, 20 мин. на чтение

Московская красавица: Татьяна Окуневская

Звездная карьера Окуневской завершилась 70 лет назад, и сегодня ее немногочисленные фильмы совсем позабыты. А в середине 1930-х на Пушкинской площади установили настоящие качели, на которых сидела ростовая кукла с лицом молоденькой Татьяны Кирилловны. Это была реклама немудрящей комедии «Горячие денечки» — спустя годы именно она позволила писать, что жизнь актрисы сродни полетам вверх-вниз. Телефильм о ней так и назывался — «Качели судьбы».

Судите сами. На встрече 1935 года подающая надежды старлетка купается в мужском внимании в ленинградском Доме кино. Пускали туда по паролю. Сверху лестницы кричали: «Как живете, караси?» Надо было ответить: «Ничего себе, мерси!» — «Как дела у вас в кино?» — «Ничего себе, говно». Празднование 1946-го проходило во время европейского турне в пригороде Вены. В резиденции маршала Конева Окуневская в роскошном платье с вырезом на животе поднимает тост за тех, кто погибает в сталинских лагерях. Наконец, так сама актриса описывала встречу 1950 года: «В дверях камеры показался надзиратель. Я попросила: «Дайте нам как-нибудь знать, когда пробьет 12 часов». Через некоторое время что-то стукнуло — знак, что пришел Новый год. Мы заранее разлили воду в железные кружки, подняли их, шепотом произнесли тост и шепотом поздравили друг друга».

Окуневская отсидела шесть лет. После она так и не смогла вернуть былой статус, мало и неудачно снималась, разве что выступала с концертами. Но накануне 85-летия выпустила мемуары «Татьянин день» — талантливые, предвзятые, ко многим беспощадные. Благодаря им Татьяна Кирилловна пережила настоящий ренессанс своей популярности. Как было не восхититься, увидев, что, даже пережив кошмар лагеря, крах карьеры и одиночество, можно сохранить красоту, живой ум и острый язык. Об Окуневской заговорили как о секс-символе эпохи, и она приняла это с благосклонностью. Купалась во внимании, без стеснения откровенничала, участвовала во фривольных для почтенного возраста фотосессиях. Иногда она казалась слишком циничной, но, в конце концов, Татьяна Кирилловна сполна оплатила это право своей биографией.

Оказалось, что актриса нисколько не утратила дара влюблять в себя людей. Не устояла, например, режиссер Рената Литвинова, сделавшая Татьяну Кирилловну одной из героинь своего фильма «Нет смерти для меня». Другими стали столь же признанные красавицы Вера Васильева, Лидия Смирнова, Татьяна Самойлова и Нонна Мордюкова. Но на их фоне жеманная Окуневская, снятая к тому же через щадящие фильтры, единственная, кто выглядит настоящей дивой. После премьеры она с Литвиновой рассорилась, иначе как лишенной талантов «шизофреничкой» ее не называла. Актрису возмутило, что в картине слишком много времени отдано Нонне Мордюковой — по ее мнению, совсем не красавице. Чего-чего, а самомнения Окуневской было не занимать. И говорила она всегда то, что хотела, без оглядки на какие бы то ни было приличия.

В фильме «Пышка», 1934

Так случилось, например, на свадьбе внуков Татьяны Кирилловны, Владимира и Александра Липницких, женившихся в один день на родных сестрах. За столом ресторана ВТО Окуневская оказалась напротив замечательного художника и коллекционера. Одна беда: очень некрасивого. Татьяна Кирилловна мастерски находила больные точки оппонента, что вкупе с проницательностью делало ее невыносимой. Она обратилась к своему визави: «Виктор, считала вас умным человеком, но сегодня разочаровали. Вы же знаете про себя, насколько уродливы. Зачем пришли на такую красивую свадьбу?» Художник так обалдел, что, не сдержавшись, бросил в обидчицу порционным кусочком масла. Кто-­то сразу его ударил, началась драка. Гости перебили всю посуду и мебель, Липницким пришлось оплатить двойной счет.

Несмотря на по-аристократически врожденную гордыню, происхождения Окуневская была совсем не благородного. Отец Кирилл Титович, недоучившийся студент, до революции служил приставом Мещанского участка, после вроде бы воевал в Белой армии. По совокупности «заслуг» он был поражен в гражданских правах, не мог найти постоянную работу. Мать Евгения Александровна благодаря старорежимному воспитанию умела лишь вышивать и петь романсы. Выживать приходилось трудно, в какой-то момент Окуневские даже решились на фиктивный развод. Если тучи сгущались и Кирилл Титович считал за благо на время исчезнуть, дочери говорили, что папа в командировке.

В фильме «Горячие денечки», 1935

Отца Таня боготворила. При том что он часто хватался за ремень, да так, что озорная девочка потом неделю не могла присесть. Кирилл Титович пресекал любые разговоры о политике, у Евгении Александровны от чтения газет заболевала голова. И Татьяна Кирилловна, при всей своей биографии, прожила с убеждением: «Газета в женских руках? Да не дай Бог!»

Воспитывали будущую актрису, невзирая ни на что, во всю силу родительской любви. Водили в музыкальную школу для одаренных детей, внушали: Достоевский — это хорошо, а Федор Панферов — плохо. Впрочем, Окуневская в интеллектуалки не метила и обоим предпочитала Вертинского. В эвакуацию, в Ташкенте, ее познакомят с Анной Ахматовой, но, судя по всему, для галочки. Стихи Ахматовой Татьяна Кирилловна впервые услышит только в лагере.

Дочери «лишенца» приходилось менять школы, высшее образование ей не светило. Правда, друг отца обещал «протащить» в архитектурный, и Татьяна поступила на вечерние чертежные курсы, которые ненавидела. Днем она бегала по городу, выполняя курьерские поручения в Наркомпросе. Все изменилось, когда прямо на улице к Окуневской подошел киношный ассистент. Дело по тем временам обычное, так, например, началась актерская карьера Тамары Макаровой. Дебют Татьяны Кирилловны состоялся в картине из американской жизни, оставшейся безымянной. «Ничего, годится, трогательна, похожа на гусенка!» — услышала она, придя пробоваться на роль слепой продавщицы фиалок.

Оказавшись в среде киношников, 18-летняя красавица тут же выскочила за студента ВГИКа Дмитрия Варламова. Он представлялся лучшим учеником Эйзенштейна и обещал снимать невесту во всех своих будущих картинах. Похоже, именно это стало для нее определяющим. Окуневские чуть ли не на коленях стояли, умоляя повременить. Но своенравная дочь не послушалась. На свадьбе у нее сломался каблук: кто захотел, увидел в этом дурную примету.

Татьяна Окуневская
Дмитрий Варламов

Молодые попробовали было пожить в общежитии ВГИКа, которое помещалось в бывших кельях Зачатьевского монастыря, но Татьяне Кирилловне там не понравилось. Роль откатчицы угля в картине «Отцы» режиссера Николая Садковича тоже не пришлась по сердцу. Тем более что во время съемок Окуневская узнала о своей беременности. Фильм, впрочем, все равно закрыли как не отвечающий линии партии. А Татьяна Кирилловна в 1933-м родила дочь Ингу.

Скороспелый брак вышел скоротечным. Варламов оказался невоспитан, груб, изводил жену ревностью, даже душил. Пару лет он «по партийной линии» возглавлял ВГИК, но все деньги прогуливал, и жена с дочерью были вынуждены столоваться в родительской коммуналке на Никитском, 12 (Окуневским — семь звонков). Спустя несколько лет, когда Кирилла Титовича арестовали, зять побежал в партком виниться, что проглядел «врагов народа». Дмитрий Васильевич нашел свою нишу в профессии и всю жизнь снимал научно-популярное кино. Но актриса пребывала в уверенности, что ничего путного из него не вышло, прав был любимый папа, который предупреждал, что Варламов, мол, «не нашего круга». Неясно, отчего она была столь высокомерна, но понятно, в кого.

Спустя годы дочь Инга пыталась заступиться за отца. Она настаивала, что он никакой не выдвиженец, родился в культурной семье, а зарплату тратил на книги. Но Татьяна Кирилловна своих мужей — достоверно известно о троих — ни в грош не ставила. Да и о мужчинах в целом отзывалась крайне пренебрежительно. Любила повторять, что советская власть превратила их в ничтожеств, которых можно лишь пожалеть: «Их не купят, не возьмут в сожительницы и в очень редких случаях примут в публичный дом».

Татьяна Окуневская с дочерью Ингой, 1936

Режиссеры не стали исключением. Все они оказывались бездарями, в крайнем случае — «лучшими среди худших». Первой заметной работой Окуневской стала роль в дебютной картине Михаила Ромма — немой экранизации мопассановской «Пышки» (закадровый текст и музыку наложат только спустя 20 лет). Актеров Ромм выбирал по принципу максимальной внешней выразительности, а Татьяна Кирилловна идеально подходила под амплуа хорошенькой пустышки. Пожалуй, кадры из этого фильма сегодня самые памятные в ее портфолио. Но к Ромму актриса не испытывала ни благодарности, ни почтения. Презрительно относила его к «кинематографическому Уолл-стриту» — так она прозвала киношное начальство.

После премьеры «Пышки» на двери гримерной Реалистического театра, куда Татьяна Кирилловна устроилась не без протекции того же Михаила Ильича «артисткой четвертого положения», вывесили шарж: белокурая фемина в полете среди звезд. Влюбленный артист по фамилии Аи сочинил и первую оду в ее честь:

Итак, она звалась Татьяной,
Наружностью была на ЯТЬ,
Но говорят, что с обезьяной
Была готова флиртовать!
В лице всегда ни капли гнева,
Улыбка вправо, глазки влево.
И, побросавши прежних дам,
Валились все к ее ногам.

Остроумная, легкая на подъем и на новый роман, 20-летняя Окуневская легко вошла в круг столичной богемы. Мужское поклонение она принимала как должное и рано научилась получать от него дивиденды. В 1934-м на съемки в Киев актриса взяла с собой маму с дочкой, поселила их за городом. Приходилось завозить им продукты, пока влюбленный в Татьяну Кирилловну замминистра НКВД Украины не согласился сбрасывать над дачкой съестное с самолета, на бреющем полете — хотел доказать свою страстность и преданность. Не чуралась Окуневская и кавалеров попроще, подносивших ей по утрам пармские фиалки или стиравших ее носочки: «Ваши носочки сохнут на батарее центрального отопления, а я сохну у себя в номере».

Татьяну Кирилловну любили спрашивать, какую роль в ее судьбе сыграла красота. В ответ она кокетничала, мол, никогда не считала себя красавицей, но мужчины влюблялись до безумия, кто их разберет. Однако воздыхателей охотно называла, и этот «донжуанский» список куда богаче ее фильмографии. Перед сумасшедшим обаянием Окуневской пали ниц чуть ли не все мужчины, встречавшиеся на пути, от Лаврентия Берии до Иосипа Броз Тито, от Михаила Светлова до циркового режиссера Арнольда Арнольда. Входят в него и режиссеры, с которыми Окуневская работала: и Николай Садкович («Майская ночь»), и Леонид Луков («Александр Пархоменко», «Это было в Донбассе»), и Николай Охлопков. Прославившие Татьяну Кирилловну «Горячие денечки» снимали в соавторстве Александр Зархи и Иосиф Хейфиц. Влюблены были оба.

История любви командира танка и юной прелестницы, которую Ильф и Петров окрестили «танкетки и кокетки», вышла на экран в 1935-м. Сталин постановил, что, несмотря на недочеты, «общий тон фильма бодрый и люди в нем показаны здоровые». Окуневскую, правда, раскритиковали за чрезмерную чувственность, но популярности Татьяны Кирилловны это нисколько не помешало, а после выхода фильма Юлия Райзмана «Последняя ночь» она только упрочилась.

В фильме «Последняя ночь», 1936

Окуневская купила себе на честно заработанное шубу из кролика под шиншиллу и летом 1937-го впервые съездила на курорт в Кисловодск. А вернувшись, получила «удар с размаху, в темноте, лбом о рельсу»: ее отца и бабушку арестовали. На все запросы с Лубянки отвечали: «Сосланы в лагерь, ждите известий». О том, что уже через десять дней после ареста родню расстреляли на Бутовском полигоне, актриса узнает лишь в начале 1990-х. Качели стремительно полетели вниз: Татьяну Кирилловну тут же сняли с картины, в которой она уже начала сниматься, и уволили из театра. Ей было всего двадцать три.

Окуневская уехала в провинцию и два сезона отработала в горьковском театре. В Москву и на экран она вернулась благодаря второму мужу, Борису Горбатову, о чем впоследствии сказала: «Да, я продавала себя. Продавала ради мамы и дочери. Бросьте в меня камень, кто сам без греха». Откровенно говоря, не вполне понятно, зачем Татьяне Кирилловне было так подчеркивать свою продажность, разве что для большего драматизма. Когда она сошлась с Горбатовым, его партийный взлет только намечался.

Борис Леонтьевич родился в Луганской области и всю жизнь оставался «певцом Донбасса». Начинал как стихотворец, но бросил рифмовать после рецензии на свои опусы Владимира Маяковского: «Одна строчка понравилась: «Я — рабочий»». К моменту знакомства с Окуневской он уже прославился как прозаик, работал корреспондентом «Правды» и недавно вернулся с зимовки в Арктике, о чем напишет книгу рассказов. В дальнейшем Горбатов получит две Сталинские премии, станет секретарем парткома Союза писателей и депутатом Верховного Совета РСФСР. Но в 1937-м обернуться могло по-всякому, тем более тогда как раз расстреляли брата Бориса Леонтьевича, одного из руководителей донбасского комсомола.

Борис Горбатов
Татьяна Окуневская

Гражданский брак с Горбатовым оборвется с арестом Окуневской. О его любви рассказывали легенды. А Татьяна Кирилловна как-то призналась, правда, в отношении другого кавалера: безумная влюбленность мужчин делает ее безоружной, будто завораживает. Не остановили даже слова прозорливого отца, который успел познакомиться с дочкиным кавалером и постановил, что он похож на ее первого мужа: оба без культуры, без духовности, вопиюще неинтеллигентны и фальшивы. Окуневская соглашалась, и в мемуарах Борису Леонтьевичу досталось от нее по полной. И за партийность, и за аскетизм в быту, и за то, что его приходилось учить мыть руки и заставлять переобуться из сапог в ботинки. Зато если Варламов обещал снимать Окуневскую в своих картинах, то Горбатов предложил совместно написать сценарий. Творили в переделкинском Доме творчества, где Татьяна Кирилловна оказалась единственной женщиной. В компании ее почему-то прозвали Тимошей, как невестку Горького. Время проводили весело, сочинился даже стишок: «Как Тимошкины проделки разорили «Переделки»». Сценарий они написали, и в картине «Небо над Донбассом» Окуневская сыграла. Что не мешало ей издеваться над литературными способностями мужа, чьи книжки — «как дважды два».

В 1946-м Горбатов получил Сталинскую премию за роман «Непокоренные», и перед Окуневской будто открылись ворота в рай. Они переехали в роскошную квартиру на Беговой, 13, где до сих пор висит полустертая мемориальная табличка. Их прикрепили к кремлевской больнице и продуктовому снабжению. Хозяйством занимались домработница и экономка. Горбатов выхлопотал себе «мерседес», сделанный по индивидуальному заказу — с хрустальными вазочками для цветов в салоне. Жене он купил «Москвич» и нанял водителя. Татьяна Кирилловна даже получила пасхальный пропуск на паперть Богоявленского патриаршего собора.

Никакой благодарности к мужу она не испытывала. В дневнике писала: «Не любя, продолжаю с ним жить, и за это его ненавижу». Зато она позволяла себя любить, что Горбатов считал нечаянным подарком. Презрение к мужу и ненависть к власть имущим ничуть не мешали Татьяне Кирилловне пользоваться свалившимися на нее дарами. Она блистала на светских приемах, вела открытый дом. За обстановкой для новой квартиры ездила во Львов: местные выселенные поляки сбывали добро за бесценок. Кто ее в этом упрекнет? В конце концов: «Ну нет сил после ташкентской баланды отказаться от икры, балыков, бананов, шоколада, тортов, и только вдруг пронизывающая, жгучая память о том, что народ голодает, может меня удержать». Кого бы удержала?

В роли Елизаветы Петровны в фильме «Давид Гурамишвили», 1946

А еще Окуневская крутила романы, практически в открытую. Вроде бы Горбатов об этом знал, но терпел. Но за спиной, конечно, говорили всякое. Спустя время актриса и режиссер Серафима Бирман, когда ее вызвали в органы, чтобы написать необходимую для освобождения актрисы характеристику, заявила: «Если вы в смысле секса — равных ей нет!»

После войны Окуневская сыграла в поставленном Бирман «Сирано де Бержераке» в Театре имени Ленинского комсомола, выходила на сцену до двадцати раз в месяц. Снималась. В 1947-м получила звание заслуженной артистки РСФСР.

…Еще в 1941-м, на 27-летие жены, Горбатов подарил ей стихи, которые просил прочесть через десять лет:

Ты смеешься, дорогая?
Смейся громче, бог с тобой!
Что ж тебе я пожелаю,
Именинничек ты мой? <…>

Чтобы мир был с режиссером,
С мужем тишь и благодать?
Все заманчиво, нет спора.
Как тебе не пожелать?

Но, поспоривши с собою,
Бескорыстию учась,
Пожелаю я другое:
Будь по-прежнему шальною,
Бесноватой, молодою.
Будь несчастной, но такою,
Но такою, как сейчас.

Через десять лет Окуневская встречала день рождения в лагере. «Мамин арест помню прекрасно, — вспоминала тогда 15-летняя дочь. — Стояла суровая зима, мама больная, вся в лихорадке, с температурой. Эти люди вошли сразу в спальню. «Отвернитесь!» — властным голосом сказала мама. Но гэбэшник в оконном отражении все-таки видел, как она одевается. Пришлось еще раз отвернуть его к стенке. Эти обалдуи мне сказали: «Соберите ей вещи». Тут я и выдала: «Вы хуже фашистов!»»

Татьяна Кирилловна утверждала, что ордера ей не предъявляли, только короткую записку: «Вы подлежите аресту. Абакумов». Якобы арест стал личной местью министра госбезопасности СССР за то, что отвергла его ухаживания. Однако, по версии родных актрисы, посадили ее, что называется, по совокупности. Инициатором стал Берия, который пришел к Сталину с докладом о том, что замужние артистки Зоя Федорова и Татьяна Окуневская позорят своих мужей. Первая, напомню, родила от американского атташе, другая — супруга замечательного писателя, лауреата Сталинской премии, изменяет ему с кем ни попадя и при каждом удобном случае костерит советскую власть. В деле, например, фигурировало, как в Киеве, снимаясь в «Сказке о царе Салтане», она подняла тост со словами: «Все коммунисты — лживые и нечестные люди». Конечно, Окуневская знала, что это чревато, и за два дня до ареста призналась дочери: «Ой, кажется, меня арестуют». Сказала она это со смехом. Убежденная в своей неотразимости и крепком тыле, Татьяна Кирилловна привыкла провоцировать публику.

К несчастью, Окуневская крутила романы без оглядки на гражданство кавалеров. Еще в 1946-м ее отправили в гастрольное турне по странам, где стояли наши войска, от Словении до Белграда. Актриса представляла свои фильмы «Александр Пархоменко», «Это было в Донбассе» и короткометражку из одного из боевых киносборников «Ночь над Белградом». Последняя была очень популярна, в Белграде ее машину забрасывали цветами. С тех пор Татьяна Кирилловна числила в поклонниках главу Югославии Иосипа Броз Тито. Он якобы признавался в любви, обещал построить специально для нее киностудию в Загребе, а на каждое ее выступление присылал корзины черных роз.

1950-е

Куда более приземленный и, видимо, страстный роман случился у актрисы с югославским посланником Владо Поповичем. В семье Татьяны Кирилловны считали, что она пострадала за отношения с другим иностранцем — индийским дипломатом из клана Неру и Ганди, который много лет был послом в СССР. Впервые он попал в Москву на стажировку еще в 1940-х. Через много лет внук Окуневской Александр Липницкий встречался с ним в Дели, хорошо посидели.

Тринадцать месяцев актриса провела на Лубянке в одиночной камере. Требуя подписать признание, ее даже пытали: отправляли в ледяную камеру, а после усаживали у пышущей печки — кости буквально выворачивало. Осудили Татьяну Кирилловну сразу по нескольким пунктам 58-й статьи. Сидеть ей предстояло долгие десять лет. Но даже в заключении актриса не утратила ни гордости, ни вызывающей дерзости. Говорят, запросто могла дать по морде начальнику охраны. Оттого за шесть отбытых лет прошла пять лагерей.

Звездное самоощущение Татьяны Окуневской тоже не поменялось. Одна из преданных поклонниц-«окуневок» вспоминала, как обрушился ее мир, когда на лесоповале увидела в толпе зечек фиолетовую шубу, которая была у единственной женщины в Москве. Татьяна Кирилловна просила присылать в лагерь косметику. Она умела вызывать в людях сильные чувства: одни ее ненавидели, но всегда находились и те, кто влюблялся. Инга вспоминала, как, приехав на свидание, увидела вынесенный на пленэр накрытый стол, за которым, как всегда, красивая мама, а комендант перед ней «на лапках прыгает».

Окуневская вышла на свободу в 1954-м по амнистии. За несколько месяцев до этого умер Горбатов. Татьяна Кирилловна была убеждена, что его сердце не выдержало от страха: «Видел, что все вокруг меняется и оттуда начинают возвращаться. Я была уверена, что, если посмотрю ему в глаза, он тут же умрет». Все дело в том, что трус, тупица, лизоблюд и борзописец оказался еще и предателем. В глазах Татьяны Кирилловны путь от преданности до предательства люди проходили молниеносно, но в данном случае тому была причина. После ареста Окуневской Горбатов оборвал с ней всяческие отношения, а вскоре и вовсе женился — на артистке театра Сатиры Нине Архиповой.

Инга Дмитриевна уже привычно старалась отчима оправдать. Настаивала, что Горбатов ее мать безумно любил, а та его третировала. Между тем именно благодаря Борису Леонтьевичу Инга смогла окончить Иняз, он устроил ей роскошную свадьбу, отдал свою комнату. Кроме того, Горбатов оплачивал посылки в лагерь, до конца дней содержал бывшую тещу. Что до Архиповой, так она выхаживала Горбатова после первого инфаркта. Он увидел в этом шанс создать нормальную семью и им воспользовался.

К досаде Татьяны Кирилловны, в Москву она вернулась «под аккомпанемент» стихотворения лучшего друга Горбатова Константина Симонова. Хотя впрямую Окуневская в «Чужой душе» не называлась, посвящение вышло прозрачным:

Дурную женщину любил,
А сам хорошим парнем был…

А эта, с кем он жил, она —
Могу ручаться смело, —
Что значит слово-то «жена»
Понятья не имела.

Свои лишь ручки, ноженьки
Любила да жалела,
А больше ничегошеньки
На свете не умела…

Как вспомнишь — так в глазах темно,
За жизнь у ней лишь на одно
Умения хватило —
Свести его в могилу!

Неудивительно, что Татьяна Кирилловна Симонова возненавидела. В оставшемся после нее архиве даже обнаружили специальную папочку с публикациями о поэте. Хотя отомстить она успела при жизни. Симонов в «Татьянином дне» — «несимпатичный, грубый, резкий, сухой» и, конечно, подбивал к ней клинья. А стихи писал самые бездарные, «Жди меня» — одно из худших. Такого не выдержал уже сын поэта Алексей Симонов: «В своих воспоминаниях Татьяна Окуневская употребила весь свой талант на создание о себе легенды. <… > В ангелы она, разумеется, выбрала себя, а роль монстров отвела своему предпосадочному мужу Борису Горбатову и Симонову: потасканные мерзавцы, трусы и злопамятные негодяи. Отец редко кого ненавидел. Ее — ненавидел».

Среди прочего Татьяна Кирилловна обвинила Симонова в том, что именно он отрезал ей пути возвращения в кино и на сцену. И действительно, актриса вновь была зачислена в штат Театра имени Ленинского комсомола, но надолго там не задержалась. С кино тоже толком не складывалось: она снялась в паре фильмов, например в «Ночном патруле» с Марком Бернесом, однако они прошли незаметно. Правда, неизвестно, существовал ли в действительности некий злой гений или сыграла свою роль неважная репутация Окуневской. Прекрасно зная, что за язык и недобрый нрав придется расплачиваться, она оставалась своенравна и несдержанна. Пробовалась в кулиджановский «Дом, в котором я живу», но, желая выглядеть сексуальней, категорически отказалась надевать на площадке лифчик. Снимаясь в картине «Принципиальный и жалостливый взгляд», переиначивала реплики своей героини. А когда впервые встретилась с автором сценария Ренатой Литвиновой, протянула: «Ай, это женское искусство! Оно зависит от менструальных циклов». Сносить подобное мало кто соглашался. Зависеть от кого бы то ни было Татьяна Кирилловна тоже не собиралась. Оставалось шабашить по колхозам и домам культуры в компании, например, Александра Градского и питерской артистки Лилии Малкиной.

С дочерью Ингой, 1950-е

Окуневская не раз говорила, что все ее фильмы «какая-то муть», выделяя разве что «Ночь над Белградом». Тем не менее ни на секунду не сомневалась, что актриса она выдающаяся. В дневнике писала без обиняков: «Я великая по сравнению со Смирновой, Мансуровой, Мордюковой». Выделяла разве что Любовь Орлову — «отличную опереточную актрису». Когда-то подружка Валентина Серова вопиюще неинтеллигентна и пьет так, что падает со сцены. Тамара Макарова — бездарность и приспособленка. Раневская? Интересное существо, не гений, конечно, но талантливое. Одно время Татьяна Кирилловна тесно общалась с Мариной Ладыниной, но вскоре вдрызг рассорилась. Она легко расставалась с людьми, без сожалений. То ли родилась настолько самодостаточной, то ли просто не терпела рядом с собой сильных и ярких.

Был, правда, в окружении Окуневской человек, который сопротивлялся ее давлению и противостоял почти на равных. По иронии судьбы речь о дочери. «Это я в молодости, — показывала Татьяна Кирилловна свои портреты. — Вы видели фото моей дочери? Мы с ней совсем не похожи — ни внешне, ни внутренне». В другой раз она могла запросто спросить: «Неужели вы считаете Ингу красивой?» Между тем Инга Дмитриевна была именно что красавицей — яркой, интересной. Она тоже пробовала себя в кино. Например, дружила с Ильей Авербахом, сыграла в его фильме «Монолог» роль переводчицы. Но на экране женская притягательность Инги Дмитриевны терялась. Не было в ней той энергии, которая прорывается через экран и удваивает красоту.

Зато характером дочь матери не уступала. Отличная волейболистка, когда-то она играла за молодежную команду «Динамо». Обладала невероятно мощным ударом справа, который пару раз применила к своим мужьям.

Пока Окуневская сидела, Инга успела выйти замуж за Давида Липницкого, сына знаменитого гомеопата и тоже врача, родить двоих сыновей. Жила семья в трехкомнатной квартире на Большой Молчановке, где помимо прочего шел прием пациентов. Когда Татьяна Кирилловна вышла, ей выделили в этой квартире гостиную. В первый же месяц Окуневская сооб­щила, что хочет созвать гостей. Дочь с зятем организовали банкет и ушли, чтобы не мешать. Вернулись поздно ночью. Окуневская встретила их сильно навеселе и в свойственном ей стиле ляпнула при засидевшихся гостях в сторону Липницкого что-то антисемитское. Не к чести Татьяны Кирилловны, она этот пункт не пропускала. Неудивительно, что Давид Теодорович квартировать с тещей отказался и снял ей комнату неподалеку на Арбате. Пережив несколько переездов, актриса осела на Масловке.

1960-е

Отношение Окуневской к спутникам дочери мало чем отличалось от презрения к собственным мужьям. Узнав о свадьбе с Липницким, она расстроилась: Инга, дескать, вышла за известного кутилу на отцовские деньги, бабника, бездельника и картежника. Когда Инга Дмитриевна вышла замуж второй раз — за личного переводчика Брежнева Виктора Суходрева — могла заявить, причем при нем: «Ты связалась с кагэбэшником!»

В ответ Инга Дмитриевна называла мемуары матери «мифотворчеством» и при каждой возможности их развенчивала. Например, в истории о том, что Татьяна Кирилловна была изнасилована Берией, видела лишь перепевы судьбы своей одношкольницы. Да и не решился бы Берия посягать на жену вхожего к Сталину Горбатова. В списке жертв, обнародованном начальником его охраны, фамилия Окуневской не значится.

Ругались мать с дочерью нещадно, эта «осенняя соната» так никогда и не смолкла. Встречались, как правило, на семейных застольях, и уже после второй рюмки обнажались старые скелеты. Домовитая, удачливая в замужествах Инга Дмитриевна казалась Окуневской рассудочной приспособленкой. Сама она проповедовала совсем другой путь и выбор дочери встречала в штыки. А может, так проявлялась банальная женская зависть. Однажды она запишет в дневнике: «Инга — мое самое большое разочарование в жизни».

Зато для внуков Владимира и Александра Татьяна Кирилловна оставалась женщиной-праздником. Татуля, как ее прозвали, называла их «племянничками». Она обожала привкус нелегальщины, и когда мальчики подросли, брала их с собой в какие-­то подпольные театры-­студии, на Таганку, в неприступный Дом кино. Владимир рано погиб, а Александр с годами полюбил навещать эксцентричную бабушку. «Холодильник у нее всегда стоял полупустой, запасов — на два дня, — рассказывал мне Александр Давидович. — Когда я приезжал в гости, она варила одно яйцо и наливала чай. Делала это по-­лагерному, насыпая заварки на треть стакана». Круг внуков, в особенности Александра Липницкого, сложился из рок-музыкантов и неформалов всех мастей. Окуневской нравились посиделки с гонимыми властями бунтарями, возможно, видела в них себя в молодости. Тем более что с легкостью могла перепить любого. До конца жизни она отмечала день рождения и выставляла ведро щей на свои именины — в Татьянин день. В однокомнатную квартиру набивалось до сорока гостей.

Рядом всегда находился какой-нибудь мужчина, который сдувал с нее пылинки и таскал ее чемоданы. С Арчилом Гомиашвили — Остапом Бендером из гайдаевской экранизации «Двенадцати стульев» — актриса даже ездила в Грузию венчаться. Лет за пять до смерти в ее жизни появился давний, еще по Горькому, поклонник по имени Владимир Петрович, заслуженный инженер-строитель. Приносил цветы, обожаемых Окуневской раков, они вместе съездили в Париж. Он ушел раньше, и актриса ездила на его похороны.

Татьяна Кирилловна страшилась немощи. Почти маниакально занималась собой: увлекалась йогой, делала гимнастику, обливалась ледяной водой. Настаивала, что в отличие от сверстниц нисколько не постарела — просто лицо стало другое. А в дневнике заклинала судьбу: «Нельзя грубо развенчивать идеалы. Последний портрет Хемингуэя ужасен. То же с Гретой Гарбо. Не хочу!» После выхода мемуаров Окуневскую вновь стали приглашать сниматься. И перед очередным юбилеем она решилась на вторую в жизни подтяжку. Семья встала на дыбы: «Возраст! Ломкие сосуды!» Но когда она кого слушала? Однажды прокричала дочери в трубку: «Еду на операцию!» После у Татьяны Кирилловны открылось кровотечение, в больнице то ли занесли, то ли выявили гепатит С. Здоровье пошло под гору.

В фильме Ренаты Литвиновой «Нет смерти для меня», 2000

Она до последнего жила одна, категорически отказываясь перебираться к дочери. Стала к ней еще более требовательна, обвиняла, что та все делает назло. А незадолго до смерти сбросила свое бриллиантовое кольцо на одеяло, сказав Инге Дмитриевне: «Видишь, как я похудела?» Та увидела в этом прощальный жест, будто мать оставляет ей кольцо вынужденно.

После Татьяны Кирилловны остались дневники. Она писала, что прожила жизнь, как считала нужным, и характер человека — это его судьба. А чем актер эгоцентричнее, тем он гениальнее. Она считала себя выдающейся актрисой и была уверена, что имела право на выбор. Не нам судить.

Кстати, та самая свадьба внуков, которая завершилась дракой, имела и другие последствия. В одном из ресторанных залов Окуневская познакомилась с компанией цыган и заявила, что поедет к ним в табор. Она всегда неровно дышала к «ромалам», видимо, видела в них родственные души из-за присущей внутренней свободы. Забавно, что единственным игровым опытом Дмитрия Варламова стал фильм «Друзья из табора». И воспоминания Татьяна Кирилловна садилась писать такие, чтобы читались, как грызут семечки, как слушают цыганский романс. Исчезнув со свадьбы, она пропала почти на месяц. Внук Александр беспокоился: «Наверное, стоит подать в розыск? Как бы не случилось беды». Его отец и нелюбимый бывший зять остановил: «Зная твою бабушку, можно посочувствовать только судьбе табора. А с ней ничего не произойдет». Вернулась Окуневская разочарованной. В таборе из-за нее все переругались, дошло чуть ли не до поножовщины. Цыгане оказались совсем не интересными. Обыкновенные мужчины, подкаблучники.

Фото: из личного архива Александра Липницкого/kioskplus.ru, kino-teatr.ru