В закрытом музее МУРа имеется посвященный Борису Венгроверу персональный стенд, где под стеклом стоят несколько его фотографий, а под ними красиво разложены отмычки как доказательство выдающихся криминальных «заслуг». Что ж, большинство преступников не удостоились даже такого памятника, а жизнь самого известного московского квартирного вора достойна, пожалуй, и целого фильма.
А у них была страсть
Этот вечер племянница Феликса Дзержинского Ядвига Генриховна Гедройц запомнит на всю оставшуюся жизнь. И в лагере, и после освобождения, и после получения справки о полной реабилитации ее память раз за разом будет возвращаться в тот день, на кухню давно оставленной квартиры в Потаповском переулке, и мучить вопросом: могла ли она пройти мимо того парня, который и оказался-то в ее доме случайно? Не обратить внимания, ответить невпопад, не оставаться с ним наедине и, главное, ни в коем случае не заглядывать в его большие темные глаза.
Ядвига Гедройц была внебрачной дочерью Ядвиги Эдмундовны Дзержинской (да, любили в их семье это имя, одну из своих дочерей она тоже назовет Ядвигой), появившейся на свет после развода с ее первым мужем, польским помещиком Кушелевским. Генрих Гедройц был то ли вымышленным персонажем, то ли одним из случайных любовников матери, которого записали ей в отцы за взятку — до революции статус незаконнорожденного означал клеймо на всю жизнь. На Новодевичьем кладбище Ядвига Генриховна лежит под фамилией дяди — Дзержинская.
С личной жизнью ей откровенно не везло. За двадцать своих взрослых лет Ядвига успела четырежды вступить в брак и трижды развестись, от первого мужа, инженера Юзефа Лашкевича, она попросту сбежала. Зато потом задним числом записала на него двух дочерей, родившихся от связи с чекистом Александром Ротенбергом. В свои 38 она жила с ними в квартире матери, работая делопроизводительницей в поликлинике Наркомата обороны. Категорически не желая прикрываться известной всей стране фамилией, по документам она числилась как Лашкевич. Девочки уже подросли, настала пора их выдавать замуж, а потому дома у Дзержинских образовалось нечто вроде салона из молодых людей, по преимуществу студентов, вовсю распускавших перья перед Зосей и Ядей.
А вот этого парня Ядвига у себя видела впервые. Его притащил с собой заводила и душа компании Изя Дворецкий с юридического, мол, Борис, старый друг из Иркутска, впервые в Москве, хочет работать учителем физкультуры. И вроде новенький пил как все, смеялся вместе со всеми, делал комплименты и рассказывал анекдоты, но в отличие от остальных молодых шалопаев, увивавшихся вокруг ее дочерей, он как-то сразу переключился на нее. Нет, в свои 38 Ядвига Генриховна была очень даже ничего, но все-таки он же почти годился ей в сыновья.
Вскоре Борис устроился в Москве и стал бывать у Дзержинских чаще. Уже тогда Ядвига заметила еще одну странность — у скромного учителя физкультуры всегда водились деньги. Она попыталась потрясти на эту тему Изю Дворецкого, но тот ответил полунамеками, мол, Борис в свободное от работы время занимается какой-то мелкой коммерцией, но все в рамках Уголовного кодекса.
Весной 1938 года Борис неожиданно исчез. Что это означало в те времена, напоминать вряд ли стоит. Ядвига уже успела мысленно его похоронить, но десять месяцев спустя он вновь появился у нее на пороге. На вопросы, где был и что делал, не отвечал и отшучивался. А в декабре 1939-го его арестовали.
Незримая банда
В 1936 году Сталин руками Хрущева и Кагановича принялся воплощать в жизнь свой Генеральный план реконструкции Москвы. Футуристическая концепция образцового социалистического мегаполиса предполагала полную ликвидацию всех темных углов столицы заодно с темными личностями, которые в них прятались. В 1937 году параллельно с политическими репрессиями по Москве шла тотальная зачистка уголовников. Уже известных воров хватали за малейшую провинность и отправляли на стройки коммунизма с максимально возможными сроками. Вплоть до самой войны Москва оставалась практически стерильной в плане преступности. Дни нэповского разгула превратились в забытую сказку, все «хазы» и «малины» были перевернуты вверх дном и вычищены до основания. Даже погулять с награбленного простому вору стало негде — швейцары и официанты заодно состояли осведомителями у милиции и НКВД и, лишь завидев за столиком фартового парня в кепочке набекрень, сразу звонили куда надо.
И вот посреди этого казенного благолепия в 1939 году одна за другой происходят 60 чрезвычайно дерзких квартирных краж. Совокупный ущерб составил 385 тыс. рублей — немыслимо огромная по тем временам сумма, средняя зарплата тогда была 339 рублей. Большинство краж произошло в районах улицы Горького и Арбата. Воры предпочитали квартиры сотрудников торговли, высокопоставленных работников наркоматов, артистов и профессуры.
Да, именно воры — милиции быстро удалось установить, что во всех случаях работала банда, однако на этом дело остановилось. Как всеми любимый советский сериал «Место встречи изменить нельзя», так и американские фильмы жанра нуар не сильно грешат против истины — расследуя подобные преступления, сыщики не ползают по полу с лупой, а перекапывают полицейскую картотеку, после чего отправляются трясти осведомителей в уголовном мире. Кто-то чего-то наверняка знает или слышал, и у какой-нибудь Верки-модистки браслетик серебряный в виде змейки с изумрудным глазком непременно всплывет.
Но сейчас этот метод дал осечку. Об удачливых домушниках не знал никто. Немногие уцелевшие воры отрицательно мотали головой — на оставшихся московских «малинах» эта банда не появлялась, известным скупщикам краденого ничего не приносила, в ресторанах не гуляла. Следствие сперва выдвинуло версию о гастролерах, мол, приезжают на пару дней, «чистят» нужные квартиры, а затем растворяются в необъятных просторах русской провинции. Однако все было гораздо проще.
Борис Венгровер решил не связываться с уголовным миром, зная, что эта публика, наплевав на «блатную честь», с удовольствием сдаст и мать родную, и подельников в обмен на небольшую «скощуху» к сроку. Вместо этого он завербовал всю ту веселую компанию, которая собиралась на квартире у Дзержинских. Изя Дворецкий, Витя Медведев, Абрам Эпштейн, Борис Высоцкий, Филлер, Дукарский и так далее, общим числом восемь человек. Всем им было по 20 лет, все были комсомольцами и студентами за исключением Дукарского, работавшего мастером по ремонту счетных машин. Будучи старше всего на два года, Венгровер стал в их кругу непререкаемым авторитетом. Все они вели образцовую жизнь из старых черно-белых фильмов: учились, платили членские взносы, занимались спортом и в ресторанах появлялись лишь по большим праздникам, а потому для следователей МУРа были совершенно невидимы.
Попался Венгровер совершенно случайно. Он уже успел вскрыть чью-то дверь, когда на лестничной клетке нарисовался извечный персонаж старых советских подъездов — бдительный старичок. «Молодой человек, а вы к кому?» — «Да я, собственно, племянник хозяйки». — «Ах, племянник, значит? Ну тогда понятно. Караул! Милиция!» К несчастью для Венгровера, в этот самый момент внизу проходил по своим делам сотрудник угрозыска. Отступать было некуда, и он сдался. При обыске у него нашли связку ключей — ту самую, что ныне красуется под стеклом, и отвертку.
В отделении довольно быстро осознали, что в руки к ним попал не простой воришка, и отправили его на Петровку. Венгровер раскололся мгновенно, назвал все имена и в подробностях описал, как работала банда, как искали подходящие «буржуйские» квартиры, как готовили заранее отмычки и сбывали награбленное через легальную скупку. А потом освоился, заложил ногу за ногу и принялся рассказывать о себе. И вот тут следователи услышали немало удивительных историй.
Давным-давно, еще при царском режиме, древо проживавшего в Харбине еврейского семейства Венгроверов дало дурной плод в лице младшего отпрыска, решившего пойти по воровской дорожке. Сперва он занимался квартирными кражами, но в годы Гражданской войны перебрался в Иркутск, где переквалифицировался в налетчики. Когда настал нэп, Венгровер-старший так и не догадался сменить профессию обратно и в 1926 году был арестован и расстрелян.
От него остался 10-летний сын, который в своем нежном возрасте уже так хорошо умел воровать, что его знала вся иркутская милиция. Сделать с неуемным подростком ничего не могли — по малолетству его нельзя было даже судить. Но годы летят, и в 17 лет Борис впервые оказался на черной скамье. Дали ему тогда немного, а через полгода и вовсе отпустили, но он тут же попался снова. Выйдя на свободу, Борис осознал, что в Иркутске, где каждая собака знала его в лицо, жизни уже не будет. Он уехал в Орджоникидзе (Владикавказ), где по подложным документам устроился работать пионервожатым. Там и выяснилось, что помимо криминального у него был еще и уникальный педагогический талант. Дети слушали его, раскрыв рты, а коллеги уважали и называли «вторым Макаренко». Педагогика станет страстью Венгровера на всю оставшуюся жизнь, и она же поможет ему сколотить банду из посещавших квартиру Дзержинской студентов.
В Орджоникидзе он тоже попался, но сумел бежать из-под стражи и уехал в Ленинград, где его снова поймали на серии краж, дали три года и отправили мотать срок в родные места — лагерь под Иркутском. В 1937 году Борис совершил побег и направился в Москву, где разыскал старого друга Изю Дворецкого, ну а тот привел его к Дзержинским. Все это время Венгровер продолжал воровать. В первый раз он попался московской милиции еще в 1937-м, но перепилил решетку и сбежал из отделения. Через несколько месяцев его снова ловят, и на этот раз обвинения были более чем серьезными — всего за полгода пребывания в Москве он умудрился совершить больше 30 краж из госучреждений. Суд, срок, Сибирь, Темлаг. В начале 1939 года Венгровер снова бежит, возвращается в Москву, собирает свою банду и начинает свою легендарную серию квартирных краж.
Показания Бориса на очередном допросе ввели следователей в состояние абсолютного ступора. «Занимаясь кражами, я все украденные вещи приносил в квартиру к Дзержинским и просил хранить их здесь до сбыта. Ядвига Дзержинская была в полном курсе моего дела. Я не скрывал от нее ничего. Она также знала, что вместе со мной занимался кражами Дворецкий. Были два-три случая, когда Дзержинская по моей просьбе сбывала краденые, в основном женские, вещи. За что я отдавал ей третью часть вырученных денег».
На дворе стоит 1939 год. Милиция и НКВД составляют единое ведомство, и портрет Железного Феликса висит в каждом кабинете. Хоть основанный им орден «защитников революции» при Ежове и превратился в мясокомбинат, Дзержинский и его соратники все равно остаются иконами и образцами для подражания. И вот прямо под этим святым портретом какой-то вор заявляет, что его сообщницей и «марухой» была племянница самого… Нет, такое невозможно даже выговорить, а этот наглец еще и требует записывать все в точности!
Как же тебе повезло, моей невесте
Если бы Борис ограничился рассказами о соучастии Ядвиги Гедройц и о сожительстве с нею, это было бы еще полбеды, и следователи обязательно нашли бы способ аккуратно выкинуть ее из дела. Но когда они приступили к перекрестным допросам всех остальных «членов кружка», то почти все они заявили, что племянница Дзержинского заодно спала и с ними тоже.
Начал Венгровер: «Она заинтересована была в поддерживании близкого знакомства с молодыми, красивыми, веселыми и культурными ребятами, каковыми являлись мы. Материальная сторона вопроса была явлением второстепенным. Короткое время в текущем году я состоял с Дзержинской в сожительстве. Кроме меня и Дворецкого с нею сожительствовали также Эпштейн и Медведев». Пас принял Дворецкий: «Лично я в конце 1939 г. краткое время сожительствовал с Ядвигой Генриховной, а впоследствии, как мне известно, в такой же связи с ней находились разное время Венгровер, Эпштейн, Медведев и Дукарский… Вообще о Ядвиге Генриховне я могу сказать, что она женщина легкого поведения, склонна к половым извращениям и преступному авантюризму», ну и так далее.
Мало того, поведав о своих постельных подвигах, они принялись бедную женщину самым натуральным образом «топить»: «Она, Ядвига Генриховна, прекрасно знала, что кражами занимались я и Венгровер, а также Медведев и Эпштейн. И не только знала, но и поощряла их. Так, после первой кражи, в которой я участвовал и о которой рассказал ей, она восторгалась моим рассказом и всячески меня хвалила, называла даже героем… О том, что Ядвига Генриховна знала про преступную деятельность Бориса, я заключаю из того, что мы с Борисом заезжали несколько раз с чемоданами вещей, которые оставляли на хранение, и еще из того, что при мне Борис передавал ей несколько раз по 500 рублей».
Разумеется, имел место предварительный сговор. Борис Венгровер банально пользовался Гедройц и ее знаменитой фамилией. План этот, видимо, созрел у него в тот самый день, когда Изя Дукарский впервые привел его в квартиру в Потаповском переулке. Оборудованная телефоном квартира в центре, где собирается группа молодых людей, очень дружных между собой, но слегка аморальных, и 38-летняя женщина, жаждущая их общества и объятий, которая заодно является родственницей создателя главного карательного органа советской власти — да это же 10 из 10, воровское бинго!
Венгровер начал пользоваться фамилией Ядвиги еще в 1938-м. Устраиваясь на работу в московские школы, Борис представлялся племянником Дзержинского. Сохранились даже показания директора одной из них, некоего Панкратова, которому позвонил начальник Куйбышевского РОНО Филиппов и попросил взять к себе Дзержинского Бориса Андреевича, «охарактеризовав его как молодого, хорошего преподавателя». Вот только молодой и хороший был вынужден менять школы как перчатки. В СССР при приеме на работу в любое казенное учреждение требовалось не только предоставить набор документов, но и заполнить анкету, а также написать подробную автобиографию. И если с подделкой советского паспорта или диплома у опытного вора проблем не возникало, то вот от любых требований что-нибудь написать он уклонялся как мог, ссылаясь на чрезвычайную занятость. А когда очередной настырный директор все-таки припирал его к стенке, то успевший полюбиться всему коллективу преподаватель мгновенно исчезал в неизвестном направлении.
Дело еще в том, что Борис Венгровер был совершенно безграмотен. Обладая манерами потомственного интеллигента и даром убеждения, он мог заставить слушаться толпу разгоряченных детей или влюбить в себя женщину, но не был способен написать и двух слов, не сделав четырех ошибок. Процитирую небольшой отрывок из личного заявления на имя начальника МУРа, орфография авторская: «По пребыте в лагер уминя бил вивех левий руку я был доставлен в ИТЛ там я обратил внимание на доктара которий комне очен хорошо относился и очен интересовался моэй автобиографие несколка раз он меня спрашивал о меня и омоэм отэс и братьи». Первая же выведенная рукой «Бориса Дзержинского» строка отчетливо показала бы, что все образование этого человека состояло из двух классов и трех коридоров.
Свою вторую жизнь Борис Венгровер действительно любил и от работы с детьми получал почти такое же удовольствие, как и от краж. Он устраивал для воспитанников коллективные походы в театр и в кино и проводил в школах праздники. Следователи подсчитали: на шефскую помощь трем школам, в которых он работал, Венгровер истратил более 15 тыс. рублей — огромную по тем временам сумму.
А что же Ядвига? Соучастницей в его воровских делах она, скорее всего, не была, хотя обо всем знала, но гнала от себя дурные мысли, как любая влюбленная женщина. Тем временем в МУРе собрали на нее достаточно компромата и, поскрипев зубами, решили — надо брать. Однако заместитель Берии и начальник ГУКБ НКВД Меркулов своей санкции на арест не дал. Ядвига гуляла на свободе еще целых три месяца, пока под нее не подкопались бывшие дядины коллеги. К банде Венгровера эта история сперва отношения не имела, дело завели после показаний одной из ее подруг, некой Елены Павловой. Там было все, что надо: «Называла ГПУ и НКВД застенками, говорила, что Дзержинский был устранен Сталиным, а вместо Ленина в Мавзолее лежит восковая кукла, что ждет, когда начнется война и что большевики ее обязательно проиграют, хорошо отзывалась о Ягоде, в Польше у нее есть брат — офицер и правая рука Пилсудского», ну и так далее. На самом деле Павлова тоже собиралась уцепиться за знаменитую фамилию и хотела просватать за одну из дочерей Ядвиги своего племянника, но получила решительный отказ. Обозлившись, она пошла на Лубянку и написала донос, которому долго не давали хода, пока не узнали про связь Ядвиги с Венгровером.
Весной 1940 года к Ядвиге Генриховне пришли с обыском и арестовали. Допрашивали ее в том числе и по поводу Венгровера: знала ли про кражи и неоднократные его побеги из мест заключения? На третьем допросе она раскололась: «Что руководило мной не выдать их сразу, я до сих пор не могу дать себе в этом отчета. Прибыли от их дела я почти не видала, кроме иногда более вкусной еды, а любовь моя к Борису Венгроверу не была настолько сильной. Но он был очень волевой человек и обладал большим умением подчинять себе волю человека».
По приговору Особого совещания при наркоме НКВД от 26 октября 1940 года Ядвига Генриховна Дзержинская получила 8 лет лагерей. Освободили ее на два года раньше, но с поражением в правах, и в Москву она смогла вернуться лишь после полной реабилитации в 1959-м. В том же 1940-м уже обычный уголовный суд приговорил Венгровера к 15 годам особого режима. На свободу он выйдет по бериевской амнистии, «холодным летом 53-го». Больше они не встречались.
Здравствуйте, мое почтение, от меня вам нет спасения
В 1967 году Москву встряхнуло новой суперсерией краж из богатых квартир. На этот раз их было больше двухсот. Неизвестный вор переворачивал за собой все вверх дном, стремясь создать впечатление, что работала банда, однако никаких следов или отпечатков обнаружить не удавалось, а немногие свидетели говорили только об одном человеке — пожилом мужчине. Сталкиваясь с ними, он всякий раз лихо выкручивался из ситуации. С одной из своих жертв он вежливо поздоровался прямо в дверях квартиры и, воспользовавшись замешательством, сбежал. Хозяин другой квартиры чуть не схватил загадочного вора у своего подъезда, когда тот нес куда-то явно принадлежавший ему немецкий торшер. Однако вор сам перехватил владельца за локоть, представился сотрудником ОБХСС и потребовал написать объяснение о доходах. Собственник торшера рухнул в ноги и стал слезно просить его не губить, но когда поднял глаза от асфальта, то «товарища из ОБХСС» рядом уже не было.
Уже собиравшиеся на пенсию сыскные волки сталинских времен сразу же вспомнили про Венгровера. После отсидки тот работал путевым обходчиком где-то в Подмосковье, и когда его вызвали на допрос, только развел руками, мол, не при делах я, граждане начальники, давно завязал и честно тружусь. Ему поверили и отпустили, а через пару дней случилась самая вопиющая кража, когда за один день кто-то «обнес» сразу три квартиры на разных этажах одной из высоток Калининского проспекта.
В конце концов Венгровер все же попался. В одной из квартир он решил угоститься оставленным хозяевами заграничным шампанским. Забывшись, он снял перчатку и, к большой радости муровцев, оставил свои «пальчики» на бокале. А в другой раз хозяйка квартиры застала его прямо на месте преступления. На ходу сочиненная версия: «Шел мимо, увидел открытую дверь, вошел и спугнул воров, ничего не трогайте, я сам схожу за милицией», — не помогла. Женщина стала звать на помощь, и Венгровера схватили прямо на улице.
В этот раз он действительно работал один. И почти все награбленное тратил на детей — перечислял огромные средства в Саженевскую школу-интернат в Рязанской области, в еще одном интернате купил всем воспитанникам абонементы в бассейн и построил новую спортивную площадку и платил директорам нескольких областных школ за возможность самому тренировать детские футбольные команды.
Конечно, на суде вся эта робингудовщина ему не помогла. Как и блестящая речь в собственную защиту, в которой Венгровер клятвенно обещал не только исправиться, но и употребить весь свой богатый опыт на то, чтобы помочь простым гражданам защищаться от квартирных краж и научить советскую мебельную промышленность выпускать такие двери, которые уже нельзя будет вскрыть отверткой. Судьи все это выслушали и объявили приговор: с учетом многократного рецидива — 10 лет.
И нет загадочней на свете загадки
В большинстве статей о Венгровере написано, что великий домушник умер в лагере, так и не дождавшись окончания своего последнего срока. Однако журналисту Эрику Котляру, автору книги «Звезды МУРа. Золотой век московского сыска», беседовавший с ним следователь Корнеев поведал совершенно иную версию. В конце 1970-х Борис сам вышел с ним на связь и попросил о помощи. Его только что актировали из лагеря по состоянию здоровья, а по сути вышвырнули за ворота никому не нужного бездомного старика с пачкой судимостей. Муровцы старшего поколения были людьми совестливыми и иногда помогали своим бывшим «клиентам». Венгровера пристроили в дом престарелых в Касимове, где он и коротал остаток дней, подрабатывая сторожем в детском саду и консультируя местный угрозыск по поводу краж.
Однако воровская натура даже в этом возрасте взяла свое, и вскоре Венгровер стал все чаще надолго пропадать. А в 1982-м он исчез оттуда совсем, а жившие в той же богадельне бабушки непостижимым образом обзавелись дорогими и остродефицитными зонтиками японской фирмы «Три слона». Как и где все-таки закончился жизненный путь Бориса Венгровера, не знает никто.
И это далеко не последняя загадка великого московского домушника. Еще в 1944 году Венгровер забрался в квартиру к подполковнику Генерального штаба, но тот неожиданно вернулся домой раньше обычного. Увидев хозяина, Борис не растерялся, а направил на него пистолет и предъявил удостоверение офицера СМЕРШ, мол, провожу обыск, будем вас брать. Страх перед всемогущей военной контрразведкой был так велик, что бравый подполковник без сопротивления сдал вору свое табельное оружие. Пообещав вернуться с опергруппой, Венгровер спокойно сложил награбленное в узелок и растворился в московской ночи. В качестве охотничьей байки звучит прекрасно, но есть одна несостыковка: в 1944-м Венгровер должен был находиться в лагере, отбывая свою «десятку» за кражи 1939-го. Или вот еще одна странность: во многих местах упоминается, что в послевоенные времена его разыскивал не только МУР, но и Народная полиция ГДР, Гражданская милиция Польши, а также аналогичные органы еще в парочке стран Варшавского договора. Простите, но каким образом? С такой биографией, как у Венгровера, получить выездную визу даже в братскую соцстрану было в принципе невозможно. Этот вопрос Эрик Котляр задал следователю Корнееву напрямую и получил ответ: «Все, что можно, я рассказал, а что осталось за скобками, того мы касаться не будем». Вот и понимайте как хотите.
Что ж, попробуем дорисовать то, что осталось за кадром. Помните безграмотную цитату из собственноручно написанного нашим героем заявления? Она взята из другой книги за авторством депутата Госдумы Александра Хинштейна — «Подземелья Лубянки». В своих показаниях Венгровер рассказывал, что во время одной из его отсидок им якобы заинтересовался лагерный доктор, который помог ему бежать и вывел на него посредников некой шпионской сети, которые попросили у него красть из квартир не только вещи, но и документы: «… сетова дня я стл работать позоданию этого человека который мне давал в игопоручение была несколко краж от ветственных лиц и установка была главное похизщять документы». По этому поводу Хинштейн выдвинул версию, что Венгровер, видимо, пытался привлечь к себе внимание НКВД, чтобы избежать уголовного наказания.
А вдруг у него и впрямь получилось? А что, если товарищи с Лубянки прочли его писанину и решили, что негоже криминальному таланту такой величины пропадать на лесоповале? Во время войны в Москву приезжало множество англичан и американцев при больших чинах, и у многих при себе имелись бумаги, в которые очень хотелось бы заглянуть, скажем так, в неофициальном порядке. Тогда Венгровера забирали из лагеря, привозили в столицу и выпускали «порезвиться», ну а если к нему в карман заодно попадало чужое кольцо или золотые часы — так с кем не бывает?
И ни в одной из версий его биографии нет сведений о том, чем Борис занимался до своего второго набега на Москву в 1967 году. Не воровать он не мог, при этом почти 14 лет сидел тихо. Почему следователь Корнеев отказался отвечать на вопрос об этом периоде? «Извините, но тут стоит гриф “совершенно секретно”». Эрик Котляр все понял и настаивать не стал.
О сходстве истории Венгровера с главным героем «Берегись автомобиля» написано много, однако «все знают» еще не доказательство. Известно, что режиссер Эльдар Рязанов и драматург Эмиль Брагинский задумали свой фильм в начале 1960-х после того, как услышали гулявшую в Москве, Ленинграде и Одессе городскую легенду о принципиальном воре, который похищал машины у взяточников, а вырученные за них деньги переводил в детские дома. В поисках фактов они обзвонили угрозыски, однако там ответили, что никого похожего не разыскивали и не ловили. Могли ли им заодно рассказать о похождениях Венгровера? Разумеется, могли, ведь в МУРе все еще работали следователи, занимавшиеся его делом 1939 года. Правда, настоящий Венгровер, цинично использовавший в своих целях племянницу Дзержинского и совративший на преступный путь восьмерых комсомольцев, был предельно далек от бессребреника и идеалиста Деточкина, но на то и сила художественного воображения. Сами Рязанов и Брагинский говорили, что создали своего героя из Дон Кихота, князя Мышкина и экранных образов Чарли Чаплина. Ну а как оно было на самом деле, нам уже не узнать.