Стараясь не смотреть на спешащих мимо прохожих, широко и гордо шагает по городу человек, сконцентрированный на себе, знающий себе цену и разочаровавшийся в ценности других. Непризнанный гений. Бедный и безработный. Через ступеньку, толкая плечом стайку подростков, протискивается в булочную. «Мелкие людишки, — думает, окинув презрительным взглядом очередь у прилавка. — Как глупо и никчемно они живут! Особенно вот эта жирная тетка, жарко дышащая мне прямо в затылок!»

— Вы последний? — спрашивает женщина.

«Посчитайся еще!» — обделяет даму ответом, приказывает продавщице: «Багет и чиабатту с оливками». Заметив ее уставшее лицо, добавляет: «С таким видом не хлебом, а гробами торговать» — радуется удачному сравнению.

О том, что он гений, этот человек знает с детства. Как только он появился на свет, мать запричитала: «Гений родился!» Бабушка всплеснула руками: «Так упрямо рыдать, добиваясь своей цели, может только сверходаренная личность!» Да и дед долгожданному внуку был рад несказанно: «Смотрите, сколько смысла в его рисунках! Маленький Пикассо!»

Чтобы развить многочисленные «выдающиеся» таланты внука, бабушка досрочно вышла на пенсию. И понеслось: музыкальная школа, лучшая в округе общеобразовательная, художка, старик-китаист на Савеловской, который занимался с «гением» языками, и дюжина репетиторов по точным наукам, которые в отличие от хлопотливых, беспокойных домашних в мальчике никаких особенных дарований распознать не могли.

«Гений всегда одинок, — грустила мать “гения”. — Таланту сложно пробиться в современном циничном обществе! Эта серость — учителя в школах — лишь убивает дарования! А современные дети? Они же варвары! Нашему утонченному мальчику непросто среди них!»

С «серостью» и «варварами» юный гений дружить брезговал. Вместе с домашними посмеивался над одноклассниками, учителями, авторами «посредственных прелюдий», которые был вынужден учить в музыкалке, и «устаревшими классиками литературы», которых изучали в школе. С помощью дедушкиного блата поступил в вуз, однако вскоре обнаружил, что и там «не тот размах». Ему бы Оксфорд и Гарвард! Ему бы найти приличного издателя, который опубликует его нетленные произведения! Ему бы спонсора! Но в современном жестоком мире торжествует лишь пошлость, безвкусие и необразованность. Не дает развиться, развернуться. Такая установка определила всю его дальнейшую судьбу.

Раньше такие, как он, творили в стол. Сейчас стол расширился до масштаба мира. Сотни тысяч личных страниц, блогов, отдельных сайтов и групповых литературно-художественно-музыкальных виртуальных салонов собирают по миру непризнанных гениев в одну пеструю «высокоодаренную», но невостребованную массу. «Творцы» снисходительно лайкают «шедевры» друг друга, но, как они сами и говорят, «лайками не прокормишься!». Под этим выражением подразумеваются не стол и кров, которые обычно у них есть и относительно вдоволь, а слава, признание, удовлетворение.

Их беседы в сети или во время редких встреч офлайн непременно заканчиваются долгим горячим диспутом о душераздирающем парадоксе: таланту не платят — это еще ладно. Но ему не рукоплещут. Вот это незадача!

— В пушкинские времена за мной бы издатели бегали, был бы обласкан властями, — говорит непризнанный гений своим товарищам, таким же обделенным вниманием спонсоров и властей талантам за чашкой эспрессо в дешевом кафе. Вспоминает игрока Достоевского и отдыхающего на Капри Горького.

— Живи я в Европе, давно бы уже сидел на грантах! — добавляет второй «гений». — А здесь полный бесперспективняк! Людям неинтересны шедевры. Им попсу подавай. Разложение, черствость, гнусность…

Даже если в их закромах припрятаны солидные денежные суммы, непризнанные гении считают себя обязанными пожаловаться и на нищету. Ведь сами-то они ничего не зарабатывают. Поэтому, демонстративно делая вид, что экономят последние гроши на вторую чашку кофе, продолжают дискурс, развивают консенсус и плюсуют к нему свой инсайд на свежем бесплатном воздухе. Или в квартире одного из товарищей, заполненной советскими коврами, сервизами, пылящимися в чешской стенке полными собраниями сочинений и не обновляемой с брежневских времен серией ЖЗЛ.

— Разумовский, можно сказать, погиб как поэт, устроился в школу учителем труда, — заламывая руки, сплетничают о покинувших их строй вчерашних «гениях». — И Арнгольц сдулся. Переводит инструкции к бытовой технике. А Свиридова! Помните, какие она писала пародии на политические партии? Пелевин списывал у нее целые абзацы! Ушла в рекламу. Обесценилась! Так низко пала!

— Жрать захочешь и не на такое пойдешь! — вмешивается в разговор пожилой композитор-авангардист. — Я тоже шансон на Арбате играл. Страшно вспомнить.

— А я редактором на телике целых три месяца продержался. Чувствовал себя как в застенках. Работа в офисе для талантливого человека — хуже репрессий и геноцида! — поддакивает авангардисту меломан и непризнанный музыкальный критик.

— До сих пор отрабатываю с психотерапевтом травму, которую получил, когда пошел работать продавцом в книжный! — содрогается от мучительных воспоминаний художник-абстракционист. — Бесплатные психологи — живодеры, а доктор наук берет пять тысяч за прием!

— А мне сын помогает. Талант не унаследовал, но хваткий, как все бездарности.

— Да, бесталанные умеют жить! Моя бывшая двух слов связать не может, а руководит производством. Дом в Переделкино купила. Вот вам и писательский городок!

Если бы жив был дед, он бы похлопотал. Он бы не дал гениальному внуку пропасть…  Если бы Леонид Рудольфович нашел пару минут, чтобы послушать…  Если бы в «Литературке» не сидели бюрократы…  Если бы декан факультета не завидовал моему таланту…  Если бы отец нас не бросил…  Если бы не токсичная бывшая жена…  Если бы не нарциссическая учительница в школе, разрушившая психику…  Если бы не коррупция в культуре…  Если бы не кумовство в искусстве…  Если бы в правительстве…  Если бы мы жили на Западе…  Если бы не эти времена! Если бы не жертвы ЕГЭ! Если бы не подорванное творчеством и борьбой за элементарное существование здоровье…  Если бы не врачи в поликлинике с их купленными дипломами…

Непризнанный гений крепко держится за условное и повелительное наклонения. Но откуда взяться признанию, если его приносит работа, на которой надо «горбиться», «предавать себя», «сливаться с серостью», «общаться с убожествами» и «получать за все это подачку, а не достойное вознаграждение»?

В кафе бросает 20 рублей официантке на чай. Официантка принимает их с благодарностью. Она подрабатывает после учебы, а в свободное время пишет стихи, которые читает на слэмах все в том же кафе. А та самая продавщица, которая утром выдала непризнанному гению багет, шьет кукол. Курьер, который доставляет непризнанному гению суши и пиццу, между делом читает рэп и побеждает в батлах. А какие пейзажи акварелью пишет чиновница из МФЦ! Но они гениями себя никогда не назовут, и это позволяет им оставаться довольными жизнью.

Но если вы скажете непризнанным гениям, что условно-повелительно-обвинительный тон уничтожает даже большой талант, они сотрут вас в пыль за такие слова, назовут серостью, варваром и даже быдлом. Просто присмотритесь к ним. Ведь они вид хоть пока и многочисленный, но уже вымирающий.

Фото: pathdoc/shutterstock.com