Один из крупнейших российских импортеров и дистрибуторов алкоголя Simple Group отмечает 30 лет со дня своего основания. Владельцы бизнеса Максим Каширин и Анатолий Корнеев рассказали «Москвич Mag» о том, как Москва конца 1990-х годов приучилась к европейским винам, почему гусары предпочитали именно шампанское и какое игристое брать на Новый год.

Какая емкость у винного рынка Москвы?

Максим Каширин: Все просто: 15 млн москвичей пьют одно, а вся остальная страна — другое. Согласно тому же Росстату, средняя цена импортного вина — 550 рублей, а отечественного — 440 рублей. В Москве вы таких цен не найдете, здесь пьют более дорогие вина. Москва пьет много качественного алкоголя, следом по потреблению идет Петербург. В регионах, особенно северных, лидирует водка, в южных — местные и домашние вина.

Анатолий Корнеев: Точных цифр никто не знает. 70% продаж Simple Group происходят именно в Москве, хотя часть из этого оборота приходится на распределительные центры федеральных сетей и уходит в регионы. Согласно официальной статистике, в год россияне выпивают порядка 1,2 млрд бутылок вина. Но часть из этого объема составляют винные напитки и плодовые вина, так что непосредственно на виноградное вино приходится порядка 900 млн бутылок. Росстат утверждает, что на долю московского рынка приходится всего 142 млн бутылок. Но у нас есть серьезные основания в этом сомневаться, так как огромное количество вина в Москве продается, минуя официальную статистику. Сюда попадают и корпоративные продажи, и частные, и часть оборота HoReCa (отелей, баров и ресторанов).

Но мы считаем, что рынок Москвы — это не менее 35–40% от всего рынка вина в стране. Причем на долю иностранной продукции приходится чуть больше половины проданных бутылок. При этом Москва — это не только самый большой и сильный рынок вина в стране, это особая территория потребления.

Есть ли какие-то мировые алкотренды?

Максим Каширин: Главный мировой тренд — здоровое потребление алкоголя: люди все более осознанно подходят к своему здоровью. Тут мы видим два глобальных вектора — полный отказ от алкоголя и тренд на снижение градуса напитков. Причем градус понижается как в производстве, так и в потреблении, люди начинают переходить от высокоградусных вин к более мягким. Сейчас переосмысляется красное вино. Из-за глобального потепления климата оно становится более алкогольным, а люди все больше хотят пить легкое белое. Кроме того, существует устойчивый запрос на продукцию alcohol free. И это не только безалкогольное вино и пиво: например, все больше западных брендов начинают производить безалкогольные джины. На мой взгляд, именно эти глобальные тренды определят работу всех участников рынка на ближайшие годы.

Кроме общемировых трендов есть модные тенденции. Так, среди молодежи растет спрос на коктейли, очередной подъем переживает текила, в России наблюдается возрождение интереса к традиционным настойкам и наливкам. Появились очень достойные напитки из качественного сырья, и даже рюмочные стали вновь открываться.

Анатолий Корнеев: Во Франции сейчас кризис потребления коньяка, а у нас коньяк, наоборот, выстрелил. В портфеле Simple до санкций первой категорией крепкого алкоголя были виски и ром. Но когда крупные бренды ушли, эти позиции заменили на коньяк, потому что коньячники не ушли.

Отличается ли культура пития в Москве и Санкт-Петербурге?

Анатолий Корнеев: Москва — космополитичный город, открытый всему новому, он впитывает в себя все интересное. Здесь огромное количество ресторанов и гастрономия всего мира, нет никаких ограничений. Поэтому культура винопития в Москве развилась очень быстро. А Питер все-таки больше ориентирован на скандинавские страны и их культуру потребления: именно оттуда пришла мода на оранжи и натуральные вина.

Как повлияли антироссийские санкции на доходы Simple?

Максим Каширин: 2022 год, конечно, был шоковым и для нас, и для потребителя. Сначала было много запретов, многие отказались работать с Россией. В 2023-м большинство позиций удалось заместить, обороты выросли, и в 2024-м наблюдается уверенный рост: довоенный уровень, если считать в рублях, мы значительно превысили. Да и многие иностранные производители и поставщики всерьез задумались о том, чтобы вернуться на российский рынок, и начали искать варианты. Скажем, Новая Зеландия снова появилась на полках, а калифорнийские вина и шотландский виски по-прежнему под эмбарго и вряд ли вернутся в ближайшее время.

Сейчас переосмысляется красное вино. Из-за глобального потепления климата оно становится более алкогольным, а люди все больше хотят пить легкое белое.

За последние два с половиной года радикально изменился сегмент шампанских вин. В Москве привыкли пить шампанское известных мировых брендов. Но когда эти бренды ушли с российского рынка, их надо было кем-то заменять. Тогда Россия стала первой страной, где в свободной продаже максимально широко стали представлены рекольтаны (небольшие крафтовые хозяйства с собственными виноградниками из региона Шампань). Правда, в последние полгода начинают потихоньку возвращаться и большие дома.

Анатолий Корнеев: Жаль, что есть категории вин, которые исчезают с полок не из-за санкций, а из-за роста пошлин и акцизов. Больнее всего рост цен ударил по категории просекко. Если раньше бутылка приличного просекко стоила от 650 до 900 рублей, то теперь та же самая бутылка стартует от 1400 рублей. Поэтому на Новый год берите просекко, пока не очень подорожало (будет дороже). Берите испанскую каву, обязательно обратите внимание на креманы, если найдете на полках шампанское 2022 или 2023 года — тоже. И, конечно, наши игристые — «Балаклава», Mantra, «Темелион», они сейчас очень достойные.

Почему доли совладельцев Simple не равны? (Максиму Каширину принадлежит 80%, Анатолию Корнееву — 20%. — «Москвич Mag».)

Анатолий Корнеев: После филфака МГУ я оказался в итальянской компании, занимавшейся в том числе и вином. Я многому там научился, набрал базу клиентов и поставщиков и в 1994 году пришел к Максиму, владевшему супермаркетом с широким ассортиментом европейских товаров, с идеей поставлять в Россию итальянские вина. Денег особенно не было у обоих, но Максим уже работал с банками. Они и прокредитовали нас. Ставка тогда была 42% годовых!

Мы прекрасно друг друга дополняем: Максим взял на себя администрирование и финансы, я — маркетинг и продажи. В этом тандеме каждый нашел свое место, и у меня лично ни разу не возникло желание пересмотреть наши договоренности. Смотрю на Максима с восхищением и прекрасно себя чувствую на роли второго партнера.

Рынок алкоголя «лихих девяностых» — это же бандиты и разборки. Как вы пережили эти годы?

Максим Каширин: Были и крыши, и бандиты, и прочие вещи. К нам в супермаркет чуть ли не каждый день приходили какие-то люди, которые спрашивали, не нужна ли крыша.

Нам помогло то, что мы заходили на рынок алкоголя с самого непривлекательного направления: кого в 1990-е интересовали итальянские и европейские вина? Все делали бизнес на водке и спирте «Рояль», которым отравилась куча народа. Там были совсем другие деньги.

Большинство российских виноделов хотят побыстрее вернуть инвестиции и не выдерживают вино в бутылках.

Сначала никто не понимал итальянские вина даже в Москве. Сколько раз нам отказывали рестораны! Европейские гастрономические традиции тогда мало кого интересовали. Но в 1996–1997 годах люди стали потихоньку выезжать в Италию (тогда был популярным курорт Римини), открыли для себя оплетенные бутылки кьянти и другие итальянские вина и захотели пить их дома.

Анатолий Корнеев: Тренд на Италию начался внезапно. Появилась сеть Il Patio, открылись пиццерии, к нам пришли клиенты. В 1998 году мы выросли примерно до 100 тыс. долларов в месяц. С начала 2000-х у людей возник интерес к Франции, компания потихоньку стала развивать разные портфели. Сейчас мы национальные дистрибуторы с международным портфелем и собственными вином, водкой и джином.

Почему в 2016 году вы решили выпустить собственную водку «Онегин»? Разве мало водки в России?

Максим Каширин: Когда я задумался о собственной водке, было понятно, что гигантский водочный сегмент нуждается не просто в премиальной, а в ультрапремиальной водке. «Онегин» — продукт для людей, которые пьют мало водки, но пьют ту, которая по сути является гастрономическим продуктом. Например, по рецептуре в нее добавляется медовый дистиллят. Ну а создав первоклассный водочный люкс, мы как крупнейший дистрибутор, естественно, смогли его эффективно продать. Правда, водка такого уровня никогда не сможет быть массовым продуктом, так как тут же упадет качество. Если начать ее выпускать миллионами бутылок, то крайне сложно будет обеспечить контроль исходной рецептуры: спирт либо украдут, либо разбавят.

Как российское виноделие реагирует на происходящую трансформацию рынка и тренд на импортозамещение?

Максим Каширин: Хорошо, что государство помогает виноделам, компенсирует от 20% до 50% расходов на некоторое оборудование, проволоку, саженцы (правда, только отечественные) и пр. Без этого отрасль не смогла бы так интенсивно развиваться, так как производство вина — это очень большие затраты и длинные деньги.

Средняя стоимость гектара виноградника — 5 млн рублей. С одного гектара получается 5–7 тыс. бутылок (10 тыс., если это игристые вина). Экономически выгодно, когда у винодела от 20 гектаров. Вот и считайте, сколько нужно вложить.

Анатолий Корнеев: Отечественное виноделие — одна из самых развивающихся сфер экономики: площади виноградников увеличиваются на 10–15% в год. У нас научились делать и хорошее белое, и красное, и игристое, возникли целые школы молодых российских энологов. У Simple сформирован хороший портфель знаковых хозяйств «Большое русское вино».

Но есть и ряд минусов. Например, в России производится значительно больше красного вина, при том что у людей спрос на белое гораздо выше. Виноделы это уже осознали и постепенно пересаживают виноградники в пользу белого. Но процесс этот не быстрый и может занять 7–10 лет.

Кроме того, большинство российских виноделов хотят побыстрее вернуть инвестиции и не выдерживают вино в бутылках. Инвесторы не понимают, что бутылка — это единственное средство сформировать более качественный продукт. Иногда, чтобы вино дозрело и раскрылось, его надо выдерживать до пяти лет.

Помимо прочего большинство хозяйств практикует экстенсивный путь развития — с одного гектара собирают в несколько раз больше винограда, чем в Европе, поэтому он получается менее насыщенным и более водянистым, что в свою очередь сказывается на качестве. Из 247 лицензированных отечественных производителей только 40 могут претендовать на европейский статус винодельни полного цикла с действительно качественным вином. Этого явно недостаточно не только для внутреннего рынка (которому нужны миллионы бутылок), но и для рынка HoReCa. Те же имения «Сикоры» и «Галицкий и Галицкий» производят всего по 200 тыс. бутылок в год.

Изменения климата влияют на глобальный рынок вина?

Максим Каширин: Когда слышу, что из-за глобального потепления скоро будем винодельни под Воронежем делать, мне смешно. Россия — страна континентального климата, зимы у нас морозные, и какое бы ни было жаркое лето, это виноград не спасет. Поэтому новые территории под виноделие стоит искать не на севере, а на востоке, например в Приморье. Для справки: в советское время только в РСФСР было 200 тыс. гектаров виноградников, а сейчас во всей России всего 104 тыс. гектаров.

Анатолий Корнеев: Температура повышается, становится все жарче, а для винограда это больше спирта. Чтобы получить вино с более низким, привычным содержанием спиртов, надо забираться все выше в горы, а это не везде возможно. Если потепление продолжится, то через пару десятков лет Бургундии уже не будет. У Simple есть собственный виноградник Bertingа в Тоскане, так там летом было плюс 40 и выше, у соседей виноград превратился в изюм. Наш виноградник спасло то, что он находится на высоте 520 метров над уровнем моря.

Какие есть устойчивые винные мифы кроме «с мясом — красное, с рыбой — белое»?

Анатолий Корнеев: Их миллион. Один из мифов — о том, что для вина лучше подходит корковая пробка — уже тоже постепенно отходит. И с температурным режимом то же самое. Очевидно, что любое вино надо подавать к столу строго из холодильника. Только белое охлаждать до 6–7 градусов, а красное — до 15–16. Потому что потом на столе вино наберет градус очень быстро.

Новые территории под виноделие стоит искать не на севере, а на востоке, например в Приморье.

Или есть много традиций, связанных с формой бокалов. Мы привыкли пить коньяк из «аквариумов», но это плохо: в таких бокалах концентрируются спирты и обжигают слизистую, пропадает изысканность и тонкость. Лучше коньяк пить из более узких дижестивных бокалов. Или шампанское, которое мы привыкли пить в узких бокалах-флейтах, любуясь игрой пузырьков, 100–200 лет назад подавалось в широких креманках. Делалось это для того, чтобы в полые ножки уходил осадок, который тогда еще не умели отделять. Сегодня игристое лучше пить из бокалов для белого под Бургундию или шардоне, чтобы в полной мере насладиться не только игрой пузырей, но и вкусом напитка, букетом и ароматикой.

Глобальный рынок коллекционных вин оценивается примерно в 2,5 млрд долларов. А как обстоят дела в России с коллекционными винами?

Максим Каширин: Рынка коллекционных вин в России нет — закон 171-ФЗ не позволяет физическим лицам осуществлять последующую перепродажу вина, даже если это коллекционная история. Для продажи любого алкоголя, хоть ему уже 200 лет, нужна лицензия. А сейчас добавились еще и санкции, согласно которым в Россию не пропускают бутылки дороже 300 евро. О каком коллекционировании в такой ситуации может идти речь? Но тем не менее российские винные коллекционеры есть, хотя многие хранят свои собрания за границей.

Но мы можем предложить редкие вина — у нас огромный ассортимент Fine and Rare Wines. Есть целое направление любителей шампанского, которые пьют релизы 1960–1970-х годов: для большинства это будет мертвое вино, а для этих ценителей — интересный напиток хересного типа. Кстати, крупные коллекционеры Шампани — мужчины, но сейчас серьезно изучают вина в основном женщины. В нашей школе вина «Энотрия» сейчас 75% учеников — женщины, хотя раньше основным контингентом были мужчины.

Почему в Российской империи гусары так любили именно шампанское?

Анатолий Корнеев: Шампанское в XVIII–XIX веках стоило как чугунный мост: одна бутылка равнялась по цене пуду черной икры. Кроме того, оно было труднодоступным: его возили только летом, но бутылочное стекло было непрочным и нередко взрывалось от тряски по российским дорогам. Так что срубить шашкой пробку бутылки и выпить шампанское из горла, да еще коня им полить — это было бахвальство и демонстрация богатства.

Это как новые русские глинтвейн заказывали в Куршевеле из Chateau Petrus по 5 тыс. евро за бутылку?

Анатолий Корнеев: Да. Тогда денег было некуда девать. Сейчас все стали рациональней. Но чтобы разбираться в вине, нужен большой дегустационный опыт. Знаменитый Роберт Паркер не просто так сделал свой рейтинг одним из самых влиятельных в мире, а потому что он с 1970-х годов пил лучшие мировые вина и действительно научился в них разбираться.

Каким вы видите будущее Simple? Доли перейдут по наследству детям владельцев, компания выйдет на IPO?

Максим Каширин: Мы хотим верить в то, что Simple не превратится в корпорацию в чистом виде и останется семейным бизнесом, который заинтересует детей. Мы сознательно не выходим на IPO и поддерживаем дух семейственности. Нам в этом комфортно жить.