Ее часто сравнивали с Мэрилин Монро. Вероятно потому, что блондинка из фильма «В джазе только девушки» считалась в те годы в Советском Союзе эталоном красоты. Но, на современный взгляд, Майя Кармен и внешне, и по характеру больше похожа на Фэй Данауэй или Джейн Биркин, ярких, неукротимых, бескомпромиссных героинь бунтарских 1960-х.

Она родилась 5 июня 1930 года, ее отец Афанасий Андреевич Змеул из украинского Екатеринослава (нынешний Днепр) рано осиротел, потерял брата и сестру, был идейным коммунистом. В жизни ему везло, он уцелел и на Гражданской, и на Великой Отечественной войне, не попал под репрессии 1930-х годов, занимал должности председателя Всесоюзного объединения «Международная книга» и директора Академии внешней торговли. В историю российской словесности товарищ Змеул вписал свое имя в том числе благодаря тому, что именно ему было поручено сорвать публикацию за границей романа Бориса Пастернака «Доктор Живаго». Сохранилось его письмо в ЦК КПСС с грифом «Секретно» и выводом: «Переговоры с английским издательством “Коллинз” не дали желаемых результатов».

Его дочь Майя окончила Академию внешней торговли, престижнейший институт, предназначенный для таких, как она, мальчиков и девочек из хороших семей. После этого юную выпускницу с готовностью взяли на работу в Торговую палату СССР. В 1951-м она находит себе подходящую пару, ее мужем становится работник Внешторга Морис Овчинников. Молодые люди принадлежали не просто к советской элите, но к тем немногим счастливцам, которые по долгу службы могли проникать за пределы железного занавеса. Это означало доступ к невиданным в Советском Союзе заграничным вещам, возможность украсить тяжеловесный дубовый сервант в стиле сталинский ампир бутылкой виски Johnnie Walker, держать на туалетном столике Chanel и Guerlain, а не картонную коробочку с тушью «Ленинградская», сделанной из сажи и мыла. В перспективе можно было ожидать работу в посольстве или торговом представительстве СССР за границей — сначала в Болгарии или ГДР, а потом, если супруги Овчинниковы будут правильно себя вести и не порочить облик советского человека, во вражеской капиталистической стране.

Но все пошло не по плану. В 1954 году у Овчинниковых родилась дочь Алена, а вскоре после этого Майя развелась. Мужчина, который увел ее от Овчинникова, был старше на 24 года. Среди его друзей были Хемингуэй и Пикассо. Его звали Роман Кармен.

Этот человек уже многие годы считался главным режиссером-документалистом Советского Союза. Он родился в 1906 году в Одессе. Во время Гражданской войны продавал на улицах газеты. Потом поступил в школу рабочей молодежи, увлекся фотографированием. Главный редактор журнала «Огонек» Михаил Кольцов предложил способному юноше стать их постоянным корреспондентом. Десять лет спустя вместе с тем же Кольцовым он отправился в качестве журналиста в охваченную гражданской войной Испанию.

Кармен был наделен не только талантом, но и редким для своей эпохи здравым смыслом. Именно поэтому, вернувшись в СССР и трезво понимая, что происходит вокруг, он организовал себе длительную командировку на Землю Франца-Иосифа, в самую северную точку Евразии, и сидел там среди торосов и айсбергов в те самые дни, когда его наставник Кольцов, да и прочие друзья по Испании были объявлены «врагами народа» и поставлены к стенке. Когда началась война, он снимал отступление немцев под Москвой, сдачу в плен фельдмаршала Паулюса, подписание акта о безоговорочной капитуляции Германии, Нюрнбергский процесс. В своей работе он был абсолютным перфекционистом и на Нюрнбергском процессе часами следил за Герингом, выжидая момент, когда тот прикоснется к своей шее, чтобы сопроводить этот кадр заранее написанной репликой «Вы чувствуете петлю на шее, Герман Геринг?».

После войны родина посылала его в джунгли воюющего Вьетнама, в Китай эпохи культурной революции, в Индию, Вьетнам, Албанию, Бирму и Индонезию. Он снимал Черчилля, Луиса Корвалана, Хо Ши Мина и Мао Цзэдуна. При таком режиме работы его личная жизнь была предсказуемо беспокойной и несчастливой. Его первая жена Марианна, дочь сталинского пропагандиста Емельяна Ярославского, главного редактора журнала «Безбожник», ушла от него к полпреду СССР в Испании Марселю Розенбергу. Вторая, известная московская красавица Нина Орлова, училась в школе вместе с Василием Сталиным, который был в нее влюблен. Во время войны, уже будучи женой Кармена, матерью его ребенка, она вновь встретилась со своим одноклассником, после чего просто осталась у него жить и всем представлялась как Нина Сталина. Узнав об этом, отец ее возлюбленного распорядился: «Верните эту дуру Кармену, а полковника Сталина посадите на гауптвахту на 15 суток». Нину вернули, ее брак с Карменом кое-как просуществовал еще 12 лет, после чего Роман Лазаревич встретил Майю, и она стала его третьей женой.

Майя была необыкновенно хороша. Дружившая с ней Белла Ахмадулина рассказывала: «У нее были изумительные белые волосы, чудесные глаза голубые, стройная, просто красавица». Вдвоем с мужем они были очень привлекательной парой, несмотря на разницу в возрасте. Роман Лазаревич внешне напоминал скорее американского сенатора, чем советского журналиста. Один из его учеников, кинодокументалист Валерий Хоменко, вспоминал: «Кармен, безусловно, умел делать себя, свою судьбу и славу, и это гармонировало с его мужской красотой. Да, он был красив — без намека на слащавость во внешности и при отсутствии правильных черт в лице. Понимаю, что сбился на восторженный лад, но в нем действительно была словно изнутри высвеченная красота мужчины, — и мужество как главная составляющая ее…  И еще совершенно ослепительное искусство красиво одеваться! Невозможно было не изумляться его моднейшим (и, конечно, заграничным) пиджакам, свитерам, сорочкам, полушубкам (и полушубок-то у него был в тон светло-кремовой “Волге”».

Кармен построил для своей семьи дачу в знаменитом писательском поселке Красная Пахра в сорока километрах от Москвы, где его соседями в разные годы были Константин Симонов, Михаил Ромм, Юрий Нагибин, Владимир Высоцкий и Белла Ахмадулина. Жил там и писатель Виктор Драгунский, его сын Денис Драгунский потом вспоминал: «Красивая была дача у Романа Лазаревича, хотя простая — проще некуда: трехкомнатный щитовой домик, так называемый финский, дощатые стены, деревянный стол, но зато какие фотографии по стенам! Хемингуэй, Пикассо, коррида, перестрелка, черт-те что». Еще на стенах висели мулета и плащ тореадора, а также табличка с названием улицы Унтер-дер-Линден и со следами пуль и снарядов как память о тех днях, когда Роман Кармен вместе с Красной армией входил в Берлин.

Майя была прекрасной хозяйкой, она любила готовить, особенно ей удавались сложные праздничные блюда. Она умела принимать гостей, среди которых часто были приезжавшие в СССР иностранцы: писатели, артисты и разнообразные борцы за мир. Звать к себе домой гостей с Запада настоятельно не рекомендовалось, однако же Кармену такие вещи прощали. Одевалась его супруга так, как не могли позволить себе не только советские, но и большинство западных женщин. Евгений Попов вспоминал, как она демонстрировала подаренный кем-то, едва ли не Бертом Ланкастером, джинсовый костюм ценой в тысячу долларов, по ценам еще того времени. Зоя Богуславская, жена Андрея Вознесенского, рассказывала: «Золотоволосая Майя вызывала восхищение у светского общества молодостью, темпераментом, удивительно проницательным умом».

Однажды в поезде «Красная стрела», отправлявшемся в Ленинград, соседом Кармена по купе оказался молодой, но уже очень популярный тогда писатель Василий Аксенов. Он терпеть не мог советских работников пропаганды (к которым в его глазах, безусловно, относился Кармен). К тому же Аксенов, по его собственному позднейшему признанию, был сильно пьян. Он развязно спросил: «Правда ли, Роман Лазаревич, что вас очень красивая жена?» «Мне нравится», — сухо ответил Роман Лазаревич, и на этом разговор был закончен.

Кармен был трудоголик, он слишком много работал, пил слишком много кофе, слишком много курил. В 1970 году это привело к тяжелейшему инфаркту. Всю зиму Майя ухаживала за ним, а когда стало ясно, что опасность миновала, уехала отдохнуть в Ялту, в Дом творчества писателей. Там в это время находились ее подруга Белла Ахмадулина, а также Василий Аксенов и поэт Григорий Поженян. Майя нравилась Поженяну, он очень обрадовался, узнав, что она приехала, и на многое надеялся. За ужином Белла решила познакомить Майю и Василия и пригласила их обоих за свой столик. С этого момента начался их роман. Они не могли расстаться, все время были вместе, бродили по Ялте, забирались в горы, пили домашнее вино, путешествовали на теплоходе «Грузия», крейсировавшем вдоль черноморского побережья между Батуми и Одессой, его капитан Анатолий Гарагуля дружил со многими писателями и артистами. Описание этих поездок можно найти в позднейшем романе Аксенова «Таинственная страсть», где он изобразил себя под именем Ваксона, а Майю назвал Ралиссой. «Вакс помчался вниз и нашел Ралиску в капитанском салоне. Она там плясала в толстых мордовских носках, такая забавная и любимая, что и он заплясал вокруг нее пo-пацански, несмотря на свой статус литературного бунтаря».

За ними наблюдал грустный Поженян. Десятью годами ранее он написал знаменитую «Песню о друге», где были строки: «Ну а случится, что он влюблен, / А я на его пути, / Уйду с дороги — таков закон: / Третий должен уйти». Теперь ему осталось только последовать собственным рекомендациям. Он все понял и уехал.

В момент знакомства Майе было 40, Аксенову — 38 лет. Мгновенно вспыхнувшее чувство раз и навсегда изменило жизни их обоих. В книге Бориса Мессерера «Промельк Беллы» есть рассказ Ахмадулиной о том времени: «Я Майю с Васькой опекала, прикрывала их. Помню, Майе нужно было первой возвращаться в Москву. Вот они стоят, и трудно прощаться, Майя сдерживается из последних сил, чтобы не разрыдаться, а сплетники злорадно наблюдают. Я помню даже, как она была одета: в зеленом кожаном пиджаке, в брюках — в дорогу уже собралась, с небольшой дорожной сумкой. И, когда она улетела, Вася начал безумствовать: он и вообще-то выпивал, а тут стал по-настоящему пить. Я его утешаю, а он говорит:

— Что делать? Я звоню, а подходит все время муж.

Я только вздыхала:

— Ну как тебе помочь, Вася? Все-таки муж!

А Васька бесчинствует, ну что значит “бесчинствует” — страдает и не может ничего поделать, просит, чтобы я Карменам позвонила. Я говорю:

— Вась, даже если я позвоню, все равно будет понятно, кто за этим звонком стоит.

И до того он страдал, что ему плохо стало, пришлось вызывать скорую помощь. Врачи приехали, что-то укололи, уехали; опять ему плохо, вызвали второй раз. Я тогда попросила:

— Вась, больше не надо, возьми себя в руки.

А он только твердит:

— Мне страшно, страшно, страшно… »

Но Ахмадулина оставалась еще и доброй знакомой Романа Кармена, они часто встречались семьями. Она была вынуждена Аксенова все время утешать, а Кармену — лгать. Лгать, что Майя проводит время у нее, что та зеленая машина, на которой они приехали — это не известная всей Москве изумрудного цвета аксеновская «Волга», а просто какая-то случайная попутка.

У Аксенова была семья, его жена Кира Менделева, дочь венгерского коммуниста, отличалась безусловной преданностью мужу. Это признавали все их знакомые, правда, они же лаконично упоминали о ее тяжелом характере и о том, что жизнь супругов к тому времени была невыносимой. Что касается Майи, она не могла и не хотела оставить Романа Кармена. Она долгие годы была его женой, он любил ее, он тяжело болел. Роман Лазаревич многое подозревал. Приходилось, да и сейчас приходится читать от разных экспертов по чужой личной жизни, что Майя не ушла от Кармена, так как рассчитывала получить огромное по советским меркам наследство, в том числе дачу и квартиру в доме на Котельнической. Можно с уверенностью сказать: если бы она развелась, те же самые люди упрекали бы ее в том, что она сбежала к любовнику, бросив тяжело больного мужа.

Много лет спустя Аксенов вспоминал: «О наших изменах знали все. Юлиан Семенов раз чуть меня не побил. Кричал: “Отдай Роме Майку!”» Друг Кармена Константин Симонов предлагал просто избить этого пижона, похищающего чужих жен. Кармен, постаревший, несчастный, просил ничего не делать.

Любовники ничего не боялись и никого не слушали. Музыкальный критик, историк джаза Владимир Мощенко потом рассказывал: «Надо было видеть, как Васята с Маятой, рассаживаясь по своим машинам, смотрели друг на друга, — он и она (пока еще — но уже ненадолго — Майя Кармен)! Как они были неисправимо молоды, как они были неотразимы, как безнадежно влюблены друг в друга и как друг без друга обходиться теперь просто не могли, — он, типичный герой великолепного вестерна, и она — словно творение кисти одновременно и Боттичелли, и Кустодиева».

С Аксеновым она открыто появляется на театральных и кинопремьерах, в ресторане ЦДЛ. Александр Кабаков как-то встретил их на улицах старого Таллина и потом вспоминал: «Майя была совершенно очаровательна, можно сравнивать ее с куклой Барби, которой тогда еще не было, но сравнение выйдет немножко такое обидное…  Мы бродили по таллинской брусчатке, она стерла ноги и, нимало не смущаясь, сняла босоножки и дальше ходила босиком, взяв босоножки в руки. Надо заметить, прекрасные у нее были и ноги, и босоножки, и в прекрасном она была платье… »

Они ездили в Прибалтику, в Ленинград, катались на горных лыжах в Приэльбрусье. Однажды в Чегете кабинка канатной дороги сломалась, и они несколько часов висели над бездной, пытаясь согреть друг друга и уже прощаясь с жизнью. В гостиницах они не могли селиться вместе: в стране следили за нравственностью советских граждан и бдительно проверяли штампы в паспортах. Поэтому, например, в Коктебеле Аксенов снимал себе частное жилье, а Майя брала путевку в Дом творчества писателей, куда приезжала вместе с внуком. Да, к тому времени она уже стала бабушкой. Ее дочь Алена совсем юной вышла замуж за писателя Вадима Трунина, автора сценария фильма «Белорусский вокзал», в 1971 году у них родился сын Иван. Первый брак Алены, так же как и первый брак ее матери, оказался совсем недолгим, вторым ее мужем стал молодой математик Виталий Гринберг. Роман Кармен, несмотря на все семейные неурядицы, считал своим долгом опекать семью падчерицы и во всем им помогать. Однажды зять попросил спасти своего приятеля, молодого, очень способного математика, который, вместо того чтобы высчитывать интеграл, где-то в Махачкале пытался спекулировать постельным бельем и быстро попал в милицию. Роман Лазаревич обратился к дагестанскому поэту Расулу Гамзатову, который пользовался огромным авторитетом в республике. Опередившего свое время юного предпринимателя выпустили из тюрьмы. Его звали Борис Березовский.

Год за годом продолжается эта семейная жизнь с двумя мужчинами. Один из них — трижды лауреат Сталинской премии, лауреат Ленинской и Государственной премий, народный артист СССР, Герой Социалистического труда. Личный друг Леонида Ильича Брежнева. Товарищ и горячий поклонник Фиделя Кастро. Когда в 1976 году в Доме кино проходил юбилей Романа Лазаревича, на сцену один за другим вышли генералы из Министерства обороны, которые обнимали юбиляра и дарили подарки. Ну а вместе с Аксеновым Майя Кармен посещает мастерские авангардных художников и богемные компании, где про дорогого Леонида Ильича рассказывали анекдоты.

Так прошло восемь лет. В апреле 1978 года Роман Кармен умер и был торжественно похоронен на Новодевичьем кладбище. Теперь Василий и Майя наконец-то поселились вместе и могли рассчитывать на долгие годы спокойной совместной жизни.

Но спокойствия они не получили. В том же 1978 году Аксенов, а также другие советские писатели, уставшие от нелепых ужесточившихся цензурных ограничений, решили сами в нескольких экземплярах издать сборник, куда вошли бы произведения, не прошедшие в печать. Сборнику дали имя «Метрополь», он представлял собой первый в советской истории полностью неподцензурный литературный альманах. Среди его авторов были Евгений Попов, Виктор Ерофеев, Белла Ахмадулина, Андрей Вознесенский, Зоя Богуславская, Фазиль Искандер, Андрей Битов и многие другие. Оформлением занимались Давид Боровский и муж Ахмадулиной Борис Мессерер. Высоцкий предоставил свои стихи, он часто заходил в «редакцию» журнала, располагавшуюся в квартире матери Аксенова Евгении Гинзбург, приветствуя всех вопросом «Здесь печатают фальшивые деньги?». Майя, которую многие называли избалованной и корыстной, была в восторге от этой затеи, хотя трезво понимала, что ей и мужу все это сулит неописуемые неприятности. Александр Кабаков называл Майю атаманшей «Метрополя». Евгений Попов подтверждал: «Майя с радостью во всем этом участвовала. Она и кормила, и поила нас в своей квартире на Котельнической набережной». Еще один участник «Метрополя» Виктор Ерофеев потом вспоминал: «Майя была шикарна, свободна в нравах, грубовата и обворожительна. Я увидел ее впервые в свои 14 лет, в VIP-зале Шереметьево — я до сих пор помню поразившую меня ее тогдашнюю пронзительно сексуальную красоту».

Создатели альманаха пытались доказать, что цензуру надо ослабить или вовсе уничтожить. Результат оказался прямо противоположным — власть решила, что творческая интеллигенция распустилась. Последовали репрессии, двое участников альманаха — Виктор Ерофеев и Евгений Попов — были демонстративно исключены из Союза писателей. Василий Аксенов из солидарности тоже покинул союз. С этого момента власть расценивала его как опасного врага. К тому же он написал произведение, которое считал главным в своей жизни — роман «Ожог», но напечатать его в СССР оказалось невозможно. Оставалось либо положить рукопись в стол и забыть о ней, либо опубликовать на Западе. Аксенов выбрал второй вариант. В секретариате Союза писателей намекали, что пора бы ему самому перебраться на Запад и что у него есть выбор: либо он согласится на добровольную эмиграцию, либо его вышлют насильно.

Чету Аксеновых, не таясь, непрерывно преследовали агенты, занимавшиеся наружным наблюдением, они переговаривались между собой, щелкали фотоаппаратами. Садясь в машину, Майя несколько раз обнаруживала, что чья-то заботливая рука проткнула шины.

Однажды некий незнакомый человек посоветовал писателю быть очень осторожным, особенно за рулем. Несколько недель спустя Аксенов вместе с женой поехал в Казань навещать своего отца. На обратном пути ночью они ехали по пустому шоссе. Вдруг навстречу, слепя фарами, вылетел «КамАЗ», по бокам мчались два мотоциклиста. Аксенов услышал пронзительный крик Майи, вывернул руль и проскочил по самому краю дороги. Оба они остались целы и невредимы. «КамАЗ» пронесся мимо и исчез. Была ли это случайность? Или их хотели напугать? Или действительно собирались убить и тем самым решить проблему. Майя была уверена в последнем. Вскоре американский центр им. Вудро Вильсона пригласил Аксенова на год в Вашингтон. В Союзе писателей ему ясно дали понять, что не станут чинить препятствий. Сам он колебался. Майя была за немедленный отъезд, после истории с «КамАЗом» она боялась, что здесь их просто убьют. Писатель поставил условие, что выезжает вместе со всей семьей, то есть с женой, падчерицей, ее мужем и ее сыном Ваней.

Но сам он еще юридически был женат на своей первой супруге. Процедура развода в советском суде обещала быть долгой, судья сначала отложила решение на три месяца, чтобы Василий Павлович и Кира Людвиговна осмотрелись, подумали, не стали разрушать советскую семью. Но на нее цыкнули откуда-то сверху, и Аксенов после этого получил развод мгновенно. Его вместе с другими нежелательными элементами: бомжами, проститутками, валютными спекулянтами очень хотели вытолкнуть из Москвы побыстрее, до начала московской Олимпиады.

30 мая 1980 года Майя и Василий наконец-то стали мужем и женой. Свадьбу играли в писательском поселке Переделкино, где у Аксенова была дача. Прочие брачующиеся с удивлением смотрели на пятидесятилетних жениха и невесту — почти стариков по меркам того времени. Свидетелями были Белла Ахмадулина и Борис Мессерер, они прямо на улице рядом с переделкинскими дачами поставили свои подарки: окантованную в раму акварель Мессерера, винтажное платье и украшения.

Три недели спустя те же Ахмадулина, Мессерер и еще несколько друзей в аэропорту Шереметьево провожали Васю и Майю на самолет в Париж. Формально они улетали с красными советскими паспортами, то есть теоретически могли вернуться. После нескольких дней в Париже они решили позвонить в Москву прямо из уличного автомата. Аксенов набрал номер Ахмадулиной и сказал: «Вообрази, мы звоним тебе прямо с бульвара Сен-Жермен!» В ответ услышал: «Сегодня ночью умер Володя Высоцкий».

Остаток лета они провели в Европе, были во Флоренции, Милане, Берлине и Париже. Встречались с теми, кто уехал раньше — Анатолием Гладилиным и Виктором Некрасовым. Майя находилась в подавленном и грустном состоянии, слишком большая часть ее жизни прошла в Москве, слишком многих друзей она там оставила. Потом они перебрались в Нью-Йорк, где в аэропорту их встретил Сергей Довлатов. Среди тех, кто уже обосновался здесь, были Михаил Шемякин, Эрнст Неизвестный, Лев Збарский и Мстислав Ростропович. Там же, в Нью-Йорке, Аксенов узнал из американских газет, что его лишили советского гражданства.

Теперь путь домой был отрезан. На Западе им предстояло остаться надолго, возможно — навсегда. Аксеновы поселились у основателей издательства «Ардис» Карла и Эллендеи Проффер. К удивлению хозяев, считавших всех русских талантливыми, но непрактичными, Майя за насколько дней нашла квартиру, установила там телефон, обставила ее мебелью. Алена с мужем и сыном переехали в Сиэтл, вскоре они развелись. Валерий Гринберг остался в Лос-Анджелесе, где стал успешным предпринимателем.

Сменив несколько квартир и мест работы, Аксенов принял приглашение Университета Джорджа Мейсона недалеко от Вашингтона в округе Фэрфакс преподавать историю русской литературы. Они с Майей приобрели небольшой дом на Линдон-роуд, 4434. Аксенов купил «мерседес» — машину, о которой мечтал всю жизнь. Им понравился Вашингтон, они называли его Нашингтоном.

Московский «литературный бунтарь» превратился в замечательного американского профессора. Студенты охотно записывались на его лекции, руководство университета гордилось им и пять раз выдвигало его на Нобелевскую премию по литературе. Сам Аксенов потом признавался: «Я люблю американские университеты. Нет лучшего места на земле, чем американский университет. Я — почетный член Университета Джорджа Мейсона, провел там лучшие годы своей американской жизни…  Университетский кампус для меня — самая естественная среда… »

Вместо богемных сборищ они теперь посещали приличные вечеринки, где собирались местные интеллектуалы, литераторы, издатели, университетские профессора. Запомнился один из Хеллоуинов, на который Аксенов явился в кепке с надписью КПСС, а его жена — в такой же, но с надписью ВЛКСМ. И все же их мучил «космический отрыв от Родины», Майя утешалась тем, что покупала и отправляла оставшимся в Москве друзьям красивые вещи: шарфы, обувь и куртки.

Впрочем, советская власть вскоре закончилась. В Западную Европу и США стали приезжать московские интеллектуалы с выступлениями и лекциями о переменах в России. У них была масса впечатлений и рассказов и очень мало денег. Многие из них сохранили благодарные воспоминания о том, как гостеприимная и щедрая Майя возила их в самые дорогие рестораны, где во льду лежали устрицы и свешивались клешни крабов, а потом дарила им в дорогу подарки или на прощание совала им в карман доллары или франки.

Потом Аксеновы поняли, что пора бы им самим навестить родину. Первой на разведку приехала Майя. Она устроила вечеринку в мастерской Мессерера на улице Воровского. Ее встречали друзья, которых она не видела восемь лет, седые, постаревшие, но полные надежд.

В 1989 году их старый приятель американский дипломат Джордж Мэтлок, ставший теперь послом США в СССР, пригласил Аксеновых приехать в Москву и остановиться в своей резиденции. Пока что это формально выглядело как визит двух немолодых американских преподавателей. Но год спустя Василию было возвращено советское гражданство. Они часто стали приезжать, селились в гостинице «Минск» на Тверской, тогда еще улице Горького. Их номер всегда был переполнен людьми. Перестроечная Россия привлекала их и слегка пугала. Эта страна была совсем не похожа на ту, которую они оставили, она вообще была ни на что не похожа. На Арбате, где тогда торговали всем на свете, они купили крошечного щенка, в профиль напоминавшего Пушкина, так они его и назвали.

Свою жизнь в Москве Аксенов называл карнавалом, но ему нужно было еще и место для работы. На деньги, скопленные за годы преподавательской работы, они купили себе виллу в Биаррице, на берегу Бискайского залива. «Мы живем на два дома, — объяснял Аксенов журналистам, — в Вашингтоне и в Москве. Сейчас к этому еще присоединился маленький домик в Стране Басков. Постоянно забываешь, где оставил свитер или штаны. “Майя, ты не знаешь, где мой костюм, тот, другой?” А она отвечает: “А ты не помнишь, Вася, где мой плащ висит, на Котельниках или в Фэрфаксе?”»

Квартира в Москве, друзья, дом у моря, любимый муж, семья — что еще нужно, чтобы счастливо и спокойно провести оставшиеся годы жизни. Аксенов говорил в одном из интервью: «Мы испытали очень сильную романтическую любовь, а потом это переросло в духовную близость. Она меня знает как облупленного, я ее меньше, но оба мы, особенно теперь, в старости, понимаем, на кого мы можем положиться».

Но в счастливой и спокойной старости Майе Афанасьевне было отказано. Ее последние 15 лет превратились в череду утрат и страшных трагедий. Дочь Алена вела в Америке бурное и беспорядочное существование, но ее сын Иван был гордостью и надеждой семьи. Высокий, красивый, общительный, блестящий спортсмен, лыжник, сноубордист, он был настоящим аксеновским персонажем. Работал спасателем на лыжной станции, потом уехал на Аляску и стал матросом на рыболовецком судне. Писал рассказы, показывал их Аксенову, и тот считал, что из молодого человека со временем вырастет прекрасный американский писатель. Сочинял он также и стихи, мрачные, с явными суицидальными мотивами, но тогда они воспринимались как обычный юношеский эпатаж.

Осенью 1998 года Майя отправилась вместе с любимым внуком в долгое путешествие. Оно началось в Москве, потом они поехали на Ближний Восток — в Иерусалим, в Галилею. Вернувшись в Америку, 6 августа 1999 года Иван бросился с крыши семиэтажного дома, в котором снимал квартиру. Говорили, что в последние месяцы жизни он вступил в какую-то странную секту, что изучал мистические книги и вычитывал там указания, которым следовал.

Василий Аксенов искал утешение в работе. Он получил Букера за роман «Вольтерьянцы и вольтерьянки», его постоянно куда-то приглашали, он выступал, комментировал политические события, давал интервью, заседал в жюри премии «Триумф». Борис Березовский, возникший в их жизни в уже новом качестве, предлагал Аксенову участвовать в каком-то совместном интеллектуальном проекте по спасению России (правда, Василий Павлович благоразумно отказался). Он выпускал по книге в год. Занимался спортом и каждое утро начинал с пробежки по Яузской набережной.

Майя, наоборот, все больше и больше уходила в себя. Вся ее жизнь превратилась в непрерывное оплакивание внука. Она больше не сопровождала мужа на светские мероприятия, не ходила в гости. Лишь иногда Аксенов уговаривал ее спуститься вниз, в ресторанчик на первом этаже дома. Она по-прежнему принимала у себя и в Москве, и в Биаррице старых друзей, по-прежнему готовила для них сложные праздничные блюда. Но фотографироваться в дружеской компании отказывалась, она не хотела видеть на снимках свое постаревшее лицо.

15 января 2008 года Василий Аксенов выезжал на машине со двора своего дома на Котельнической. Вдруг машина вильнула и врезалась в бордюр. Причиной аварии стал внезапный инсульт. В институте Склифосовского Аксенову удалили тромб, после этого перевели в клинику Бурденко. Он не приходил в сознание, но врачи осторожно говорили о положительной динамике. Майя постоянно находилась в его палате, приглашала туда друзей, сообщала ему новости, читала и давала слушать музыку, разговаривала с ним, надеясь, что когда-нибудь он сможет ей ответить.

Из Америки прилетела Алена, она всегда очень любила отчима. Теперь это была 55-летняя женщина с целым набором тяжелейших зависимостей, несколько раз пытавшаяся совершить суицид. Летом 2008 года состояние Аксенова вдруг резко ухудшилось, ему потребовалась еще одна операция, врачи уже не говорили ничего обнадеживающего. У Алены произошел очередной нервный срыв. Случайно или намеренно она приняла слишком большую дозу таблеток и не проснулась.

После этого Майю стали покидать и силы, и разум, и память. В больницу к мужу она могла выбираться все реже. Но в понедельник 6 июля 2009 года она провела целый день у него в палате. Потом вернулась домой, через 10 минут ей позвонили из больницы и сказали, что Василий Аксенов только что скончался.

Прощание проходило в Большом зале Дома литераторов, Майя была не в силах находиться у гроба, она села в зале в первом ряду. Белла Ахмадулина, возложив цветы, спустилась к ней, села рядом, сплела ее пальцы со своими. Так они и сидели, взявшись за руки, пока не кончилась церемония прощания.

В следующем году ушла из жизни и Белла. Майя к тому времени все дальше уходила в свой собственный мир. Она уже плохо понимала, где находится, какой сейчас год. Умер любимый пес Пушкин — прогулки с ним были единственной причиной, заставлявшей ее выходить на улицу.

Друг Аксеновых поэт и искусствовед Виктор Есипов вспоминал: «Я задавал ей вопросы для проверки и тренировки, например:

— Помнишь Гладилина?

— Гладилина помню, — отвечала она.

Выяснялось, что даже не всех своих подруг она помнит, не говоря о людях более далеких.

Майя совсем замкнулась, уйдя с головой в созданный ею самой вокруг себя кокон отрешенности от всего. Утром она “пересаживалась” из постели в кресло и весь день, не выпуская сигареты “Мальборо” изо рта, смотрела телевизор, все подряд: рекламу, сводку погоды, сериал, новости и ничего из увиденного не помнила. А, скорее всего, и не смотрела, а думала о своем…

Я неизменно приносил все публикации Василия, подготовленные мною в периодике, и книги, выходившие в издательствах, но вряд ли она заглядывала за обложку».

Однажды тот же Есипов ей рассказал, что смотрел по телевидению передачу, посвященную 85-летию Зои Богуславской. Майя с иронией переспросила: «Какое 85-летие, что я, Зойку не знаю!»

Очевидно, в этот момент она была уверена, что ее подруга молода и прекрасна, как полвека назад где-нибудь в ЦДЛ или на пляжах Коктебеля.

22 декабря 2014 года Майя Афанасьевна тихо скончалась. Литературоведы до сих пор спорят, прототипом каких героинь Аксенова она была. Впечатление, что она появляется во всех его произведениях, причем даже в тех, которые были написаны еще до их знакомства. Как будто бы он всегда ждал встречи с ней и заранее знал, что эта встреча будет неизбежна.