Случались удачи, но как большой скульптор Мухина состоялась, когда ей было почти пятьдесят. Я имею в виду выигранный конкурс на «Рабочего и колхозницу». Образ этой знаменитой работы рождался в Абрамцево, на академической даче, которую она получила.

Дача сохранилась?

Сохранилась. Это точная копия простого деревенского дома в Борисово. Вера Игнатьевна заказала два сруба, пристроила две терраски и обшила вагоночкой, по-простому. Она же спроектировала и всю мебель из фанеры и брусков — шкафы, кровати, уголки, лавки, круглый стол, даже лампы и торшеры.

В Абрамцево устроили филиал Института урогравиданотерапии. Гравидан нуждался в биологическом материале. Беременные должны были хорошо питаться, находиться под наблюдением. Чтобы увеличить поток пациентов, Министерство путей сообщения построило недалеко от клиники «Гравидан» железнодорожную станцию 57-й километр, которая теперь называется Абрамцево. Алексей Андреевич шутил, что подарил Верочке целую железнодорожную станцию.

А Вера Игнатьевна купила для института первый в России электронный микроскоп. Когда потом его выбросили из окна второго этажа, прадед получил первый инфаркт. 

Почему выбросили микроскоп?

В 1938 году буквально в три дня был уничтожен Институт урогравиданотерапии. Якобы препарат не оправдал чьих-то надежд. Здание в Кропоткинском переулке отдали издательству «Биомедгиз». Корпуса в Абрамцево сохранились. Теперь здесь психбольница, бывшая психколония на 80 коек, а местные жители по-прежнему называют это место «Гравиданом». Мне рассказывали, что там до сих пор бегают белые лабораторные мыши.

А гравидан вплоть до 1965 года оставался в списке лекарственных средств. Помню еще, как в подвале нашего дома в огромных количествах долго хранились двадцатикубовые ампулы с ручной запайкой.

Расскажите о сыне Мухиной и Замкова, вашем деде.

Всеволод Алексеевич родился 1 мая 1920 года в Плотниковом переулке. Роды принимал отец. В четыре года дед упал с железнодорожной насыпи в Борисово, и в результате травма дала туберкулезное воспаление. Алексей Андреевич сам провел операцию, дома, прямо на обеденном столе. Вера Игнатьевна ассистировала. Всеволод вылечился. Костыли были оставлены.

В семье его звали Воликом. Известно, что в гости к Замковым часто заходил журналист Лазарь Гинзбург, писавший под псевдонимом Лазарь Лагин. Любитель всего восточного, он обращался к мальчику «Волька ибн Алеша». Позднее этим именем Лагин назвал героя своей повести «Старик Хоттабыч».

Дед получил домашнее образование, в совершенстве владел тремя языками, был ярким, талантливым. Любимый сын! Этакий представитель золотой молодежи. Он учился на физфаке в МГУ, там же и работал. 

Всеволод Алексеевич ездил с Верой Игнатьевной в Париж на монтаж «Рабочего и колхозницы» в 1937 году?

Она боялась ехать одна и попросила Молотова отпустить с ней сына. Его, как знавшего иностранные языки, приставили к комиссару советского раздела в качестве переводчика. 

А то, что на обратном пути Мухина заезжала в Ригу и якобы отказалась от наследства, которое досталось ей от деда, тоже апокриф?

Не знаю. Известно, что в Риге она была, но вот подписывала ли там какие-то бумаги, неизвестно.

Расскажите о построенном Верой Мухиной доме, где вы выросли. Он ведь и сейчас принадлежит вашей семье?

Дом в Пречистенском переулке (тогда улица Островского) был заложен после 1937 года и долго строился. Вообще официально считается, что Вера Игнатьевна проектировала его вместе с братом Алексея Андреевича, архитектором Сергеем Андреевичем Замковым (к слову, он был женат на внучке адвоката Плевако, Наталье Сергеевне). Рабочие чертежи его. Планировку составляла Мухина. Она же предложила поделить дом на две части — жилую и рабочую. Причем из жилой можно было проникать в мастерскую, точную копию парижской студии Бурделя. Общая концепция такова — анфилада комнат на втором этаже со смотровой площадкой для мастерской. Кстати, с точки зрения современного комфорта дом крайне неудобный. Слишком много в нем торжественных пространств. Он удобен для двух человек и прислуги.

В своем завещании Вера Игнатьевна просила передать мастерскую дипломникам Суриковского института. Сегодня эта часть дома принадлежит реставрационному центру им. И. Э. Грабаря.

Жилую часть Мухина строила за свой счет, мастерскую — за счет государства. Вера Игнатьевна работала в управлении строительства Дворца Советов под руководством Валерия Ивановича Межлаука. Этот мощный трест во время войны решили перебросить на Урал на строительство Уральского алюминиевого завода. В октябре 1941 года Мухина всей семьей была эвакуирована в Каменск-Уральск. Алексей Андреевич вез с собой весь архив бывшего института — 24 ящика. 

Как долго Замковы прожили на Урале и какова судьба этого архива?

Около года. Алексей Андреевич Замков работал врачом-ординатором в хирургическом отделении амбулатории УАЗа. В мае 1942 года Вера Мухина получила вызов в Москву. В августе уехал и Алексей Андреевич. Сын задержался — ему было поручено вывезти обратно тяжелый груз, архив института. Отца в живых он уже не застанет. Замков умер в Москве от второго инфаркта 25 октября 1942 года.

Говорят, перед кончиной к нему приходила молодая женщина-врач и, не узнав фамилии пациента, рекомендовала покой и «никаких глупостей вроде препаратов Замкова». Алексей Андреевич выгнал ее вон.

Вера Игнатьевна поставила удивительный памятник своему мужу на Новодевичьем кладбище. А все бумаги мой дед отнес в архив и засекретил, кажется, на сто лет. 

Возможно, в этих бумагах ответы на все ваши вопросы.  

Это решение деда. Он ни с кем его не обсуждал. История нашей семьи и государства сильно переплетены. Думаю, ему не хотелось, чтобы муссировались вещи, касающиеся ныне живущих и их потомков. Дед ушел в 2003 году.

После триумфа «Рабочего и колхозницы» Вера Мухина стала всемирно известным скульптором, академиком, членом президиума Академии художеств СССР, лауреатом пяти Сталинских премий. Но ей удавалось не лепить вождей. Как?

Вере Игнатьевне рекомендовали, даже настаивали на том, чтобы она «отобразила» Сталина. Она отвечала, что не возражает, но только в том случае, если он будет позировать лично. Согласно домашнему апокрифу, Мухина говорила, что не может лепить человека с таким низким лбом. Как-то отмазывалась, но письмо Сталину написала. В ответ получила записку красным карандашом, что он-де готов позировать, но из-за недостатка времени не может. Потом заболел, а в 1953 году их обоих не стало.

Среди моделей Веры Игнатьевны нет вождей, зато есть герои войны, погибшие, репрессированные. Эти портреты она хранила даже в сталинское время, они уцелели.

И еще у Веры Игнатьевны была большая любовь к стеклу. После войны в Ленинграде был открыт завод художественного стекла и сортовой посуды под управлением академика Николая Николаевича Качалова, где Мухина работала художественным руководителем. Там она много занималась не только утилитарными предметами, но и экспериментальной скульптурой из стекла.

Миф об изобретении Мухиной граненого стакана кажется уже нерушимым.

Но это тоже апокриф. Вернее, совсем неправда. Граненый стакан был придуман задолго до Мухиной. Посмотрите на натюрморт Кузьмы Петрова-Водкина! То, что Вера Игнатьевна создала форму советской пивной кружки, это точно.

Кто в вашей семье продолжил художественную линию?

Моя мама, Марфа Всеволодовна Замкова, училась в Высшем художественно-промышленном училище в Ленинграде, которому, как известно, было присвоено имя Мухиной. Потом дополнила образование в Суриковском училище. Мама много работала в театре как художник-постановщик, занималась живописью. В середине 1990-х годов она переключилась на искусствознание, стала автором монографий и статей о западноевропейских художниках XVI–XIX веков. С отцом, профессором, ведущим научным сотрудником Института ядерной физики Игорем Станиславовичем Веселовским, они сегодня живут в доме в Пречистенском переулке.

Вера Мухина с внучкой Марфой

Я тоже выбрал искусство, окончил Суриковский институт, хотя мог бы выбрать и медицину. Мне кажется, я стал бы хорошим врачом. Я эти вещи чувствую и понимаю. Медицину предпочла моя дочь Маша.

Мария Веселовская, студентка Первого медицинского университета имени И. М. Сеченова:

Сложно продолжать династию врачей, если эта профессия не жива при тебе. Наверно, рациональнее было бы выбрать художественную профессию.

Все мы росли и жили в обстановке назидательного поучения в отношении к Вере Игнатьевне и Алексею Андреевичу как к созидателям. Конечно, в нашей семье присутствует некоторый элемент музеефикации, хотя многое потеряно, многое исковеркано. Главное, не потерять то, что осталось.

Может, стоит отказаться от этой музеефикации? В этом году на построенной Верой Игнатьевной даче, где сейчас идет ремонт, я раскопала манекен, который Надежда Петровна Ламанова сделала по ее меркам. В нашей семье принято все трепетно хранить, поэтому все покрывается слоями столетней пыли и рискует погибнуть под гнетом истории. Но тут было принято совместное решение: манекен должен служить, на нем должны висеть наши рубашки. Ведь для того он и создавался. Это был довольно решительный шаг.