Ранним утром 15 апреля 1997 года в одной из комнат известного всей неформальной Москве сквота на Остоженке яростно спорили двое. Они даже были слегка похожи — у обоих длинные волосы и небольшие бородки, разве что у одного из них был тяжелый, буравящий собеседника насквозь взгляд.

Заговорили о деньгах. «Все, мы тебя забираем», — произносит второй и достает из кармана милицейские наручники. Его собеседник все еще не воспринимает ситуацию всерьез, полагает, что это такая игра, и, улыбаясь, протягивает руки. «Браслеты» с металлическим щелчком смыкаются у него на запястьях, его выводят из квартиры. Все остальные ее постоянные обитатели и посетители тоже улыбаются. Внизу уже ждет машина — «Жигули» цвета «баклажан». Человек в наручниках при виде машины вдруг что-то понимает и даже начинает сопротивляться, но его заталкивают на заднее сиденье. Страшно изуродованное тело через несколько месяцев найдут в лесу где-то под Наро-Фоминском. Экспертиза установит, что человека еще живым спихнули в яму, облили бензином и подожгли, а затем воющий от боли комок пылающей плоти добивали ударами лопат.

В августе прошлого года, когда вся кинолюбивая Москва ломилась на премьеру «Однажды в Голливуде», кое-кто из бывших неформалов девяностых наверняка вспомнил об этой истории.

С того дня, когда одетые в черное Чарльз Уотсон по прозвищу Текс, Сьюзан Аткинс, Патрисия Кренуинкел и Линда Касабиан вошли в особняк по адресу Сьело-драйв, 10050, прошло полвека. Жизнь ничуть не похожа на кино, а потому ни дрессированный питбуль, ни ДиКаприо с Брэдом Питтом никого не спасли. Беременная Шэрон Тейт и все ее гости были зверски убиты, а вдохновитель этой акции два года назад умер в тюрьме, отбывая девять пожизненных сроков. Чарли Мэнсон и его «семья» до сих пор не растеряли своей культурной значимости — если можно в таких терминах говорить не о художниках или музыкантах, а о секте, пытавшейся спровоцировать в Америке межрасовую войну.

Двадцать четыре года назад московский хиппи и анархист Ян Мавлевич по прозвищу Смертник «слетел с катушек» и начал убивать тех, кого считал наркоторговцами, «педосутенерами», «вырожденцами» и «деградантами». И хоть крови на его руках куда меньше — двое убитых и один чудом спасшийся против девяти подтвержденных и одного гипотетического трупа на совести у американского оригинала — все же сходство между ними слишком бросается в глаза, и сравнение с Мэнсоном и его «семейкой» тут напрашивается само собой.

Но наш русский Мэнсон так и не стал артефактом культуры. Никто не снял о нем фильм, не написал ни одной книги и не взял себе его фамилию в качестве сценического псевдонима, а сведения о нем приходится собирать по кусочкам из интервью, из десятилетней давности постов и комментариев в социальных сетях да на полумертвых форумах давно забытых сайтов.

Девяностые были временем, рождавшим подлинных монстров, так что Ян Смертник отнюдь не случайно объявился именно в эти смутные времена, да к тому же еще и в Москве, где концентрация денег, власти и энергии распада бывшей сверхдержавы была максимальной.

Как стать Смертником

Хотя такой зачин и выглядит слегка банальным, но все же: Ян Мавлевич был типичным мальчиком из хорошей московской семьи. Дети интеллигенции, высокопоставленных советских силовиков и «ответственных работников» довольно часто уходили в неформальные движения по принципу «когда вокруг так много хорошего — хочется чуточку плохого». Традиция эта давняя и почтенная. Во время организованной КГБ 1 июня 1971 года исторической облавы на первое поколение московских хиппи среди задержанных оказалась Ирина Щелокова, дочь министра внутренних дел. Уже через пару часов за ней приехал отцовский адъютант, но выходить в одиночку она отказалась, и вместе с ней пришлось выпустить всех, кого привезли в отделение. Возможности и связи родителей давали «золотой молодежи» ощущение парашюта за спиной и уверенность в том, что любые приключения в конечном итоге кончатся хорошо.

Но Ян Мавлевич и тут умудрился переплюнуть всех. В 1988 году, будучи по «системным» меркам еще только пришедшим в тусовку 14-летним «пионером», он на спор вместе с двумя подругами поставил палатку на газоне в Люберцах и прожил в ней то ли неделю, то ли всего один день. Хватило бы и нескольких часов — для юного московского неформала тесное общение с вошедшими в городские легенды «люберами» с вероятностью 99% закончилось бы отдыхом в травматологическом отделении ближайшей больницы. Ян же попал в оставшийся 1% и не только ушел из Люберец на своих двоих, но и, по его же собственным словам, завел массу полезных знакомств. Когда он рассказал о своих приключениях «на тусовке», кто-то из слушателей восхищенно воскликнул: «Ну ты, блин, смертник!» С тех пор это прозвище приклеилось к нему намертво.

«Все истории про Смертника и его сверхспособности сильно преувеличены. Раз так в десять, — усмехается Александр Маклаков, близкий приятель Яна Мавлевича. — И вот эта, про Люберцы и палатку, в частности. Я могу с уверенностью 99% сказать, что в Люберцах он не был никогда. Меня, конечно, рядом не стояло, мы в 1992–1993 годах познакомились, но рассудите здраво: еще жив и не падает Советский Союз и Люберцы не жопа мира, а подмосковный город-спутник, там вообще-то была милиция. Приезжает человек и разбивает палатку посреди города — как отреагируют менты? “Ах ты, мил человек, значит, турист? Ну пошли тогда в отделение, там тебе покажут достопримечательности”.

Более того, я несколько раз сам оказывался на пару со Смертником в критических ситуациях. В Лобне до нас докопались два гопника. Я полез в драку и выхватил пару раз в лицо, а Ян так и стоял, не вынимая рук из карманов. Вторая история была на знаменитом концерте “Гражданской обороны” в 1993 году, когда всех жестко отметелил ОМОН. Мы пили водку за клубом, вышли, увидели это веселье и отправились получать по репе, а Ян мгновенно испарился, его как сдуло, да еще и свою девушку бросил на нас».

«Ян начал уходить из дома на полгода примерно с 11 лет, — рассказывает Сергей К., один из бывших участников “группировки Смертника”. — Довольно быстро, то есть еще подростком, подсел на винт и героин, потом слез и приобрел крайнюю нетерпимость к наркотикам и всему, что с ними связано».

«Впервые мы встретились, кажется, в 1993 году, — вспоминает Екатерина Ясиницкая, бывшая гражданская жена Мавлевича. — Познакомились очень стандартным для нашего круга способом “увидал неформал неформала”. Мне тогда было 16–17 лет, ему уже за 20. Случилось это все в подземном переходе у старого здания МГУ на Моховой. Сразу скажу, что созданный в интернете образ — это все неправда. В жизни Ян был очень и очень обаятельным, а что до каких-то странностей, так на фоне тусовки тех лет он был не страннее большинства».

Из письма матери Яна Мавлевича в адрес правозащитного проекта «За волю!»: «… в 11 лет Яну поставлен диагноз “шизофрения”, к сожалению, сомневаться в нем не приходится. Конечно, таким диагнозом многих “затыкали”, “гасили”, но ведь такая болезнь на свете есть, и есть больные люди. Позвольте не вдаваться в медицинские подробности — не место».

«У Смертника была ярко выраженная шизофрения, а вдобавок он был еще и ярко выраженным алкоголиком, — утверждает Александр Маклаков. — Сам он говорил, что раньше сидел на игле, а потом слез, но верится с трудом. Свою пенсию по инвалидности он в основном пропивал и почти не работал».

«Тусовка относилась к нему кто как, — продолжает Екатерина Ясиницкая. — Было много таких, кто подпадал под его обаяние. К тому же Ян многим помогал и был гением социальных связей — всегда помнил, кто что любит и кто в чем нуждается, и мгновенно организовывал цепочки. Допустим, у какого-нибудь хиппаря Джона из Подольска умер дед, и родители решили выкинуть на помойку мешок оставшихся от него бязевых подштанников. А где-то в Твери есть герла, которая эти подштанники с удовольствием заберет, чтобы сшить из них детские вещи или что-то еще. И вот где-то посредине между ними возникает Ян, который сделает так, чтобы подштанники попали из Подольска в Тверь, но так, чтобы все решалось только через него, и чтобы все участники этой цепочки были обязаны лично ему». 

Танцы радикалов — от анархизма до Комитета по уничтожению человечества

О политических взглядах Яна Мавлевича, которые обязательно упоминаются чуть ли не в каждом посвященном ему тексте в интернете, на самом деле ни у кого нет ясного представления. Во множестве мест говорится о его членстве в анархистской группе АРОМ («Анархо-радикальное объединение молодежи», выделившееся в 1990 году из распадавшейся Конфедерации Анархо-Синдикалистов (КАС). — Прим. автора). Затем следует почти обязательное упоминание об участии Смертника в «защите Дома Советов» в октябре 1993-го, а вот дальше начинается полный разнобой.

Текст, размещенный на сайте проекта «За волю!», относит Мавлевича к симпатизантам НБП, правда, с оговоркой, что сам он, дескать, в партии не состоял, но с середины девяностых ее финансировал и даже осуществил ряд экспроприаций, средства от которых «направлялись на легальное становление партии и помощь людям, попавшим в тяжелую жизненную ситуацию». Тут остается только развести руками, так как, по свидетельству Екатерины Ясиницкой, дома у них не всегда имелась и нормальная еда, а львиная доля семейного рациона состояла из добытых по подмосковным лесам продуктов собирательства — трав, грибов, ягод и сушеного сфагнума. Когда нужны были деньги, то переходили к собирательству уже городскому — «охотились» на пустые банки и бутылки. Еще Мавлевич получал грошовую пенсию по инвалидности и иногда молодой «семье» помогала его мама. Видимо, из этих средств и «финансировали» партию Лимонова.

Связывать деятельность Мавлевича именно с НБП были склонны многие. От постаревших «олдовых» хиппи девяностых доводилось слышать и такую совершенно безумную версию: «банда Смертника» была на самом деле террористическим отрядом национал-большевиков, задача которого состояла в том, чтобы уничтожать потенциально нелояльных Лимонову неформалов. И все это было частью подготовки к революции, которая должна была руками нацболов свергнуть Ельцина, чтобы усадить в кремлевский кабинет «американскую марионетку» Лужкова.  Ну что ж, теории заговора были, есть и пребудут с нами до скончания времен.

Автор короткого комментария с просьбой о помощи «политзаключенному», размещенного в одной из веток «Открытого христианского форума» JesusChrist.ru, называет Мавлевича «русским националистом по убеждениям без партийной принадлежности» и перечисляет его заслуги на этой ниве: был активистом «Памяти», организовывал митинги и демонстрации, распространял националистические газеты и литературу и даже «самовольно установил четырехметровый памятный крест в память о жертвах политических репрессий на месте снесенного памятника Ф. Дзержинскому». На самом деле крест воздвигала в 1992 году группа казаков под руководством монаха Гермогена и атамана Виктора Заплатина, причем повторялось это действо аж четыре раза, пока не началась война в Приднестровье, куда и отправилось большинство участников акции.

Другая акция — по выкладыванию собственными телами слова из трех букв перед Мавзолеем — была перформансом группы Э.Т.И. (Экспроприация территории искусства), созданной Анатолием Осмоловским. В числе участников на сайте художника названы «панки с Гоголевского бульвара» и Максим Кучинский — лидер группы анархо-экологов «Хранители радуги», чья штаб-квартира находилась в том самом сквоте на Остоженке, с которым было связано наиболее громкое из совершенных Смертником убийств. Когда Ян рассказывал о своем участии в акции друзьям и знакомым, то утверждал, что был черточкой над буквой Й.

Движение «Э.Т.И.». Акция «Э.Т.И.-текст». Москва, Красная площадь. 18 апреля 1991 года. Фото: корреспондент МК. Courtesy Анатолий Осмоловский

«Его политические взгляды — это был такой сложный компот, — рассказывает Екатерина Ясиницкая. — С анархистами к моменту нашего знакомства он уже поругался и остался сам по себе размышлять. И надо сказать, что многие мысли, которые я слышала от него тогда, сегодня стали мейнстримом. Что выбранный как страной, так и окружающим миром путь развития — это стыд и позор, что благосостояние западного мира существует не благодаря демократии, а потому что где-то в Китае подростки шьют им футболки за доллар в день, что наша страна летит под откос и так далее. При этом было кое-что и от анархизма. Например, что государство в его нынешнем виде себя изжило и не работает, и что маленькая коммуна, в которой все всех знают, будет результативнее мегаполиса на 12 миллионов человек».

«У нас была как бы своя отдельная компания, в которую чуть позднее влился Смертник, — вспоминает Сергей К. — “Мы” — это сгусток темной энергии, образовавшийся в результате распада и духовного обнищания организаций анархистов призыва восьмидесятых годов. Духовно нас расстреляли в ноябре 1993 года, а потом нам показали фильмы Тарантино как руководство к действию, и тормозов не было никаких. Лозунги были простыми и понятными: 1) банду Ельцина — на фарш, 2) стереть Америку вместе с созданным ею пластмассовым миром с лица планеты! Позднее те же взгляды провозгласила НБП, но мы им не доверяли».

«У Смертника была идея — вырастить вирус, который всех убьет, и только нас он от него привьет, чтобы мы выжили, размножились и построили новую великую цивилизацию», — вспоминает Александр Маклаков.

«Про этот Комитет по уничтожению человечества, про листовки, лабораторию и оружие я ничего не знала, — говорит Екатерина Ясиницкая. — И даже про убийства до поры до времени не знала. Потом он мне пытался объяснять, что он меня, типа, берег. Ну охренительно поберег, спасибо! Про то, что он якобы пытался разработать вирус — это сказки. То есть история была, Ян ее вычитал в каком-то журнале фантастики и долго кипел по этому поводу, что, мол, описано все неправильно, а вот он знает, как надо».

«У нас не было тусовки и не было банды, а был круг единомышленников, зараженных сверхидеей, — рассказывает Сергей К. — У Смертника сверхидея была немного другая. Даже нам казалось, что этот его Комитет по уничтожению человечества — веселая игра, а он реально в это верил. Достаточно почитать его стихи, чтобы понять, что во всем этом не было ни грана шутки или постмодерна. Человечество, с его точки зрения, было заражено мещанством и потребительством, оно отказалось от великих идей и сверхзадач, его надо было стереть и создать заново.  Для этого он собирался заразить вирусами американский пассажирский самолет, чтобы спровоцировать ядерную войну, которую он сам намеревался пересидеть в бункере вместе с избранными гуриями, чтобы потом выйти и населить планету своими потомками. Причем даже число этих гурий он специально рассчитал, сколько ему понадобится для воспроизводства.

Все это, понятное дело, воспринималось как бла-бла-бла, пока опера не сказали мне на допросе, что нашли у него лабораторный автоклав и центрифугу».

Дом на Остоженке и его обитатели

Сквотерство, то есть идея самовольного захвата пустующих помещений и создания в них автономных общественных пространств, в России по понятным причинам не прижилось. Здесь право на собственность всегда зависело от способности к звериному насилию и от наличия коррупционных связей, а потому никаких аналогов Христиании или берлинских «Тахелес» и «Шоколаден» здесь возникнуть в принципе не могло.

И все же такие попытки предпринимались в первой половине девяностых, когда на городском уровне еще существовал некий вакуум власти и кое-что было дозволено. Самым известным московским сквотом был «Биса», он же «Нехорошая квартира», где ныне располагается музей Булгакова. Чуть меньшую известность, уже «для своих», получил сквот в доме №20 по Остоженке, созданный американцем Полом Шпенглером при поддержке радикального анархо-экологического движения «Хранители радуги». В 1993 году дом был полностью захвачен хиппи и «Хранителями», а заодно «прикрыт» бумагой о том, что именно в таком виде он необходим режиссеру Аристакисяну для съемок фильма «Место на земле».

«Чем был сквот на Остоженке? — рассказывает Сергей К. —  Это было место для распальцованной хипповой элиты как бы в противовес всей Москве известным “Бисам” в булгаковском доме. В центре всего этого находились трое — Царевский, Слава Хобо и Александр Королев, он же Сурия (также известен как Ра-Хари, автор книги “Руководство начинающего медиатора”, под этим именем фигурирует и в сетевой энциклопедии Lurkmore. — Прим. автора). Последний персонаж заслуживает отдельного упоминания, на него имелись аж две записи в базе Интерпола: одна от ЮАР за грабеж банков, вторая от Индии за торговлю наркотиками. В 1996 году там стала играть концерты рок-певица Умка. Послушать ее приходило множество малолеток, которых там же накуривали, а иногда и предлагали им кой-чего покрепче. Основа тусы там была соответствующая. Помню, когда нас судили, в зал с их стороны являлись люди прямо на героиновых отходняках. Встает свидетель, озвучивает показания, а глаза во все стороны бегают. Судья такой: “Свидетель, вы кого-то боитесь?” — “Ддааа!” — “И кого же?” — “В-в-всеех!”»

Но большинство живших или постоянно бывавших в те времена на Остоженке категорически утверждают, что к любым наркотикам, кроме «травки» и легких галлюциногенов, там относились с категорической нетерпимостью, а коловшихся немедленно и жестко «выписывали».

Звездой Остоженки был Вадим (Дима) Царевский. Несмотря на то что следующее утверждение прозвучит странно и даже отчасти страшно, но у него было много общего со своим будущим убийцей. Оба были выходцами из «хороших семей». И для того и для другого уход в неформалы был актом бунта против породившей их среды. О Царевском даже рассказывают, что по молодости он иногда приезжал на тусовку в костюме и при галстуке, видимо, сбежав с каких-то протокольных мероприятий, куда его затащили родители. Потом он окончательно ушел из дома, отрастил длинные волосы, съездил в Европу, где побывал на хипповском фестивале Rainbow, и вернулся зараженный идеями «психоделической» революции.

«Известность в тусовке он приобрел на русской “Радуге-96”, — вспоминает вокалистка Los Corazones Тамара Зарицкая. — В основном тем, что раздавал “траву” всем желающим, его даже прозвали Травяной Мессия».

В общем, неудивительно, что на Остоженке Царевский, словно сошедший со страниц книжек и журналов про тех самых «настоящих» хиппи шестидесятых, быстро приобрел популярность и стал кем-то вроде гуру местного значения. Их столкновение с Мавлевичем, который также стремился приобрести себе определенный статус в тусовке, было неизбежным.

«Разногласия у нас с Царевским были, и довольно жесткие, — говорит Екатерина Ясиницкая. — Он был такой свободный и раскованный, такой open-minded, объездил весь мир, имел двойное гражданство. Для маленьких бедных хиппи был чем-то вроде Деда Мороза: пришел, и все сразу сыты, появляется выпивка, кого-то он уже одарил модной одежкой, ну и “трава”, которая у него была почти всегда.

А вот что я видела трезвым взглядом. Иногда он просто рассказывал истории из жизни, и это было интересно. А иногда он начинал проповедовать, что, мол, этот мир — замечательное место, но жить в нем стало как-то тяжело и надо дунуть “травы”, и тогда все встанет на свои места. А еще, говорил он, есть такая замечательная штука, как секс — им надо заниматься все время, и будет вообще отлично, особенно если при этом курить “траву”. Секс — это обмен энергиями, а совсем классно — если много народу обменивается энергиями одновременно.

И вот как-то раз на Остоженке, когда он опять начал втирать про тяжелые наркотики для духовно продвинутых, я вроде в шутку спросила: “Чувак, а зачем ты здесь-то все это мелким хиппи рассказываешь? Торговать, что ли, собрался?” Тогда он прямо взорвался от ненависти и еще долго всем рассказывал, какая я бездуховная тварь.

И, кстати, менты ему ничего не могли сделать. Останавливают группу хиппи, начинают смотреть сумки, у Царевского находят огромный пакет “травы”. “Это у вас что?” — “Индийские благовония”, — улыбаясь, отвечает Царь. Пакет возвращают, всех отпускают. Немыслимо, но такое было».

В глазах Мавлевича Царевский со своими проповедями «травы» и фри-лав быстро превратился в «наркоторговца и педосутенера». Очень скоро Смертник решит вычеркнуть Царя из жизни и сделает это максимально жестоко и страшно. 

Семь, восемь — Смертник к вам приходит в гости

Первым трупом на совести Смертника и его команды стал «психолог и каббалист» Александр Ашкинази. Какие-либо внятные сведения о нем самом, как и о причинах произошедшего отсутствуют.

«Была такая девочка — Катя Кочеткова по прозвищу Сольвейг, рыжеволосая и зеленоглазая фехтовальщица из Карелии, — уточняет Сергей К., которого судили именно за этот эпизод. — Была и вдруг пропала на две недели. А потом мы ее встречаем — жутко обезображенное лицо, натурально всмятку, череп проломлен в трех местах. Ашкинази запер ее у себя в квартире, приковал к трубе и пытался, видимо, вколотить ей в голову просветление при помощи молотка для отбивания мяса. Сами понимаете, вопрос более чем серьезный, так что мы поехали к нему пообщаться, чтобы понять, что вообще дальше делать-то? А там бородатый безумец 110 кг весом и с верой в собственную божественную непогрешимость, к которому приперлись какие-то черви, усомнившиеся в его величии. Он схватил топор и пошел на нас. Короче, это был акт самозащиты, ну или изощренное самоубийство гражданина Ашкинази. Думаю, что эта история и сорвала Смертнику башню окончательно».

Иногда пишут, что это была «дуэль на топорах», в которой Ян Смертник победил, а Ашкинази проиграл. Так или иначе, но в тот же вечер его тело было вывезено в багажнике тех самых «Жигулей» и зарыто в лесу.

Конфликт между Смертником и Царевским якобы произошел из-за того, что последний «пнул беременную жену Яна ногой в живот, чем вызвал у нее выкидыш». Сама Ясиницкая эту версию категорически отрицает, а в потере ребенка винит своего бывшего партнера.

«Когда я узнала, что Ян — убийца, у меня был один ребенок на руках, а второй — в животе, — говорит Екатерина. — От шока у меня приключился жесточайший гипертонус, от которого мой второй умер еще до родов. Я заранее знала, что мне предстоит родить покойника, и можете себе представить мое состояние в тот момент. Все аспекты дела, сколько там было трупов, как и при каких обстоятельствах, когда суд — я ничего не понимала, все долетало будто из-за глухой стены».

«В эпизоде с Царевским меня не было, я вообще тогда находился в другом городе, — рассказывает Сергей К. — А будь я рядом, то ни за что бы такого безумия не допустил. В принципе, убийство там стояло на втором месте. Главной задачей было сжечь рассадник порока, то есть Остоженку. Поэтому, забрав Царя, они достали стволы, приказали всем остальным выносить музыкальные инструменты и валить оттуда, затем подпалили сквот. Собственно, с этого поджога милиция и заинтересовалась тем, что там вообще происходило».

О том, как погиб Царевский, более или менее известно со слов самого Смертника — из небольшого интервью, которое он дал созданному в «ВКонтакте» изданию «Под корень». Убийцы увезли жертву не просто в лес, а на заранее подготовленное ими место, где уже была вырыта могила. «Сожгли его, чтобы другим [было] неповадно, — рассказал Мавлевич. — Сначала хотел просто перерезать ему горло над ямой — попросил закрыть глаза, но он открыл и отпрыгнул, отчего упал в яму. Я решил, что коль скоро человек не может даже встретить возмездие как подобает — так и хрен с ним, пусть побудет “живым примером”».

«В ночь после убийства Царевского Балаганов приехал ко мне, — вспоминает Александр Маклаков. — Я тогда жил на первом этаже. Четыре часа ночи, стук в окно, открываю — стоит он, пьяный вусмерть, его шатает во все стороны, в руке бутылка водки. Сели, выпили по стакану, и тут он хватается за голову: “Как он орал, как он орал”. — “Кто орал-то?” — “Тот, кого мы полили бензином и сожгли”. Когда он уже освободился, я у него спросил: “Ну и зачем ты это сделал?” — “Денег надеялся намутить”. А у него была точка на рынке у “Петровско-Разумовской”, где торговали поддельными часами, то есть парнем он был небедным, в Египет и Турцию ездил отдыхать.
С Ашкинази, как он говорил, они тоже планировали каких-то там денег поиметь. И что, типа, это была как раз Смертникова идея, мол, есть богатенький буратинка, и надо его пощемить. Ну и перещемили малость, пришлось отвозить в лес и закапывать».

Балаганов (здесь фигурирует под тусовочным псевдонимом, его настоящую фамилию нас просили не упоминать. — Прим. автора) — третий участник так называемой банды Смертника. Именно он был за рулем тех самых «Жигулей», на которых увозили Царевского с Остоженки. Ему же и досталось больше всех подельников — он отсидел почти 11 лет на зоне строгого режима в Марий Эл.

Впрочем, существует и еще одна версия — «коренных» обитателей сквота. Некоторые из них называют в качестве непосредственного заказчика поджога Сурию—Королева, якобы мечтавшего забрать весь дом себе, изгнав оттуда как хиппи, так и «Хранителей радуги». С этой целью он то ли начал подначивать Смертника со товарищи против других жителей Остоженки, то ли попросту нанял их. Команда Мавлевича якобы атаковала сквот перед этим уже несколько раз, распыляла перцовый газ через замочную скважину и устраивала поджоги, а однажды слегка переусердствовала, и дело кончилось убийством. Проверить эту версию уже не удастся, так как легендарный Ра-Хари вскоре после убийства Царевского утонул при загадочных обстоятельствах, чем весьма огорчил интересовавшихся его персоной оперативников ФСБ.

Затем «банда Смертника», согласно расхожей легенде, устроила «зачистку в Перово, вместе подожгли наркопритон и уничтожили пару наркодилеров с наркоманом. Всего группе инкриминировалось 5 трупов, не считая попытки сожжения малолетнего гомосексуалиста, который им подвернулся под руку» — примерно такой текст как минимум в трех разных интерпретациях кочует по различным сайтам и соцсетям. Но на суде эти эпизоды не фигурировали, так что данную байку можно отнести к разряду городских легенд.

И все же был как минимум еще один труп, оставшийся без внимания следствия, уверяет Тамара Зарицкая: «Ими же был убит Илья по прозвищу Михалыч, добрый и совершенно безобидный бездомный хиппан. Что у них там конкретно произошло, никто не знает. Народ говорит, что могли пырнуть ножом в порядке очистки человечества от генетического мусора, но это частное мнение моих друзей. В день, когда он погиб, их со Смертником видели вместе. Потом мою подругу милиция вызывала на опознание. Понятно, что убийство бродяги никто толком не расследовал, и сейчас это тайна, покрытая мраком».

«Вот это вряд ли, — сомневается Александр Маклаков. — Михалыч был крепкий костромской мужик с тремя судимостями и отсидкой за плечами. Смертник смог бы справиться с ним только в том случае, если он был вусмерть пьян или лежал без сознания».

И, наконец, последней, но так и не состоявшейся жертвой стал еще один неизвестный — некий «16-летний мальчик-гей, который попросился к Мавлевичу переночевать».

«Вот этот дом в Перово, где он жил, сейчас его снесли, а так место было довольно криминальное, — рассказывает об этом эпизоде Сергей К. — Но Ян принципиально жил там, не запирая дверей. И вот как-то раз он взял стальную канистру и пошел с ней за разливным пивом, а Дымсон сидел в этой крохотной квартирке и ждал его. Внезапно вваливается туда здоровенный такой чавелло, под метр восемьдесят, и предлагает Дымсону у него отсосать. Дымсон, в котором было метр шестьдесят ярости и безумия, кидается на него, они скатываются по лестнице и вылетают во двор. И тут как раз возвращается Смертник уже с полной канистрой в руках. Ну он подошел и со всей силы отоварил этого гражданина канистрой по голове. А потом, как человек с начальным медицинским образованием, его осмотрел и зафиксировал дыхание Чейна—Стокса, то есть это был уже без пяти минут труп. В те времена от трупов было принято избавляться, и менты повязали Смертника как раз в тот момент, когда он нес емкость с самодельным напалмом, чтобы сжечь тело.

Заводят дело. Труп помещают в морг судмедэкспертизы, а он начинает там шевелиться. Статью прямо на ходу меняют на нанесение тяжких телесных со смертельным исходом. Труп перевозят в больницу и кладут под капельницу, а он встает и уходит вместе с капельницей, матеря персонал, то есть творится какая-то абсолютная дичь из фильмов Гая Ричи. Видимо, этот гражданин был под некими очень жесткими веществами, в таком состоянии это возможно.

А в это время Смертника жестко бьют. И он начинает называть факты и имена. Заодно берут Балаганова, у которого в машине лежал самодельный пистолет. Меня тоже берут и начинают люто избивать, одиннадцати зубов лишился. В это время к следователям подъезжают какие-то люди из Троицка на тюнингованных джипах, которые требуют ломать нас за Царевского посильнее. Потом они же пытались уже в камере достать меня через смотрящего. Как раз тогда был принят указ Ельцина о том, что в районных КПЗ подозреваемых можно держать до 30 суток, и там творились жуткие вещи. Вообще менты в то время боролись с беспределом совершенно бандитскими методами».

Последней и наиболее спорной страницей в этой истории остается тусовочная легенда про так называемый список Смертника — то ли лист, то ли блокнот, якобы найденный при обыске вместе с оружием, лабораторным оборудованием, листовками Всемирного комитета по уничтожению человечества и огромного размера латунной чеканкой с портретом Сталина. В аккуратный столбик там были выписаны фамилии и прозвища, по одним версиям — 30, по другим — 50 или даже 150 «вырожденцев», «деградантов» и «распространителей наркотиков», которых Ян счел «не достойными жить на этой земле». Якобы десять имен в этом списке было уже зачеркнуто и то ли третьим, то ли пятым номером там значилась Умка, которую, очевидно, ожидала судьба русской Шэрон Тейт.

Правда, никто из собеседников корреспондента «Москвич Mag», включая и саму Умку, этого списка в глаза не видел, и большинство из них высказывали сомнения в его существовании.

«Все это выдумала Умка, — утверждает Сергей К., — чтобы поддержать версию про милых и пушистых хиппи — детей Солнца, к которым пришел черный человек и начал всех убивать. У нас же был замах на уровне полковника Квачкова, в который ликвидация живущих по сквотам неформалов ну никак не вписывалась».

Эпилог — каждому свой Смертник

Ян Мавлевич после выхода из психиатрической больницы, 2016

Был суд. Балаганов, как уже говорилось, получил 11 лет строгого режима, наш собеседник Сергей К. —  столько же, еще один участник группировки успел удариться в бега, и о его дальнейшей судьбе ничего не известно до сих пор.

На НТВ вышел репортаж о молодежной банде, которая занималась истреблением насильников и наркоторговцев. В память о Царевском, с которым ее связывали близкие дружеские отношения, Умка написала песню «Индейское лето». Сквот на Остоженке разогнали. Впрочем, учитывая, что вскоре эти места начали стремительно превращаться в пресловутую «Золотую милю», у хиппи и сквотеров в любом случае не было шансов там удержаться.

Что же до самого Мавлевича-Смертника, то его решено было передать в заботливые руки отечественной тюремной психиатрии, или, как говорят в определенных кругах, «отправить на принуд».

Российская система принудительного лечения — штука очень странная, но в целом отражающая общие тенденции отечественного права, которое за преступления против государства всегда карало строже, чем за преступления против личности. Попавшие в систему карательной психиатрии диссиденты фактически получали тюремный срок с неизвестным числом лет — «выпустим, когда врач скажет, что ты здоров». Но оказавшиеся в тех же коридорах убийцы и серийные насильники обретают неожиданный шанс выйти на свободу лет через десять-пятнадцать, несмотря на то что их деяния, если бы их рассматривали, скажем, в американском суде, потянули бы на несколько пожизненных сроков.

Ян Мавлевич плавал по мутным волнам этой системы в общей сложности 19 лет. Он побывал в самых разных тюрьмах, затем его перевели в СПб-ПБСТИН (Санкт-Петербургская психиатрическая больница специализированного типа с интенсивным наблюдением), а оттуда — в подмосковную ПБ №5.

За это время в соцсетях усилиями ряда правозащитников успел сложиться культ «борца с наркомафией, несгибаемого революционера и политзаключенного», а заодно был издан сборник его стихов. Экзальтированные поклонники с удовольствием перепечатывали их в ЖЖ и репостили в «ВКонтакте». В ходе спонтанно возникавших в комментариях дискуссий многие из них яростно отстаивали правоту Мавлевича, а в ПБ №5 потек неослабевающий поток передач и писем от фанатов и даже от фанаток с признаниями в любви. Все это продолжалось до тех пор, пока главврач ПБ №5 Ю. Т. Каганович не запретил «узнику совести» любые внешние сношения.

В 2015 году Ян Смертник, успевший уже стать полузабытой легендой, неожиданно для всех вышел на свободу. Он сразу развил бурную деятельность, подозрительно напоминавшую то, как собирал свою «семейку» Мэнсон — целенаправленно искал в социальных сетях девушек-подростков с теми или иными проблемами и предлагал им свою дружбу и помощь. Одна из них в итоге от него забеременела. Он пытался встречаться со старыми друзьями и отправлял письма с угрозами былым врагам, но старый круг общения его по большей части отверг. Заодно Мавлевич вел в «ВКонтакте» активную борьбу с полумифической сектой «Синий кит», якобы склонявшей подростков к самоубийству.

Этот этап его жизни прервался столь же неожиданно, как и начался. В прошлом году Яна снова отправили на лечение, воспользовавшись тем, что он несколько раз пропустил обязательное психиатрическое освидетельствование. Его дальнейшая судьба остается под вопросом.

«Сейчас у меня нет никакого желания с ним общаться и хоть как-то контактировать, — говорит Екатерина Ясиницкая. — Во время своего  недавнего выхода на свободу он попытался со мною связаться, но я голосом противной старухи проскрипела в трубку: “Ой, кто ета? Ой, што ета? Ничаво не слышу, милок! Нету таких!” — и он вроде бы отстал».

«Если подумать, то точка зрения, что Смертник надеялся при помощи этих двух абсолютно жутких кровавых убийств обосновать некие свои понты, выглядит наиболее близкой к истине, — считает Александр Маклаков. — А понты у него были и впрямь недетскими. В общем, это история об одном шизофренике и двух корыстолюбивых дураках, которые повелись на его враки, прониклись духом тотального беспредела девяностых и решили: мы тоже так можем».

У Яна Мавлевича и впрямь было много общего с Чарли Мэнсоном. Их роднят и творческие порывы — только Мэнсон писал песни и хотел стать рок-звездой, а Смертник ограничивался стихами, вращением в тусовке хиппи и стремлением стать в их среде неформальным лидером, — и склонность к созданию групп сектантского толка, и, наконец, одна и та же владевшая ими идея рукотворного апокалипсиса, который покончил бы с «прогнившей» в их глазах цивилизацией. Девушки из «семьи» писали кровью своих жертв на стенах слово Pigs не для красоты, а для того, чтобы эти убийства молва отнесла на счет чернокожих экстремистов. В результате должна была начаться межрасовая резня, которую Мэнсон собирался пересидеть вместе с избранными в специально оборудованном убежище. Знакомо? Вот только разница в том, что «папочка Чарли» и впрямь начал претворять свои безумные планы в жизнь, в то время как убийства, совершенные «бандой Смертника», выглядят бессмысленной чередой кровавых актов, лишенных явной цели.

О деяниях Яна Мавлевича до сих пор спорят в соцсетях как живые свидетели, так и те, кто лишь читал об этом в интернете. Непонятый поэт, революционер и борец с наркомафией, пытавшийся уберечь московских хиппи от влияния распространителей «зелья»? Или кровавый маньяк и шизофреник, одержимый безумными сверхидеями? Убивал вследствие влияния своей болезни, за идею или ради корысти? На его совести два, три, пять, десять или 150 трупов? Вот потому и «каждому — свой Смертник». Вот потому те, с кем довелось беседовать в процессе работы над этой статьей, не смогли сойтись даже в том, был ли Ян принципиальным адептом ЗОЖ, «кололся, а потом слез», продолжал употреблять или просто пил напропалую.

Безусловно во всей этой истории лишь одно: Мавлевич не герой и не «политический заключенный», а самый обыкновенный убийца.

Фото: из личных архивов