Архитектурный тандем Иван Таранов и Надежда Быкова сложился в результате служебного романа. Они познакомились в Метрострое и выиграли конкурс на проект станции «Сокольники» первой очереди московского метро. Потом ими было построено еще 15 подземных дворцов.

О происхождении архитектурной династии рассказывают заслуженный архитектор РФ Андрей Иванович Таранов, его жена, архитектор, лауреат Государственной премии Ольга Аркадьевна Бармаш, и их дочери, архитекторы Александра и Ксения.

Андрей Таранов	Ольга Бармаш

Андрей Иванович, я знаю, что вы сейчас готовите книгу воспоминаний. Расскажите о корнях, далеких предках и происхождении фамилии.

Андрей Таранов: «Корни» — так будут называться мемуары. Повествование начинается примерно с 1730-х годов, когда казак Степан Белозеров из украинского Бахмута (теперь Артемовск) поселился на левом берегу реки Тор (сегодня Казенный Торец). В свободное от казачьего дела время Белозеров ловил рыбу, тараньку, вялил ее и продавал. За это уже его сын Сергей получил прозвище Таран. Так к фамилии Белозеров присоединилась фамилия Таранов.

Сергею Степановичу Таранову-Белозерову уже было присвоено офицерское звание «хорунжий», означавшее принадлежность к дворянскому сословию. Тарановы-Белозеровы построили водяную мельницу на реке Тор, затем там же заселили хутор и положили начало городу, ныне известному как Краматорск.

Во время земельных споров запорожцев Сергей Степанович Таранов-Белозеров в составе депутации донского казачества ездил в Петербург к Елизавете с просьбой дать разрешение воевать с днепровскими казаками. Императрица склонялась на сторону донских казаков. Таранов-Белозеров также принимал участие в Русско-турецкой войне 1768–1774 годов и вышел в отставку в чине секунд-майора.

В 1955 году я был в Краматорске с папой. Видел место, которое до сих пор называется Тарановка, где была одноименная деревня моих предков. Тарановым-Белозеровым в свое время принадлежало деревень десять.

Род разрастался. Девиц выдавали замуж за местных помещиков, а деревни они получали в приданое. Среди известных наших предков — Александр Степанович Таранов-Белозеров.

Чем он знаменит ?

Александр Степанович родился в 1759 году на территории так называемых Торских дач. Окончив Харьковскую гимназию, он служил в Луганском драгунском пикинерском полку, но в военной карьере не сильно преуспел, по состоянию здоровья вышел в отставку, но тем не менее «дорос до степеней известных». Он был избран секретарем дворянства учрежденного Екатеринославского наместничества, затем прокурором губернского магистрата в том же Екатеринославе  (ныне это город Днепр).

В 1786 году в преддверии Таврического путешествия Екатерины II Григорий Потемкин отправил Таранова-Белозерова в Москву на закупки необходимых вещей, поручил наблюдать за порядком там, где во время инспекции Новороссии императрица сделает остановки, и обеспечить комфортное пребывание монаршей особы.

С задачей Таранов-Белозеров удачно справился, получил чин прокурора Таврической области, был награжден орденом Св. Анны 2-й степени, с 1812 по 1818 год избирался предводителем дворянства Таврической губернии.

По тогдашним меркам Александр Степанович стал достаточно богатым человеком, имел три тысячи душ и собственные виноградники. Также мой пращур занимался овцеводством, для улучшения простой крымской породы выписал из Испании тонкорунных овец.

В Симферополе Таранов-Белозеров оставил по себе память как щедрый благотворитель. Немалый капитал им был завещан на постройку одного из первых бесплатных медицинских учреждений в Российской империи. Странноприимный дом, открывшийся в 1826 году, уже после его смерти (в 1819-м), кажется, стал первым каменным, причем с колоннами, зданием в Симферополе.

В завещании предводитель таврического дворянства писал: «Я прошу почтеннейших попечителей, чтобы содержание в странноприимном доме вообще было наилучшее: пища, питье здоровые, в свежем мясе, черном и белом хлебе, в хлебном и виноградном вине, квасе и в прочих потребностях доброго качества состоящие. Лучше иметь беспомощных менее и довольствовать их с избытком, нежели много и давать скудное содержание».

В 1950-х я побывал в этом здании. В вестибюле стоял постамент, на нем — Ленин. Говорят, что раньше там стоял бюст Александра Таранова-Белозерова. Его могила, кстати, сохранилась в Симферополе, содержится в хорошем состоянии, на камне текст из Евангелия: «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут». Была в Симферополе и улица, названная в его честь — Тарановская, позже она была переименована в улицу Жуковского.

Была ли у Александра Степановича Таранова-Белозерова семья, оставил ли он наследников?

Увы, своих детей у них с женой, Марией Федоровной Фабр, не было. Небольшую часть наследства — родительское имение — Александр Степанович завещал своему брату Григорию, от которого и пошла наша ветвь.

Тут мы пропускаем несколько поколений и переходим к моему прадеду, Ивану Степановичу Таранову-Белозерову. Он был женат на католичке из обрусевших австрийцев Аделаиде Августовне фон Шеп.

Когда провели Азовскую железную дорогу, из Краматорска сделали железнодорожный узел и погубили многие тамошние усадьбы. Дорога прошла по деревням, принадлежавшим нашему роду. Тарановым-Белозеровым в 1880-х годах пришлось покинуть родовое гнездо и перебраться в Харьков. Там на улице Михайловской строится усадьба — большой двухэтажный дом с двумя отдельно стоящими флигелями, огромным парком, садом и хозяйственными службами. Этот дом я тоже видел: в 1956 году в нем работал детский сад с лечебницей.

В семье Тарановых-Белозеровых было пятеро сыновей: Алексей, Борис, Василий, Георгий (мой дед) и Петр. Прадед оставил семью и уехал в Крым, а Аделаида Августовна вторично вышла замуж. Известно, что она работала учительницей рукоделия и кройки в Харьковской женской гимназии Д. Д. Оболенской.

Иван Степанович Таранов-Белозеров с сыновьями. Аделаида Августовна фон Шеп со вторым мужем и сыновьями Борисом, Алексеем, Василием, Георгием и Петром

Дети же вышли в люди, получив приличное образование. Дед Георгий Иванович Таранов (1873–1941) блистательно окончил Николаевскую инженерную академию в Санкт-Петербурге, стал военным инженером и получил от императора Николая II, курировавшего академию, личную фарфоровую чашку, которая до сих пор хранится у нас дома.

Кем стали другие братья вашего деда?

Старший брат Алексей Иванович Таранов-Белозеров стал военным. Будучи в звании полковника, в Гражданскую войну он был в «Дикой дивизии», там попал в окружение красных и застрелился. Борис Иванович стал нотариусом, Василий Иванович, окончив Институт путей сообщения в Петербурге, — инженером-путейцем. Младший брат Петр Иванович Таранов-Белозеров был воздухоплавателем, полковником авиационных войск, служил командиром боевого дирижабля и участвовал в Русско-японской войне 1904–1905 годов во Владивостоке. Он смог эмигрировать в 1919 году в Болгарию и оттуда перебраться во Францию, в Гренобль.

Дед эмигрировать не успел?

Он собирался в эмиграцию, но из-за болезни застрял в Крыму по дороге в Европу. По роду деятельности он строил различные укрепрайоны и форты в разных городах. Так, мой папа Иван Георгиевич родился в городе Зегрж Пултуского уезда Варшавской губернии в 1906 году, где его отец тогда работал в инженерном управлении. Вскоре семейство переехало в Ковно. Женой Георгия Ивановича Таранова-Белозерова, то есть моей бабушкой, была Лидия Саввишна Гридина, окончившая Московскую консерваторию по классу вокала, знавшая четыре языка. Ее мать Жозефина Воке была француженкой.

Лидия Саввишна и Георгий Иванович Тарановы-Белозеровы

У них с Георгием Ивановичем были две дочери, Лиля и Наташа, и два сына, Сергей и Иван (мой отец). Старший сын Сережа был музыкантом, делал серьезные успехи как пианист. К сожалению, он умер еще до революции. Мой папа прилично играл на виолончели. Обе папины сестры собирались посвятить себя живописи. В 1918 году они одна за другой, с интервалом в неделю, скончались от тифа в том самом странноприимном доме в Симферополе.

Бабушка Лидия Саввишна дожила только до 1929 года. Остатки семьи, дед и отец, Георгий Иванович и Иван Георгиевич Тарановы-Белозеровы, вернулись в Харьков.

В 1923-м отец поступил в Харьковский политехнический институт на кафедру архитектуры. Отец, военный инженер, вложил в сына все знания, занимался с ним рисунком.

Папиным непосредственным учителем в Политехническом институте и руководителем диплома был архитектор Самуил Меерович Кравец. Дипломный проект Ивана Таранова-Белозерова — водолечебница на Черном море — даже был опубликован в журнале «Зодчество» за 1928 год. Выпускнику была рекомендована практическая поездка в Соединенные Штаты. Но в Америку папа не поехал, чем сберег себя. Если б поехал, наверняка потом ему бы это припомнили.

Он начинает проектировать шахтерские поселки в Донбассе, Горловке и Рубежанске, строит здание кинотеатра (совместно со своим сокурсником Яковом Лихтенбергом) на тысячу мест в Запорожье и уникальный круглый жилой дом с 36 квартирами и внутренним двором в Таганроге. Первый круглый дом в Советском Союзе находится там на улице Александровская, 107, и недавно внесен в список памятников архитектуры.

Как ваша семья оказалась в Москве?

В 1931 году в Москве по инициативе инженера Павла Павловича Ротерта из Харькова создается институт Метропроект. Ротерт еще с дореволюционных времен очень хорошо знал семью Таранова, моего деда. Проектировать станции метро Ротерт позвал команду из двенадцати молодых харьковских архитекторов, в их числе были Алексей Душкин, Борис Примак, Яков Лихтенберг и Иван Таранов-Белозеров. Папа переезжает в столицу, где, согласно единственной его записи в трудовой книжке, 30 декабря 1932 года устраивается на работу в Метропроект. Там он встречается с мамой, Надеждой Александровной Быковой, кстати, с ударением на О.

Среди проектировщиков самых первых станций московского метро женщин было немного. Интересно, как же Надежда Александровна Быкова попала в архитектурное бюро Метропроекта?  

Начну с самого начала. Мама родилась 28 ноября 1907 года в Серпухове у земского врача Александра Васильевича Быкова и фельдшерицы Надежды Петровны Чербовой. Она мечтала стать врачом и пойти по стопам отца. Александр Васильевич хлопотал о предоставлении медицинским институтом в Москве целевого места для Серпухова, добился брони, но произошла какая-то ошибка, направление пришло совсем не в мединститут, а во ВХУТЕМАС.

Александр Васильевич и Надежда Петровна Быковы

Пришлось срочно, за лето, готовиться к экзамену по рисунку и черчению. Говорят, несколько уроков маме даже дал бывавший в Серпухове Василий Поленов.

В доме Быковых были книги по искусству, которые, кстати, частично перешли позже в мою библиотеку. «Я в слезы, ведь мечтала-то о другом. Однако экзамены я выдержала, даже умудрилась получить плюс за способности (но минус — за подготовку) и была принята в институт», — вспоминала позже мама о своем поступлении на архитектурное отделение.

Учебу пришлось прервать на один год, когда мама получила перитонит после аппендицита. Она уже почти умирала, но выкрутилась. Врачи говорили, что больную спасла ее молодость. Маме было 19 лет.

Во ВХУТЕМАСе ей довелось учиться у выдающихся мастеров: Ладовского, Докучаева, Коржева, Кринского. По окончании мама поступила работать в Гипрогор, а в 1932 году перешла в только что созданный Метропроект, где уже работал Иван Таранов-Белозеров. 

Служебный роман?

Конечно! Два человека, родившиеся в разных местах, в непохожих семьях, встретились за чертежным столом и всю жизнь прожили вместе.

Поначалу молодые архитекторы проектировали не станции, а жилье для будущих строителей метро. Вскоре мама приняла участие в конкурсе на проект станции «Сокольники». «Из семи конкурирующих проектов был одобрен совместный — мой и И. Г. Таранова проект». Право на строительство станций первой очереди Московского метрополитена предоставлялось по результатам конкурса.

Хорошо известно, что именно Иван Таранов разработал логотип московского метро — красную букву М.

Тогда это называлось эмблемой. Также папа спроектировал и первый вагон московского метро. Не прерывая работу в Метропроекте, в 1935 году папа поступает в аспирантуру Академии архитектуры на дневное отделение. В то же самое время некий завистник, и мы даже знаем, кто это был, пишет донос, что его, потомственного рабочего, в аспирантуру не приняли, а дворянина Таранова-Белозерова, скрывшего свое дворянское происхождение, приняли. Папу, в графе «происхождение» вместо «бывший дворянин» действительно написавшего «служащий», быстро исключают из аспирантуры.

Иван Таранов и Надежда Быкова у станции «Сокольники», 1935

Тогда Надежда Быкова, на которую уже вовсю посыпались награды за «Сокольники» — почетная грамота ВЦИК, ордер на комнату в Денежном переулке, отрез на пальто и гран-при Международной выставки в Париже, — пишет письмо Лазарю Моисеевичу Кагановичу с просьбой устранить несправедливость, произошедшую с ее мужем, а взамен отказывается от всех наград. Папу восстанавливают, но при условии отказа от второй фамилии. Так он становится Иваном Тарановым.

Среди архитекторов Таранов и Быкова — безусловные рекордсмены по числу спроектированных ими станций московского метро. Среди них — «Новокузнецкая», открытая в 1943 году. Ходят слухи, что белые скамьи на станции — это якобы скамьи из взорванного храма Христа Спасителя. Не могу не спросить вас, так ли это?

Скамьи, обрамленные волютами и растительным орнаментом, были изготовлены еще в 1938 году, до начала войны, по рисунку моего отца Ивана Таранова, прекрасного, кстати сказать, рисовальщика. Хорошо помню эти папины чертежи скамьи «Новокузнецкой» с волютами.

Изготовили их из мрамора коелга, месторождение которого было разработано в Челябинской области в 1925 году. Скамьи ожидали своей установки на складе завода Метростроя в Черкизово. За «Новокузнецкую» родители получили ордена Красной Звезды. Кстати, в торце центрального зала было панно флорентийской мозаики, а на нем портреты мамы и папы. Сейчас мозаика перенесена дальше, туда, где переход на «Третьяковскую».

Рисунок свода для станции был заимствован из римской гробницы Валериев, и эту идею очень поддержал академик Иван Жолтовский.

Но Иван Таранов строил не только станции метро…

Помимо этого он успел еще выиграть проект павильона «Механизация» (совместно с Виктором Андреевым) на ВСХВ в 1939 году. Позже, в 1953-м, у параболического ангара, выполненного в прозрачных металлических конструкциях, появился классический монументальный портал. Теперь это павильон «Космос».

В 1947 году, уже построив «Новокузнецкую» и получив орден Красной Звезды, папа выступил на конкурсе высотного дома МПС на Красных воротах. В нем принимали участие четыре коллектива под руководством  Душкина, Таранова, Кравца и Волошина.

У меня сохранилась газета «Ударник Метростроя» за 11 сентября 1947 года, в которой сообщалось, что решением Государственного совета Комитета по делам архитектуры при Совете министров СССР лучшим признан проект Таранова. Была осень, мы всей семьей были тогда в Ялте. Там шли съемки фильма «Первоклассница», где моя сестра Алена играла одну из главных ролей, а я снимался в массовке. Помню, как получил первую зарплату и на эти деньги купил эклеры.

Надежда Александровна Быкова, Иван Георгиевич Таранов

Папа прилетел туда на три дня, окрыленный успехом. Вернувшись в Москву, он узнал, что строительство передано другому архитектору, Алексею Душкину. Для папы это, конечно, была пощечина. К моменту постройки проект Душкина претерпел столько изменений, от общего образа до генерального плана, что чрезвычайно приблизился к первоначальному проекту высотки, который предлагал Таранов.

Все это привело к тому, что папа получил туберкулез. Его оперировали, вырезали семь ребер, что спасло его от неминуемой смерти. Мама привозила в больницу чертежи «Белорусской-кольцевой». Папа и в этот момент не оставлял руководства строительством станции.

Перед пуском станцию «Белорусская» приехал осматривать Никита Сергеевич Хрущев. Перед его приездом вымыли полы из плиточки 5х5, рисунок их повторял мотив разноцветного белорусского рушника. Мыли кислотой, и вся плитка полетела. Пришлось срочно делать новую. За «Белорусскую» родители получили Сталинскую премию. Но была у папы и неспетая песня. 

Какая?

Еще с довоенного времени папа был одержим идеей двухэтажной станции, пересадочного узла, где четыре путевых тоннеля, по два от двух линий, объединенных одним залом, могли быть использованы при пересадке. Сообщение ярусов осуществлялось при помощи эскалаторов. Людские потоки не пересекались. Подобных предложений, объединяющих станцию с пересадочным узлом, не было ни за рубежом, ни у нас. Эта была серьезная работа, которой Таранов серьезно занимался с момента поступления в Метропроект и до последних дней. Это было дело его жизни.

Приближалось 75-летие Сталина. Кому-то приходит в голову предложить в качестве подарка вождю от Метростроя проект двухъярусной станции «Киевская» с пересадочным узлом. Заказали макет с откидной  стеклянной крышкой, зеркалами, все увеличивающими вдвое, горящими люстрами. В детстве я видел этот макет. Потом, когда уже после папиной кончины проектировал здание управления метрополитена, часто приезжал в Метрострой, где в коридоре пылились руины этого всеми брошенного макета.

Перед самым юбилеем кто-то шепнул начальнику управления: «Представляете, что с вами будет, если вы не сможете построить эту станцию?» Люди понимали, что с ними будет, и испугались. На идее подарка вождю была поставлена жирная точка. Для папы это был еще один удар. К середине 1950-х годов он сдал, хотя человеком был железным и, казалось, его ничего не брало.

Каким был Иван Георгиевич Таранов?

Он был сухопарый, крепкий, страшно собранный внутренне, работоспособный невероятно. В семье он был очень мягким человеком, но для него сначала существовало дело, а потом все остальное.

Папа всегда очень много работал дома, не делая грани между рабочим и домашним временем. У него был большой рабочий стол, за которым я делал уроки. Выдвигался ящик, на него клали доску, за которой усаживался я, а папа работал. Все это сопровождалось его рассказами по истории русской и европейской архитектуры, которую он знал прекрасно. Эти знания, которые дал мне отец, остались у меня на всю жизнь.

Когда родители делали станцию метро ВДНХ, мы вместе с папой ездили в мастерскую к Владимиру Фаворскому, чьи мозаики должны были быть на станции. Этот замысел не был воплощен в жизнь.

Моей первой реальной практикой стал стеклянный вестибюль станции «Проспект Вернадского». Когда я учился в институте, папа отдал мне его на откуп. Я чертил фасад, упивался. Что такое «рабочие чертежи», я пока не понимал.

Всю жизнь папа мечтал об Италии. Когда я был на 4-м курсе, в 1962 году, родители поехали в Италию. Говорят, папа не давал экскурсоводу рот открыть и рассказывал все сам в подробностях. Таким расцветшим душой я его никогда не видел. Возвратившись, он с упоением рассказывал обо всем, что увидел, показывал нам, детям и друзьям, слайды.

Я вспоминаю круг друзей семьи: Бархиных, Орловых, Сергея Евгеньевича Вахтангова, добрейшего человека и замечательного рассказчика Александра Борисовича Македонского, Натана Остермана, Виктора Андреева.

Михаил Бархин, Надежда Быкова, Ирина Орлова-Купецио, Иван Таранов, Георгий Орлов

Когда все они сидели, обсуждали все, от архитектуры до балета — оторваться было невозможно. Уши мои превращались в локаторы. Но никогда ни о ком они не говорили ничего плохого. И они мало пили. Вшестером могли на треть почать бутылку водки, и все.

Ольга Бармаш: Иван Георгиевич Таранов не занимал административных должностей. Он был трудоголиком. На самом деле, его «ушли» с позиции главного архитектора проекта, выше которой он никогда не поднимался. Его очень звали в строительный институт преподавать историю архитектуры, но он туда не пошел.

Кстати, мы долго жили на Большой Садовой, в доме 2/46, который в свое время Кравец и Таранов надстроили, увеличили на два этажа. Там дали квартиры метростроевцам, в том числе и семье Тарановых.

Александра Таранова

Хорошо помню дедушку. Он умер, когда мне было 4 года. Он несколько лет уже лежал и часто рассказывал мне истории тихим голосом.

Бабушку я застала гораздо больше. Помню, как я приходила к ней всегда с одной и той же книжкой Веры Чаплиной про животных. Эта книжка до сих пор у меня есть, совсем уже потрепанная. Я ложилась к бабушке в кровать, между ней и стеной, и бабушка мне читала. Помню, как она проверяла у нас английский, путая его с французским и немецким. Бабушка читала наизусть «Онегина». Меня, уже взрослую, поражало то, что она уже в 28 лет получила гран-при в Париже. Сама я тоже стала архитектором, как все в нашей семье. Просто не представляла, что существуют и другие профессии.

Ксения Таранова

Помню, как в детстве решила стать балериной, потребовала купить мне пачку и пуанты. Часами стояла и смотрела на себя в зеркала, делая арабески. Тогда бабушка через какую-то свою подругу договорилась, что меня посмотрит Асаф Мессерер и скажет, есть ли данные у девочки. Уже была назначена встреча, а тут я всем сказала, что становиться балериной передумала. Я тоже стала архитектором и восемь лет работала в мастерской своего отца.

Андрей Таранов, Ольга Бармаш и их дочери, Саша и Ксюша

Андрей Таранов: Когда мы собирались компанией, мои уже сорокалетние друзья всегда первым делом заходили к маме. Она была в курсе всех дел: кто развелся, кто женился.

Ольга Бармаш: Выходя к столу, Надежда Александровна надевала любимое платье, бусы, брошь. Всегда уложенные волосы, покрашенные голубыми чернилами. «Голубая волна» — так называлась эта прическа. Последние годы Надежда Александровна уже была инвалидом, сломала шейку бедра. Но тем не менее в 90 хотела выглядеть на 60.

Андрей Таранов: Мама и папа — это были два крупных архитектора. Наша семья продолжила их дело, все мы архитекторы и даже внучка Маша недавно окончила архитектурную школу МАРШ.