Представьте себе большую батальную сцену. Быков* талмудом стихов поэта Дельфинова колошматит Проханова, Гордеева* схватилась с Манучаровым (который «Эмпатия Манучи»). Триптих завершает картина «Маша Машкова против папы». Интеллигент в России — традиционно политический радикал. Дело чести отечественного интеллигента быть либо при власти, как Симонов и Рождественский, либо громко против нее.

Летом я сидела в полуподвальном маргинальном книжном магазине, где одна диссидентствующая писательница — проза и песни женские, любовные — собрала свиту, чтобы рассказать ей, как оно на самом деле происходит на Украине. Пару дней спустя я оказалась в байкерской тусовке — люди престарелые, помотанные — выпускники философских факультетов и попы. Среди них затесался один «профессиональный русский» — он тоже рассказывал, как «правильно». Писательница на своем вечере изгоняла прочь из публики всех несогласных, а байкер просто орал, если с ним пытались спорить.

Сейчас принято осуждать тех, кто не кричит в социальных сетях, что он страдает или гордится. Если не страдает и не гордится — значит, что-то не так, значит, он боится государства или либеральное общество заткнуло ему рот. А мысль, что человек просто не обязан высказывать свое мнение о том, в чем не разбирается, в сознание радикалов не укладывается.

Художница Ольга Тобрелутс, когда ее спросили, как она, перестроечно взращенная, относится к политике, ответила: «Я ничего не знаю про политику — мне вообще ничего про нее не интересно. Я жила при этом, который умер, как его? Черненко. И который до него тоже умер — Андропов. И при Горбачеве жила. Все они меняются, умирают, проходят. Я была на путче у Белого дома, когда в него стреляли. Сама была в синем парике — и все это воспринимала как акцию: ела с танкистами тушенку, фотографировала невероятное количество трупов в черных мешках. Их было штук триста выложено. Но никто никогда не говорит про этих людей — у них нет ни фамилий, ни имен. Я понимаю, что история пишется, как хочется. Я их видела, но никто их никогда не упоминает — значит, их не было. Поэтому я к политике серьезно не отношусь, вот картины — вещь объективная».

Интеллигент молчащий часто объявляется трусом. Невзоров*, пригласив в свою передачу Киселева*, приговорил общество к следующему: «Эта категория, которая сейчас шифруется во мнении, что не все так однозначно — самая дерьмовая, самая подлая, самая опасная. Потому что уж лучше, когда это путиноиды-фанатики, когда это НОД, когда это кошмарщики и откровенные кровопийцы, чем когда это интеллигентская слизь и мразь, у которой возникает желание позаботиться о, как они выражаются, наших мальчиках».

В недавнем скандале, связанном с журфаком, пешкой стала одна моя знакомая — она была среди тех, кто оказался против отчисления девочек. И вот что вышло: те, кто внутри системы, отказались от нее за слишком демократичные взгляды, а коллеги-журналисты извне — за причастность к такой нелиберальной машине. И осталась она одна — со своей правдой и совестью.

Живет где-то в Выхино в квартире, оставшейся от мамы, которая работала на заводе, Сережа. После веселой, но интеллектуальной юности с булавкой в ухе поступил на невнятный факультет — на соцфак, например, или в пед. Сам не понял, зачем. Или очень хотел — и добился филфака МГУ. В любом случае в итоге построил блестящую академическую карьеру — читает лекции. И так привык быть в движении, что лучший отдых для него — смена интеллектуальной деятельности, начал под 50 брать уроки живописи. Сидит себе после работы масло смешивает. С друзьями и коллегами всегда расходится боками фразой «Чего ругаться — давайте не о политике». А все потому, что Сережа любит жить, пусть в душе и демократ.

Илюша тоже хороший парень, но после института культуры есть хочется. И как в 20 лет он создал свой ВИА, где под трещетку песенки веселые играл, так и до сих пор к умному шансону не охладел: перепевает Аркашу Северного и Костю Беляева с их пошловатыми фривольностями и скабрезностями. В перерывах между настоящей жизнью — пятничными и субботними концертами — зарабатывает на жизнь тянущуюся промышленным альпинизмом, зато держит себя в хорошей форме. В Бога верит, Евангелие читает, сына родил, Патриком назвал. Илюше не до судеб родины — ему вечное интереснее, а бытовое нужнее.

Есть еще вид вымирающий — интеллигент нерадикальный, но не согласный, при этом любящий родину. В конце 1990-х, окрыленный новым временем, Дима окончил факультет политологии. Но по профессии ни разу не поработал — все делал что-то руками, на стройке в основном. В перерывах читал Бориса Виана и Стендаля, вспоминал студенчество. Недавно наконец распродал приданое — и прямо, когда все началось, остался с внушительной подушкой денег — вали, куда хочешь. Когда мы с Димой виделись летом, он был в воду опущенным. Я совершенно не поняла, что происходит, ведь уже несколько месяцев с конца февраля прошло — все освоились, перемололи переживания. Он по злой воле случая в тот момент еще и кризис среднего возраста переживал: «Понимаешь, я человек без родины — сначала развалилась моя страна. Теперь у меня вновь отобрали родину». Недоумеваю: «Почему же ты, несогласный, с характерной фамилией и подушкой денег, не уезжаешь?» А он любит: «Это моя страна — как я из нее уеду, я должен быть здесь. Не могу быть за нее по очевидным причинам, не могу быть против — она моя». Тихо мучается, ведь о настоящей любви, как и о ненависти, не кричат.

Другому знакомому журналисту, пишущему о культуре, прилетело за то, что он не страдает и не сопли жует, а продолжает честно делать свое дело. Потому что у компьютера, а не на митинге — хоть в условных «Лужниках», хоть на абстрактной Болотной. Его обвиняют те, о ком пела группа «АукцЫон»: «Я ранен в голову — я герой; сон, во сне борьба, судьба народа — моя судьба».

Мои Илюши, Димы и Сережи намного большие интеллигенты, чем те, кто решил, что раз они когда-то окончили театральный институт и стали известными актерами, то могут давать большие политические интервью. Пусть общество гражданское, но «говорящими головами» должны быть активисты, политэксперты, социологи и журналисты — эксперты, а не с жиру бесящиеся или страдающие.

Одна моя знакомая, дочь известного иллюстратора, распродав после папиной смерти его дорогостоящие картинки, сейчас заделалась совестью нации — просто деть ей себя некуда, решила заняться почитаемым в богемных кругах делом, считай, новой благотворительностью. Другие весьма цинично благодаря прилюдно занятой позиции строят собственное безоблачное — у кого где — будущее. Все же герои этой заметки, реально существующие люди — настоящие русские неприполитичные интеллигенты, потому что они не идут строем, пусть и с умной компанией, но в ногу.

_______________________________

* Признан(а) иноагентом.