Я хорошо запомнила нашу единственную встречу. Мало о ней знала, разве что слышала: жива еще Наталья Андросова, княжна из рода Романовых, выделывавшая смертельные трюки на мотоцикле в парке имени Горького. Та самая «богиня и амазонка», королева Арбата и муза шестидесятников, кому посвящено: «Завораживая, манежа, / Свищет женщина по манежу! / Краги — красные, как клешни, / Губы крашеные — грешны».

Когда я напросилась на интервью, Наталье Николаевне было уже под восемьдесят, время ее славы осталось далеко позади и жила она далеко не в центре. Холостяцкая спартанского вида однушка стояла незапертой: ломаная-переломанная на своих бесконечных виражах, под конец жизни Андросова передвигалась на костылях и с видимым трудом. Оттого и жила нараспашку, красть, мол, у нее нечего, кому она нужна. С тем же небрежением эта высокая жилистая старуха с красивым надменным лицом отмахивалась от любого вопроса о своем царском происхождении или женском прошлом. Настроенная на свою волну, оживилась лишь раз, когда неожиданно спросила: «Вы думаете, мои губы накрашены? Нет! От природы такие». Короче говоря, толкового разговора не получилось. А спустя несколько лет она умерла.

В редких некрологах Андросову хоронили как единственную российскую наследницу царской семьи. Это правда, да не совсем. Праправнучка Николая I по крови, княжной Романовой она не была даже при крещении. Все по вине деда Николая Константиновича. Старший сын великого князя Константина Николаевича, племянник Александра II и двоюродный брат Александра III, был личностью, мягко говоря, своеобразной. Достаточно того, что он первым из царской семьи получил высшее образование, на собственном примере доказав, что ни к чему хорошему оно не приводит.

Великий князь Николай Константинович

Никола окончил Академию Генерального штаба, и в числе лучших учеников. В путешествии по Европе начал собирать коллекцию западноевропейского искусства. По возвращении был зачислен в лейб-гвардии Конный полк. Из экспедиционного похода на Хиву великий князь вернулся со Святым Владимиром, а проснувшийся интерес к ориенталистике привел его в почетные члены Императорского Русского географического общества. Казалось, все предрекало блестящее будущее, и если и водились за Николаем Константиновичем некоторые странности, то разве что из любви к кутежам и слабости к женскому полу.

Судьба обернулась злодейкой в апреле 1874-го. Тогда мать Николы Александра Иосифовна обнаружила пропажу трех бриллиантов из оклада иконы, которой Николай I благословлял ее на венчание. Вызванная в Мраморный дворец полиция нашла похищенное в одном из столичных ломбардов. Следствие вышло на адъютанта Николая Константиновича, который назвал того заказчиком преступления. Якобы великий князь собирался потратить вырученные деньги на свою американскую любовницу сомнительного происхождения Фанни Лир.

Николай Константинович клялся на Библии в своей невиновности, что в глазах родни выглядело еще большим грехом. Но позора решили избежать (вот только зачем тогда вообще вызывали полицию?). Перед подданными великого князя объявили душевнобольным: врачебная комиссия признала его «психически неуравновешенным, склонным к сумасбродству, необдуманным, непредсказуемым поступкам, галлюцинациям». Фанни Лир выслали из Российской империи с запретом когда-либо возвращаться (ее воспоминания будут опубликованы в журнале «Аргус» за 1917 год). А самого Николая Константиновича лишили всех званий, вычеркнули из списков полка и выслали из столиц, учредив над ним особый надзор.

Фанни Лир

За следующие семь лет изгнанник сменил десять городов, что не мешало ему по-прежнему заниматься географией (выпуская сочинения за подписью «N.N.»), а также кутить, чудачить и совращать замужних дам. В 1878-м, оказавшись в Оренбурге, Николай Константинович обвенчался с совсем не знатной дочерью местного полицмейстера Надеждой Александровной Дрейер. Жениться без высочайшего позволения не разрешалось, и совершил это Никола под фамилией Волынский — по имени одного из полков. Узнав об этом, в Петербурге взялись за голову, а Святейший правительствующий синод поспешил признать брак незаконным.

Взошедший в 1881-м на престол Александр III (Никола презрительно называл его Сашка-Медведь) сослал в прах разжалованного кузена еще дальше, в Туркестанский край. К счастью, Надежде Александровне разрешили за ним последовать.

Все, как сейчас бы сказали, «активы» Николая Константиновича — а доход исчислялся семизначными цифрами — были записаны на имя гражданской жены. Что совсем не мешало ему продолжать «чудить». Так, в 1895 году князь, не таясь, завел себе еще одну супругу — пятнадцатилетнюю казачку Дарью Елисеевну Часовитину. Днем жил в выстроенном им дворце с Надеждой Александровной и общими сыновьями Артемием и Александром, ночевал на окраине во второй семье, где тоже рождались дети. И даже позволял себе фраппировать общество, выезжая в коляске с обеими женщинами.

Великий Князь Николай Константинович с женой Надеждой Дрейер и братом Великим Князем Константином Константиновичем. Фото 1910 года, Ташкент

При этом князь не переставал думать о законном наследнике. В 1901 году, увидев на улице прелестную гимназистку шестого класса Валерию Хмельницкую, происходившую из обедневшего, но шляхетского рода, он вновь отправился под венец. Услышав об очередном самодурстве, в Петербурге привычно охнули.

Неудивительно, что отречение самодержца Николай Константинович принял с восторгом. И даже отправил приветственную телеграмму Временному правительству, которую поспешили перепечатать местные газеты. Освободившись от надсмотра, он поспешил в Петербург, где на углу Каменноостровского и Монетной проживала в то время Надежда Александровна с сыновьями. Их статус определил еще Александр III, повелевший именоваться Искандерами. Искандером в Средней Азии называли пришедшего сюда с завоеванием Александра Македонского. Николай Константинович назвал его именем одно из построенных им ирригационных сооружений, а подле Искандер-арыка заложил одноименное великокняжеское селенье. Оно и дало фамилию незаконной семье.

На момент появления в Петербурге старого князя его младший сын Александр успел жениться на польке Ольге Иосифовне Роговской, родить сына Кирилла и окончить Первую мировую в звании ротмистра. Николай Константинович как раз поспел на крещение младшей внучки Натальи, или Тали, как ее всю жизнь звали. Когда девочку окунали в купель Крестовоздвиженской церкви, она закричала, и дед довольно произнес: «С характером будет барышня!»

Князь увез семью в Ташкент. Ему пришлось столкнуться с революционной разрухой, когда доход приносили лишь кинотеатры (!) да продажа драгоценностей. Успел он и написать завещание, по которому дворец переходил городу (с условием, что в нем будет открыт музей — Николай Константинович собирал искусство всю жизнь), огромное имение Золотая Орда передавалось сыновьям Искандерам, а все остальное становилось собственностью троих детей от Часовитиной. В январе 1918-го Николай Романов скончался от скоротечного воспаления легких. Похоронили его через дорогу от дворца, во дворе Иосифо-Георгиевского собора (снесен в 1995-м). Полгорода прощались с ним как с благодетелем.

Князь Александр Николаевич Искандер

Отец Тали, недолго проработав в ташкентском суде, вскоре присоединился к вспыхнувшему антибольшевистскому восстанию, а после ушел в Белую армию. После ее поражения Александр Николаевич осел во Франции, где повторил судьбу многих эмигрантов: работал таксистом, ночным сторожем, рассыльным и газетным репортером. Никто из семьи больше его не видел, но в старости Наталья Николаевна утверждала: «Помню, как отец держал меня на руках. Ни времени, ни обстоятельств — только огромное, безмерное чувство любви. Нить между нами никогда не прерывалась, я всегда чувствовала, что он где-то молится за меня, помогает в самых безнадежных моментах жизни». Уже после смерти Александра Искандера в 1957 году его вторая, эмигрантская жена передала Наташе несколько рассказов покойного мужа (воспоминания о Гражданской войне «Небесный поход» он успел напечатать). А в перестройку Наталье Николаевне удалось побывать на могиле отца в Ницце.

После национализации княжеский дворец действительно превратили в музей (сегодня это Дом приемов МИД Узбекистана). Таля запомнила и дворец, и сад вокруг, а еще, как орехи, падая с деревьев, стучали им с братом по головам. Надежда Александровна, недолго побыв смотрительницей музея, доживала тут же, в сторожке. Умерла она, по слухам, от укуса бешеной собаки, когда — неизвестно. Швейцарская путешественница Элла Мэйларт в своей книжке «Turkestan Solo» приводит фотографию вдовы 1932 года. И хотя подлинность снимка оспаривается, от описания не удержаться: «Ее волнистые волосы были покрыты косынкой, старческое лицо было в пудре. Княгиня передвигалась от прилавка к прилавку с недовольным видом и инквизиторским взглядом. Была одета в серый пиджак отменного качества и белое платье с подбором, она опиралась на зонт как на костыль, неся портфель под рукой».

Надежда Александровна Дрейер гуляет по ташкентскому базару. Фотография из коллекции Эллы Майяр

От внуков княгиня требовала, чтобы называли ее «тетенька Надя». Они в ответ угрюмую бабку не любили и побаивались. Куда веселее казалась казачка «тетя Даша», в гостях у которой можно было поиграть с ее ручным медведем. К слову, из троих детей Часовитиной 1920-е годы пережила только дочь Дарья. Она подавала надежды как скрипачка, увлекалась антропософией, дружила с Максимилианом Волошиным и Андреем Белым. Но происхождение не позволяло хоть как-то выделяться: когда-то талантливая скрипачка, Дарья Часовитина всю жизнь проработала машинисткой, по некоторым данным, была секретарем Мариэтты Шагинян. Умерла в 1966-м.

Но вернемся к семье Тали. Оставшись, по сути, соломенной вдовой, Ольга Иосифовна Искандер вышла замуж за Николая Андросова, человека в летах, служившего по финансовой части. Он официально усыновил детей. Так Наталья Александровна превратилась в Наталью Николаевну. В 1922-м семья переехала в Москву, где поселилась на Плющихе в приличной «уплотненной» квартире. Лето проводили за городом, где отчим арендовал дачу. Однако спустя семь лет «один коммунист» положил глаз на их жилплощадь, и Андросовы были вынуждены переехать в полуподвальную квартиру на Арбат, 32. Здание сохранилось, но куда известнее соседнее, где кто только не жил и не так давно вновь заработал известный всему городу, в частности Агнии Барто, зоомагазин: «На Арбате, в магазине, / За окном устроен сад. / Там летает голубь синий, / Снегири в саду свистят».

Наташа росла обычным ребенком, разве что чересчур непоседливым. До четвертого класса училась на дому у двух сестер, в прошлом преподавательниц гимназии, затем перешла в районную школу. Жила созвучно эпохе: увлекалась техникой, бегала на короткие дистанции от физкультурного клуба «Динамо». Спортсменка, комсомолка (наверняка!) и просто красавица, как-то она участвовала в параде на Красной площади. Замерев в образе дискобола на высокой платформе, проплывала мимо трибуны Мавзолея, на которой стоял Сталин.

Наталья Андросова, 1930-е годы

О прошлом семьи Ольга Иосифовна не распространялась: жизнь научила быть осторожной. И хотя несколько семейных реликвий сохранилось — какие-то фотографии, рюмка, сделанная на коронование Елизаветы Петровны, старинный серебряный складень — специально их не презентовали. О своем происхождении Таля впервые услышала лет в семнадцать, и не от матери, а от ее подруг — педагога по вокалу Ксении Апухтиной, родственницы поэта, и пианистки Нины Бахрушиной, племянницы того самого Бахрушина, который музей. Узнала и узнала, не усмотрев в этом поводов ни для гордости, ни для печали. Конечно, в середине 1930-х о родстве с царской семьей вряд ли стоило болтать. Но особенного секрета Наташа из него не делала. Вспоминала, как однажды поклонник из числа «динамовцев» пригрозил: либо девушка сменит гнев на милость, либо он сообщит, что о ней знает, на Лубянку. Таля в ответ залепила пощечину. Но когда тот же ухажер предупредил, чтобы срочно сожгла все документы, послушалась и действительно уничтожила некоторые бумаги, в том числе родословные родителей и собственное свидетельство о рождении. Выписку из метрической книги Крестовоздвиженской церкви Петербурга она восстановила лишь в перестройку.

Конечно, наивно предполагать, что те, кому положено, о происхождении Тали не догадывались. Другое дело, что особо о ней не вспоминали. Хотя несколько раз люди из органов предлагали сотрудничество, отстали только в 1955-м. Что не мешает некоторым английским источникам утверждать, что в сталинскую пору Андросова являлась секретным агентом Лубянки с псевдонимом Лола.

Наталья Андросова, 1940-е годы

Между тем семья жила не слишком богато. Отчим умер в середине 1930-х. Мать обучилась машинописи и брала заказы на дом. Образование Тали ограничилось семилеткой, даже в техникум не совалась. Зарабатывала как придется: где-то чертежником, где-то счетоводом. Все изменилось в день, когда она узнала, что известный мотогонщик Смирнов ищет партнершу в свой цирковой номер. Таля уже давно ходила в мотоциклетный клуб и бесстрашно любила скорость. Началась карьера Андросовой-мотогонщицы.

Аттракцион «Автомотогонки по вертикальной стене» придумали в Штатах. И в Москву в 1937 году его привезли именно американцы: обтянутые в кожу Боб Кару, Дикси Дер и красавица-блондинка Китти О’Нель. В парке Горького выстроили специальное деревянное сооружение, напоминавшее бочку высотой метров в двенадцать. Поверху ее огибали зрительские трибуны. Адский треск и рокот моторов, грохот вибрирующих стен сливались с ревом восторженной толпы: народ валом валил на будоражащее кровь зрелище. Пока в один прекрасный день гастролеры, свернув нехитрый скарб, не поспешили ретироваться на родину: говорили, что они попали под подозрение в шпионаже в пользу Японии.

Госцирк так вдохновился успехом аттракциона, что решил воспроизвести его силами местных талантов. В подмосковном Богородском построили тренировочную трассу, и уже летом 1938-го газета «Советское искусство» выдала победную руладу: «Американцы заявляли, что овладеть техникой этого номера можно лишь после напряженной тренировки в течение нескольких лет. Группа советских артистов через два месяца продемонстрировали свое мастерство и значительно превзошли американцев». За то лето аттракцион посетили почти 230 тыс. зрителей.

Наталья Андросова, 1940 год

Первыми исполнителями стали мотогонщики Александр Смирнов, сын легендарного иллюзиониста Орландо, и талантливый инженер Григорий Левитин. Роль эффектной блондинки — куда без нее? — доверили актрисе Зинаиде Борисовой, снимавшейся в комедиях Григория Александрова. К слову, о красе Борисовой говорит совсем не правдоподобный анекдот: когда летом 1941-го она пришла на призывной пункт прощаться со Смирновым, руководивший отправкой новобранцев лейтенант якобы заявил: «Не могу забрать молодого человека у такой девушки». И оставил гонщика в тыловых частях.

Именно Зинаиду, когда та получила травму, и заменила Таля. Живописать ее облик дело неблагодарное, благо им восхищались не только безымянные лейтенанты, но и блестящие перья, от Александра Межирова и Андрея Вознесенского до Юрия Нагибина и Юрия Казакова. Последний сделал Андросову — они были соседями по Арбату и дружили — прототипом одной из своих героинь: «Она выходила, сильным ударом откидывая занавеску в стене, на круглую арену внизу, торопливо докуривала папиросу, поправляла локоны и привычно вскидывала руку и глаза, приветствуя свесившихся сверху, с антресолей, зрителей. Когда мотоцикл ее уже тигрино рявкал и весь деревянный цирк начинал кряхтеть и поддаваться, покачиваться в ритме ее наездов, она, выбрав момент, въезжала на стену и больше не спускалась на арену, а все прибавляла газу и поднималась по стене выше, выше…  Лицо ее бледнело, глаза расширялись, и длинные рыжеватые локоны ее развевались сзади, оставляя за собой золотой след, как бы медную спиральную полосу, медленно гаснущую, как след болида».

Портрет Натальи Андросовой работы Е. С. Аладжаловой

Действие этой повести Казакова происходит в годы войны. Андросова и правда оставалась в Москве и, подобно многим, тушила неразорвавшиеся снаряды на арбатских крышах. Спустя годы вспоминала панику, охватившую город осенью 1941-го. И, например, гору из томиков Ленина, выброшенных «от греха» в одном из дворов Малого Козловского переулка. Еще в начале войны деревянную бочку разобрали на дрова, а Таля устроилась шофером. Вначале возила руководство «Разноэкспорта» на «Линкольне», после пересела на грузовик: доставляла хлеб на передовую, снег из Александровского сада на оборонительные сооружения. Но уже в 1942-м Наталья Николаевна вернулась в седло — аттракцион воссоздали в стенах цирка. Сохранился наградной приказ от 1944 года: за выдающийся вклад в создание новых номеров Смирнов получал три тысячи рублей, Таля — тысячу.

После войны все вернулось на круги своя, и красный «Индиан-Скаут» Андросовой вновь плевался голубым дымом в парке. В день выходило до двадцати заездов. Таля превратилась в городскую знаменитость, и, когда вечерами возвращалась на Арбат, постовые отдавали ей честь.

Наталья Николаевна много гастролировала и неплохо зарабатывала. В одежде предпочитала строгий английский стиль, носила пижонские галифе и высокие краги. По словам Юрия Нагибина, когда ее привели к нему в гости, «как будто цветы внесли под звуки тарантеллы в убогую квартиренку. Она наполнилась благоуханьем, светом, звенью молодой великолепной жизни».

С Нагибиным княжну познакомил Александр Галич. Летом 1953-го они «романились» парами: Андросова с Галичем, а Нагибин с акробаткой из Измайловского парка Адой Паратовой, ставшей его второй женой (именно ее сменила Белла Ахмадулина). Как-то четверка душевно посидела в ресторане гостиницы «Советская», после вывалила на улицу и загрузилась в нагибинский «Москвич». Тронуться с места помешал постовой: за езду в нетрезвом виде отбирали права. Компания возмутилась, а особенно Таля, которая разразилась тирадой, более уместной «во время пиратского бунта, ссоры биндюжников или грузчиков в одесском порту, на бандитском толковище перед вынесением смертного приговора». Лейтенант козырнул: «Как в театре!» А Нагибин подумал, мол, многое же ей пришлось пережить. Потом Андросова сама взялась за баранку и, чтобы подтвердить водительскую состоятельность, намотала несколько лихих колец вокруг клумбы. Милиционер дал добро. Того, что, едва машина завернула за угол, за руль пересел Нагибин, он уже не увидел.

Роман с Галичем вскоре сошел на нет. На одном из последних свиданий он подарил Тале сборничек Ахматовой «Четки», написав на титульном листе собственное стихотворение, которое заканчивалось словами: «Этот август…  как он пролетел, / Как он был почти безбожно краток».

Выходила ли Наталья Николаевна замуж? Вроде бы да, в юности. Доподлинно известно лишь о втором браке, вот только продлился он всего пару месяцев. В 1957-м она познакомилась с кинорежиссером Николаем Владимировичем Досталем. Он был вдовцом: первая жена, персиянка Джахантаб Сарафи Али-кызы, умерла еще в 1946-м, через четыре месяца после рождения второго сына Коли. Старшему Володе было четыре.

Наталья Андросова, 1950-е годы

Во время войны Досталь попал в плен, и после ему не давали снимать самостоятельно, позволили лишь после смерти Сталина. Фильмы «Мы с вами где-то встречались» и «Дело “пестрых”» до сих пор крутят по телевидению (в свое время на премьеру последнего так ломились, что выбили двери в Доме кино). Но в 1959-м в Кременчуге, на съемках картины «Все начинается с дороги», Николай Владимирович погиб: режиссер и оператор снимали сцену, сидя на капоте машины, ее водитель врезался в столб. Досталь получил травмы, не совместимые с жизнью.

С Талей они никогда не жили, только встречались. Но уже после несчастья выяснилось, что незадолго до экспедиции расписались, решив праздновать свадьбу после возвращения Николая Владимировича в Москву, заодно с его юбилеем. Пятьдесят Досталю исполнилось 21 апреля. На следующий день он разбился.

Опекунство над детьми взяла на себя их тетя Нина Владимировна (старшему, впрочем, уже исполнилось 17, младшему было 14). Хотя связи с Андросовой Достали никогда не прерывали. Владимир Николаевич стал известным продюсером, Николай Николаевич — режиссером. В его фильмографии — картины «Человек с аккордеоном», «Облако-рай», сериалы «Штрафбат», «Завещание Ленина» и «Раскол». Он вспоминает: «Мамой мы называли тетю Нину. А тетю Наташу знали как лучшую папину подругу. Помню, как приходили с Володей на ее выступление: уже на входе в парк откуда-то слева доносился шум мотоциклов. Конечно, на нас, пацанов, гонки произвели громадное впечатление. Помню и Наташину арбатскую коммуналку, напоминавшую лабиринт. Одну комнатку занимала ее мама, другую — брат с женой, сама она жила в той, что прямо у входа, как на парадном крыльце. Конечно, мы видели в квартире фотографии каких-то людей в эполетах, но в те годы куда интереснее было погулять с обитавшим тут же жесткошерстным фокстерьером Шмеликом, погибшим впоследствии под троллейбусом. Наташа вкусно готовила. Именно она впервые привела меня в ресторан, это была “Прага”. Можно сказать, приобщала нас к светской жизни, учила этикету: вилка слева, ножик справа…  Своих детей у нее не было, к нам относилась как к родным. И мы ее любили».

Наталья Андросова, 1950-е годы

Наталья Николаевна прилично зарабатывала и, пока была нужда, помогала Досталям деньгами. Забегая вперед, жила она до конца дней одна, друзей-мужчин Николай Николаевич не припомнит, одних подруг. Ну и собачки менялись. В 1970 году, когда арбатские подвалы принялись расчищать и Андросову выселили, переезжать в новую квартиру ей помогали именно Достали. Они же ее и хоронили.

Оставшись вдовой, Таля продолжила вычерчивать эллипс своей судьбы на треке. Объездила с гастролями полстраны. Нельзя сказать, что с партнерами все складывалось безмятежно. Сведения об Александре Смирнове теряются в начале 1950-х, Нагибин упоминает, что он спился. Легендарный гонщик Леон Айкузани разбился насмерть. Трагически сложилась и судьба Григория Левитина. Муж балерины Суламифи Мессерер и отец ее единственного сына Михаила — сегодня худрука труппы Михайловского театра — в 1966-м покончил с собой в доме Большого театра на Тверской, 25. Семья убеждена: «Ежедневный риск расшатал психику крепкого, как из стали литого, жестокосердного супермена».

Княжна оказалась крепче. Самообладания ей хватало с лихвой, но от травм оно не уберегло. Еще в 1940-е Таля «потеряла» колено. Выступала в цирке внутри спаянного из металлической сетки шара, скрепляющий мотоцикл трос протерся, и ее на полной скорости вышибло из седла и бросило о железо. Скорую Наталья Николаевна ждала прямо на манеже: сидела с торчавшей из штанины костью и улыбалась в зал. Она еще не раз разбивалась. Сохранилась телеграмма, якобы присланная ей «по случаю» Александром Вертинским: «Бедная Наташенька, допрыгалась. Вот теперь лежит, как поломанная кукла, усталая игрушка в руках больших детей… »

В 1967-м на очередных гастролях кто-то из компании заметил впроброс, мол, в пятьдесят лет женщина уже старуха. Сидевшая за тем же столом Таля, которой никто никогда не давал ее лет, внутренне рассмеялась. Но, вернувшись в Москву, из аттракциона ушла. С возрастом травмы давали о себе знать — как расплата за преодоление земного притяжения. Начались сильные боли, больницы, операции, костыли. При этом жесткий характер сохранила до конца и на вопрос, как дела, уверенно отвечала: «Плохо». Хотя хорохорилась, до семидесяти лет судила мотоциклетные соревнования. Ненавидела, когда ее называли по имени-отчеству.

Принц Михаил Греческий в гостях у кузины Натальи Искандер-Романовской, 1999 г.

В 2002 году внук великой княгини Ольги Романовой принц Михаил Греческий выпустил книгу о князе Николае Константиновиче «Белая ночь. Санкт-Петербург» (в скандальном издательстве «Захаров» она выходила с подзаголовком «В семье не без урода»). Прологом стало описание встречи Романовых в гостинице «Англетер» в июле 1998 года, в день перезахоронения царских останков. «Вдруг входная дверь сильно хлопнула, и в холл вошла ста­руха на костылях. Дородная, и выглядит как старая барыня. Обноски тоже смотрятся на ней благородно. Старуха даже изящна. Седые волосы гладко зачесаны назад, а лицо морщи­нисто, но свежо. Глаза голубые, яркие. Что за птица? Я совсем ее не знаю. Мне шепчут, что это легендарная Таля — На­талья Романовская-Искандер, что она всю жизнь прожила в СССР… » Церемонию перезахоронения в Петропавловской крепости она выстоять уже не могла, села в коляску. А через год умерла в одной из московских клиник от инсульта. В колумбарии Новодевичьего кладбища она захоронена как Наталья Андросова.

Когда Наталью Николаевну спрашивали, каким образом человеку с таким бэкграундом удалось уцелеть, она отвечала, что просто никогда ничего не боялась: «Я столько лет жила Андросовой…  Но свои корни чувствовала всегда. Это можно, наверное, назвать голосом крови. И не то чтобы я задирала перед кем-то нос, но было что-то внутри, что заставляло всегда “держать спинку”. Гордость? Терпение! Первое — от дьявола, второе — от Бога».

Кстати, все журналисты, которым довелось побывать у Натальи Николаевны, обязательно подчеркивали, что жила она в обычной панельной многоэтажке у метро «Молодежная». Смешно. Будто это единственное, что не вяжется с образом этой женщины, и самое удивительное в ее судьбе.

Фото: gettyimages, архив Ю. Р. Канского