Дрожащими руками он достал их из коробки и положил на ладонь. Это были золотые серьги изящной работы — на изогнувшейся веточке рассыпались бриллиантовые капли, а среди них кровавыми огоньками светились алые рубины.

«От сережек, и я это отчетливо ощущал, исходила какая-то аура. Казалось, что я держу в руках одушевленное существо. Недаром считается, что вещи прирастают к владельцам и что в них переселяется часть души человека. Да, да, в природе нет ничего мертвого. Даже камень имеет душу».

Это отрывок из воспоминаний Феликса Медведева — известного в свое время журналиста из перестроечного «Огонька». Летом 1987 года его вдруг вызвали на Старую площадь в приемную Александра Яковлева, который в ту пору был членом Политбюро, ближайшим соратником Михаила Горбачева. Медведев, по его собственным словам, помчался туда сломя голову — речь шла о каком-то действительно важном поручении. В приемной ему вручили письмо, доброжелательно посоветовали ознакомиться и, может быть, использовать его для публикации в «Огоньке». К конверту была приколота записка «А. Н. Яковлеву. Прошу помочь». Она была подписана Раисой Максимовной Горбачевой.

Товарищ принцесса

«Как только я начал читать, меня околдовала красивая, грамотная, интеллигентная русская речь», — вспоминал потом Медведев. Автором письма была Екатерина Александровна Мещерская, пожилая женщина, доживавшая свой век в Москве на Поварской, в доме 22. В ту пору она уже успела приобрести некоторую известность в кругу столичной творческой интеллигенции после того, как ее буквально открыли жившие в соседнем доме Белла Ахмадулина и Борис Мессерер. Дело в том, что Екатерина Александровна была настоящей княжной из рода Мещерских. В это трудно было поверить, но ее отец дружил с Лермонтовым. Его портрет рисовал Карл Брюллов. И эта женщина жила в советской Москве 1980-х годов!

Теперь Екатерина Александровна написала длинное письмо лично жене генерального секретаря. Она рассказывала о древнем роде Мещерских, об их патриотизме и служении России, о том, что «среди Мещерских были герои и среди героев были Мещерские». От былого их гигантского состояния, от всех имений, усадеб, коллекций картин у нее осталось всего лишь одно, но бесценное сокровище — серьги, которые принадлежали Наталье Николаевне Пушкиной, жене поэта. Эти серьги Натали получила в подарок от матери в день своей свадьбы. Потом, обидевшись на дочь, Наталья Ивановна Гончарова подарок у нее отобрала. Поменяв нескольких владельцев со знаменитыми в русской истории именами, серьги оказались у фрейлины Высочайшего двора Елены Борисовны Гончаровой, и она подарила их своей любимой племяннице, юной Китти. С этим подарком Екатерина Александровна не расставалась в самые тяжелые моменты своей жизни, даже когда после революции работала дворничихой и швеей, колола дрова и пекла лепешки из картофельных очистков. Теперь, когда она уже стара и ей нужны деньги на еду и лекарства, она готова расстаться с ними при условии, что эта драгоценность окажется в руках государства. Раиса Максимовна Горбачева курирует Фонд культуры СССР, именно потому Мещерская к ней обращается.

Это был правильный шаг. На одном из ближайших заседаний президиума фонда Раиса Максимовна предложила купить легендарные серьги и передать их Государственному музею А. С. Пушкина. Так и было сделано. Примерно в то же время вышел 43-й номер журнала «Огонек» за 1987 год с большой статьей «Княжна Мещерская: жизнь прожить».

Феликс Медведев знал свое дело и умел создавать сенсации, недаром спустя много лет судьба ему была стать обозревателем «Экспресс-газеты». Княжна быстро стала знаменитой. В том же доме на Поварской она получает от государства новую квартиру, в которой теперь не протолкнуться от журналистов, и советских, и иностранных. The New York Times делает с ней большое интервью. На телевидении про нее снимают документальный фильм. В 1988 году «Новый мир» публикует ее мемуары, очень скоро они выходят отдельными книгами, причем по всему миру. Англоязычные издательства выпускают их под названиями «A Russian Princess Remembers: The Journey from Tsars to Glasnost» и «Comrade Princess: Memoirs of an Aristocrat in Modern Russia». Вскоре их печатают в ФРГ, Дании, Финляндии, Австралии и Новой Зеландии.

Но главные ее читатели были в России. Вспомним то время. Конец 1980-х. Впервые начат показ мыльной оперы «Рабыня Изаура». Психотерапевт Кашпировский начинает исцелять по телевизору. На фоне непрерывного армяно-азербайджанского конфликта происходит страшное землетрясение в Сумгаите. Все непонятно, смутно и страшно. Из магазинов исчезают даже те немногие продукты, которые там были. Вводят талоны на водку и сахар. И в этот момент выходят воспоминания княжны о ее детстве в родовой усадьбе Мещерских Петровское-Алабино. «Нога утопала в коврах. Бисерные коллекции на стене, собрание редчайших, выточенных из слоновой кости вещиц и мой детский чернильный прибор из синего сакса с бронзой, отделанный красивыми медальонами, в которых порхали амуры…  статуя Венеры Медицейской, перед которой возвышался треножник со старинной резной курильницей. Дорогая Параша, которой мама особенно гордилась, всех изумляла замечательными домашними настойками из мяты, из кофе, из лепестков наших оранжерейных роз… »

Но дело было не только в коврах и ликерах. В эпоху, когда настоящее было смутным и опасным, а будущее неясным, хотелось вернуть себе хотя бы прошлое. Прекрасное прошлое, где были не только расстрельные рвы, сапоги энкавэдэшников, чад и грязь коммунальных квартир, но и благородство, красота, аристократические мужество и стойкость. В очереди за куриными головами жители Советского Союза читали о том, как после революции Китти приходит в отнятый у нее, разоренный усадебный дом и на любимом рояле играет «Весну» Грига…  Княжна Мещерская воспринималась как последний живой свидетель прекрасной исчезнувшей России, всем пример и укор.

Рассказанная ей история превосходила любую «Рабыню Изауру». Девяностые годы XIX века. Александр Мещерский, один из виднейших сановников Российской империи, уже 20 лет вдовец и считает, что больше никого не полюбит. Но вот он встречает Екатерину, дочь своего старого друга Прокофия Подборского. Графы Подборские обеднели, но род их древен, находится в родстве с польскими королями. У юной Катеньки необыкновенный талант певицы, и князь дает ей деньги, чтобы она уехала учиться в Италию. Там ее талант, грация и красота производят фурор, ей предлагает руку один из богатейших людей Италии маркиз Джеомерелло Фиччи. В 1895 году на сцене «Ла Скала» она поет арию Тоски. Успех невероятный, темпераментные итальянцы в экстазе ломают кресла в партере, дирижер опускается перед ней на колени. Наутро во всех газетах ее портреты, ей предлагают невероятные контракты. Но она возвращается в Россию, узнав о болезни отца. Там ее встречает князь, он признается, что тревога ложная, он вызвал Екатерину, чтобы сказать ей о своей любви. Князь уверен, что получит отказ, но он не знает, что девушка сама уже давно его любит. Ей 25 лет, ему 73. Тем временем светские клеветники из числа родственников первой жены князя нашептывают Николаю II, что Александр Мещерский унизил свое достоинство, женившись на некой певичке. Пылкий и доверчивый государь, придя в ярость, лишил князя всех чинов и званий. Тогда отец новобрачной надел ордена, поговорил с императором, тот расчувствовался и пригласил княгиню ко двору, где все были потрясены ее красотой и талантами. Но княгиня выбирает уединенную жизнь, живет с мужем в его роскошных дворцах и имениях, где на стенах висят полотна старых мастеров, стоят статуи времен Чинквеченто, а по праздникам выстраиваются вереницы карет c высокопоставленными гостями. Князь не успел увидеть свою дочь — юная княжна родилась через несколько недель после его смерти. Как и положено девушке ее происхождения, она поступает в Московский дворянский институт для девиц благородного звания. Детей там не балуют. Подъем в 6 утра, умывание ледяной водой, тугие корсеты — так у девочек закаляли волю и внутреннюю дисциплину. Китти ждет блестящее будущее, брак с кем-то из представителей высшей русской знати. Но 13-летняя девочка вовсе этого не хочет и прыгает на стуле от радости, узнав о революции: «Какое счастье — я больше не княжна! Слава Богу, на мне теперь никто не женится!»

Аристократка, рожденная, чтобы блистать при дворе, в Советской России лишена всего. Но вот на ее пути встречается летчик Васильев, один из первых русских авиаторов. Он был так же знаменит, как легендарный Уточкин, за перелет Петроград — Москва государь наградил его золотым оружием. При новой власти он любимец правительства, для него невозможного было мало. Он забрасывает бывшую княжну цветами, водит в лучшие рестораны, предлагает вернуть ей родовую усадьбу Покровское-Алабино, для этого ему достаточно сказать несколько слов в Кремле. Она выходит за него замуж, но этот брак превращается в поединок двух страстных и сильных натур. Китти убегает от мужа, вскоре из газет узнает, что тот разбился во время очередного полета. Было ли это самоубийство? Китти никогда этого так и не узнает. В ее жизни будет еще много несчастий и бед, ее будут бросать в тюрьму и угрожать расстрелом, но она доживет до 1980-х годов, сохранив прямую спину и безукоризненные манеры.

Коллега Старого Морехода

Надо сказать, что иных уже тогда терзали смутные сомнения. Во всем этом была какая-то фальшивая нота, словно показывали исторический фильм с реквизитом, собранным с миру по нитке из разных эпох. Княжна рассказывала, что в доме ее матери на Поварской на стенах висели шедевры Тициана, Мурильо, Тинторетто, Рубенса и Ван Дейка. Но в Российской империи вообще не было частных коллекций такого уровня, разве что у князей Юсуповых. И главное — куда эти шедевры потом делись? Всем любопытствующим княжна отвечала: «Вы задаете опасные вопросы. Неужели вам самому непонятно?» — и собеседник смущенно замолкал. По словам Китти, император торжественно заявил, что жена князя Мещерского по своему положению должна быть зачислена во фрейлины императрицы Александры Федоровны. Но любой, кто читал хоть какие-нибудь исторические романы, твердо знает — фрейлины всегда были незамужними девицами.

Но главное не это. И не то, что никаких маркизов Фиччи в Италии нет так же, как не было графов Подборских в Российской империи. Главная проблема состояла как раз в том, что существовал князь Мещерский.

Родившийся в 1822 году, он действительно успел пообщаться с Лермонтовым, был участником Крымской войны, поэтом и литератором, другом Карамзина и Тютчева, шталмейстером двора при Александре III. Но вот кем он вряд ли мог быть, так это отцом Китти, так как он умер в декабре 1900 года, а княжна, согласно и ее собственным утверждениям, и всем документам, появилась на свет 4 апреля 1904 года.

Екатерина Александровна, когда ей указывали на это несоответствие в датах, сразу горестно заводила речь об интригах высокопоставленных родственниц первой жены князя — они специально, чтобы опорочить его вторую семью, неправильно указывали дату кончины. Но князь Мещерский не иголка. Сообщение о его смерти было напечатано, например, в газете «Новое время» 21 декабря 1900 года от имени его дочери Натальи Александровны, урожденной Мещерской, в браке герцогини Сассо-Руффо. Невозможно представить, что объявление опубликовали бы за три года до реальной кончины князя, такого ни один Оруэлл не придумает. Китти быстро осознала шаткость своей версии и в дальнейшем отвечала, что сама не знает точной даты смерти отца и никогда этим не интересовалась.

В те годы еще не было интернета. А сейчас с помощью одного клика можно убедиться, как все кареты княжны мгновенно превращаются в тыквы. «Википедия» безжалостна. Екатерина Подборская не могла в 1895 году исполнить партию Тоски в миланском театре «Ла Скала», так как премьера этой оперы состоялась в Театро Костанци в Риме 14 января 1900 года, главную партию исполнила румынская певица Хариклея Даркле. Знаменитый летчик Васильев существовал и в 1911 году действительно совершил первый в истории перелет по маршруту Санкт-Петербург — Москва, оказавшись единственным, кто долетел до финиша. Но в 1914 году он ушел воевать, попал в австрийский плен и погиб. За неким авиатором Васильевым Екатерина Мещерская и правда была замужем, но у него не было ни славы, ни громкой смерти, и она, судя по всему, с ним просто развелась. Ну и так далее.

Кем же на самом деле была эта женщина? Есть некоторые более или менее достоверные вещи, которые удалось установить. Семидесятитрехлетний князь Мещерский после того, как умерла его первая жена графиня Елизавета Строганова, с которой он прожил почти полвека, сразу же, что называется, башмаков не износив, повел к венцу молоденькую Екатерину Подборскую, дочь полтавского врача. Через пять лет старый князь умер, его вдове досталась некоторая часть наследства, она на паях вложила деньги в строительство дома на Поварской, что позволяло семье жить без той роскоши, которую описывала Китти, но и не бедствуя. Вдова князя вела свободный образ жизни женщины Серебряного века. Вероятно, тогда и появилась на свет ее дочь, тоже Екатерина. Но ни в какой высший свет девочка допущена не была, не имела о нем ни малейшего представления и оттого в его описании допускала чудовищные ляпы. Екатерину Александровну можно понять. Расскажи она настоящую историю своего детства, обыкновенную мещанскую историю — много ли было бы у нее читателей?

Не все так просто и с лишениями и страданиями мемуаристки. Мещерская уверяла, что 19 раз попадала в подземелья Лубянки. Так ли это? В любом случае она оказалась гораздо счастливее тех, кто был арестован один раз, но из этих подземелий уже не вышел. Можно сказать, что для страшного российского ХХ века Екатерина Александровна прожила удивительно благополучную жизнь. Всю жизнь проработала при Союзе московских композиторов. Никто из ее мужей, которых было то ли четверо, то ли пятеро, не погиб на войне, никто не был репрессирован. Последний ее супруг Игорь Богданович служил заведующим приемной канцелярией патриарха Пимена — немаленькая должность для тех, кто помнит то время. В 1980 году Екатерина Александровна получила персональную пенсию союзного значения, за нее хлопотали Иван Козловский и Тихон Хренников. В сети есть небольшие сайты и группы, где обсуждают личность Мещерской, там появилось еще одно, совсем уже интересное свидетельство, отрывок из мемуаров, где говорится, что Китти, дочь Екатерины Прокофьевны Мещерской, в 1934 году была замужем за «начальником Фрунзенского отделения ГПУ».

Можно пожалеть трепетную и доверчивую российскую интеллигенцию, которая так хотела прикоснуться к своим корням, мечтала о некоем прекрасном прошлом — и получила это прошлое из рук обманщицы и, с большой вероятностью, жены чекиста. Но, откровенно говоря, нельзя не восхищаться женщиной, устроившей такую яркую, международного масштаба авантюру, причем в 80 с лишним лет, буквально у гробовой доски. Вспоминается Старый Мореход из повести Джека Лондона — он тоже изобретал истории про невероятные приключения, про несметные зарытые сокровища, чтобы обеспечить себе достойную старость.

При этом в мемуарах Мещерской посреди всех выдумок и обмана чувствуется очень подлинная, искренняя интонация. Китти постоянно с нажимом пишет, что она аристократка — и одновременно глухо упоминает о раздраженной нелюбви, которую к ней испытывала мать («Ласки от своей матери я видела очень мало»), о презрении, с которым к ней относились аристократические родственники князя. Кажется, что, будучи ребенком, она страдала от двусмысленности своего положения, и мемуары стали ее последней битвой за признание. Она ждала бесконечные восемь десятилетий, чтобы в до неузнаваемости изменившемся мире заявить этому миру: «Все-таки я — княжна!»

Продажа «золотых серег Натали Гончаровой» была самым успешным ее предприятием. Нужно было обладать большой смелостью, чтобы начать игру, имея настолько скромные карты. Любой, кто хоть сколько-нибудь знаком с историей дизайна, при одном взгляде на серьги сразу поймет, что на свадьбу с Пушкиным, состоявшуюся в 1831 году, Натали их надеть никак не могла. Это не рококо, не ампир, не бидермейер. На сайте Государственного музея А. С. Пушкина можно прочитать оценку экспертов — кустарная работа, выполненная в 1850–1860-х годах. Серьги до сих пор находятся в музее, но с честным пояснением «По семейной легенде…  некогда принадлежали Н. Н. Пушкиной (Ланской)». Легенда — это то, что нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть. Напомним, что Натали Пушкина-Ланская умерла в 1863 году. С большой вероятностью эту вещь из дутого золота с мелкими драгоценными камнями она вообще никогда в глаза не видела.

Посланец бога Велеса

Между тем у Екатерины Мещерской вдруг объявился незваный и нежеланный родственник, некий Евгений Мещерский, инженер-строитель из Николаева. Он заявил, что его предки князья Мещерские получили мудрость «от бога Велеса», могли подниматься в небо на летающем престоле и построили Храм Солнца с помощью драконов.

Многие провинциальные технические интеллигенты в то время уходили в эзотерику. Но Евгений Мещерский сделал это как-то особенно ярко, с душой. Он заявил, что намерен отныне жить в своем родовом гнезде — том самом Покровском-Алабино. Но сам усадебный дом — изумительный шедевр, созданный, скорее всего, Матвеем Казаковым, находился и находится сейчас в состоянии абсолютной руины, поэтому Мещерский кое-как обустроил под жилье заросший бурьяном флигель.

Князь в своих владениях охотно общался с многочисленными представителями желтой прессы. Особенно ему не давали покоя серьги, попавшие в музей Пушкина. По его словам, это были подаренные шумерскими богами мистические кристаллы, наделенные способностью хранить информацию и воздействовать ею на людей. Журналисты все это печатали и перепечатывали друг у друга, многое добавляя от себя. Кроме того, бедный Евгений рассказывал, что борется с силами зла с помощью таинственного М-излучения, полученного им из космоса.

Местные жители своего беспокойного барина любили — он постоянно убирал за ними пластиковые бутылки и прочий мусор. Но силы зла в виде Московского областного суда все же одержали верх. Мещерский был признан виновным в самозахвате, приехала милиция и вынесла на улицу все пожитки.

Однако дело уже было сделано. До сих пор на исторических, эзотерических, да каких угодно сайтах публикуются рассказы про таинственные драгоценности князей Мещерских. Это уже не простенькие серьги, возможно, купленные каким-то чиновником для своей жены или тещи. Это мистические сокровища, которые «вползли в историю леденящими кровь легендами». Они несут смерть всякому, кто не из рода Мещерских. Из-за них погиб Пушкин и умерла от лейкемии Раиса Горбачева.

Потомок Кнуда Великого

В этой истории и без того достаточно авантюристов. Но вот появляется еще один. В начале 1990-х по Москве ходил странный человек, также персонаж вполне в духе времени — художник Михаил Сморчевский-Бутерброд. Он называл себя основоположником наивного портретного эстетического импрессионизма, заявлял, что разгадал тайну гибели царской семьи — по его мнению, последние Романовы были убиты английской разведкой. Он путешествовал по московским редакциям и кабинетам столичных чиновников в поисках денег на восстановление Института благородных девиц.

Каким-то образом он набрел на Мещерскую и стал ее компаньоном, верным спутником, а также еще одним новоявленным родственником. Он утверждал, что является троюродным племянником ее матери. Как мы знаем, дочь скромного врача Екатерина Подборская стараниями Китти превратилась в графиню Подборскую, но теперь художник проапгрейдил ее до графини Подборской-Сморчевской. Про себя он говорил, что он прямой потомок английского короля Кнуда Великого, что ветви его генеалогического древа «ломятся под тяжестью княжеских и королевских фамилий Англии, Лотарингии и Богемии».

Екатерина Александровна, которая очаровала всю Россию, на этот раз сама не смогла устоять. Ей было уже почти 90 лет, у нее не было детей и наследников. Со Сморчевским она то ссорилась, то мирилась, называла его «мерзавцем, пройдохой и авантюристом», но все же именно в его пользу составила завещание.

Умерла она 23 декабря 1994 года, ее отпевал митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим, она была похоронена на Введенском кладбище рядом с матерью и двумя последними мужьями. Что до наследника — в доме на Поварской он открыл Негосударственный музей американского искусства, созданный графом Михаилом Сморчевским. Там висели многочисленные портреты Мещерской, причем она именовалась «потомственная княгиня Екатерина». Это уже ни в какие ворота не лезло — княгиней, как известно, может называться только супруга князя, которой Екатерина Александровна никогда не была. Ну а «потомственная княгиня» вообще звучит как «потомственная ясновидящая матушка Агафья». Но Сморчевский решительно переводил сюжет с Екатериной Мещерской из сентиментального исторического романа в постмодернистский кич. Забредавшие в музей посетители обнаруживали, что экспозиция почти полностью состоит из картин самого Сморчевского, что даже нельзя было назвать прямым обманом. Он действительно часть жизни прожил в США, и, следовательно, его картины теоретически могли считаться явлениями американского искусства.

В любом случае в 2013 году Сморчевский умер, квартира перешла к его родственникам, живущим в Канаде. Сейчас там небольшой музей, туда пускают по предварительной договоренности, многие экскурсоводы включают в свою программу «визит и чаепитие у княжны Мещерской».

Теперь они вынуждены объяснять молодым экскурсантам, чем был когда-то журнал «Огонек» и что такое Политбюро ЦК КПСС. Забыты миллионные тиражи «Нового мира» и те времена, когда западные журналисты толпами слетались в Москву, чтобы запечатлеть вдохновляющее рождение новой России.

Но не забыта княжна. Интернет дал возможность разоблачить ее за несколько секунд, но он же подарил ей бессмертие. Ее мемуары, точнее сокращенный до нескольких абзацев отрывок под названием «Правила жизни княжны Мещерской», превратились в один из тех нравоучительных бродячих сюжетов, которые каждый год всплывают в ленте у каждого, кто пользуется соцсетями. Выглядит текст примерно так: «Она была аристократка и жила в роскоши. Все у нее было: дворец, драгоценности, платья, рояль. Она воспитывалась в пансионе для благородных девиц. Носила тугие корсеты — для осанки. Такие, что дышать трудно. Вставала в шесть утра и умывалась ледяной водой. Шла с девочками на молитву…  Изучала хорошие манеры: доносить подло. Надо делиться, если разрешили лакомство получить от мамы с папой. Надо держать осанку…  Княжна потом попала в подвалы Лубянки — и преспокойно в тюрьме выжила. И была замужем за летчиком. И еще три раза была замужем. И прожила 91 год, без драгоценностей, дворцов, платьев — но с прекрасной осанкой. И с прекрасным аристократическим воспитанием, благодаря ему княжна выжила и все пережила».

К этому присобачена какая-нибудь очень красивая фотография, где изображена певица Лина Кавальери, например, или Одри Хепберн в роли Наташи Ростовой. Под постом тысячи или десятки тысяч лайков, сотни комментариев. «Какие глаза, сразу видна порода!» «Прекрасные и благородные женщины были в России. Восхищаюсь!», «Хорошо, что есть, с кого брать пример! В тяжелые минуты жизни правила княжны дают мне силы преодолевать житейские невзгоды».

Мир соцсетей приучил к двум вещам — во-первых, до правды можно докопаться за две секунды, во-вторых, эта правда никому не нужна. Для миллионов пользователей соцсетей Екатерина Александровна, кем бы она на самом деле ни была — это владелица приносящих смерть таинственных алмазов, навеки красавица и навсегда — княжна. Китти Мещерская выиграла свою битву.

Фото: wikimedia.org / ok.ru