Армяне и азербайджанцы являются двумя крупнейшими национальными диаспорами в Москве. По официальной статистике, их, соответственно, 106 тыс. и 57 тыс. человек. По неофициальным оценкам, и тех и других гораздо больше. Председатель азербайджанской общины Москвы Шамиль Тагиев оценивает численность своих земляков в городе в полмиллиона человек. Оценки численности людей с армянскими корнями начинаются с цифры в 500 тыс. человек и доходят до 1 млн.
В любом случае это огромное количество людей. Сегодня, когда в Нагорном Карабахе фактически возобновилась война, они оказались заложниками ситуации. Эмоции накалены до предела. В июле, когда на границе Армении и Азербайджана тоже произошли вооруженные столкновения, эти эмоции выплеснулись на московские улицы. Армянские грузовики тогда не были допущены на крупнейший в Москве агропромышленный рынок «Фуд Сити», принадлежащий азербайджанским миллиардерам Году Нисанову и Зараху Илиеву. В городе произошло несколько довольно жестоких драк и нападений представителей двух диаспор друг на друга. В сети появились видео, когда молодые люди нападали на водителей машин с армянскими номерами или, наоборот, избивали азербайджанцев в московском парке.
Сейчас военное обострение приобрело куда больший масштаб. На фронте в Карабахе гибнут сотни солдат и мирных жителей. Но в 2,5 тыс. километров к северу, в Москве, новых столкновений пока не зафиксировано.
Диаспоры
Московские власти осознали масштаб угрозы, которая нависнет над городом, если он станет еще одним театром военных действий между двумя бывшими братскими народами. И они начали профилактику возможного насилия. «Азербайджанская община Москвы призывает своих соотечественников не участвовать в распространении недостоверной информации и проявлять сдержанность в этот эмоциональный для каждого азербайджанца момент», — говорится на сайте азербайджанского землячества. По словам его лидера Шамиля Тагиева, руководители диаспоры ведут активную работу, разъясняя азербайджанской молодежи, что «переносить конфликт на территорию третьих стран недопустимо. Благодаря этому ситуация остается очень спокойной. Никаких столкновений нет и не будет».
Аналогичную работу при посредничестве российских властей проводит и руководство армянской диаспоры. 1 октября они приняли участие во встрече с лидерами азербайджанской общины Москвы в Федеральном агентстве по делам национальностей. По итогам вышло совместное заявление. «Обращаясь к соотечественникам, настойчиво просим соблюдать спокойствие, проявлять уважение друг к другу и не поддаваться на провокации. Необходимо взвешенно оценивать ситуацию, уважать и соблюдать законы нашей страны, сохранять межнациональное согласие», — говорится в нем.
Однако руководства обеих общин заняли позиции, которые полностью укладываются в официальную линию правительств Азербайджана и Армении. Всю ответственность за возобновившуюся войну лидеры диаспор возлагают на «противника», правда, оговариваясь, что не считают врагом весь соседний народ, а лишь его политическое руководство. Среди московских азербайджанцев и армян нашлись те, кто готов ехать в зону конфликта в качестве добровольцев. Но национальные организации осторожно подходят к этому вопросу. Шамиль Тагиев говорит, что в ответ на такие обращения они разъясняют, что российским гражданам запрещено участвовать в боевых действиях в третьих странах, это подпадает под уголовную статью о наемничестве. Поэтому азербайджанцам с российским паспортом прямо запрещают такие действия, а граждан самого Азербайджана направляют в посольство. Впрочем, пока ни одного реального добровольца Тагиев не знает, но и «нет такой необходимости».
В штабе помощи Арцаху, созданном при Союзе армян России (САР), мне сказали, что самым горячим патриотам советуют ехать на родину и защищать ее там, а не создавать конфликты на улицах Москвы. Однако это говорится только в частном порядке, никаким набором добровольцев сам САР не занимается. Впрочем, о желании многих армян поехать на историческую родину добровольцами говорили и в армянском посольстве. Немедленно последовала реакция со стороны азербайджанской общины, которая направила несколько обращений в Следственный комитет и ФСБ.
В официальном заявлении САР о добровольцах говорится обтекаемо: «С раннего утра 27 сентября в адрес Союза армян России поступают тысячи обращений от наших соотечественников и друзей со всех регионов России с выражением крайней обеспокоенности эскалацией и фактическим началом войны и готовностью оказать любую поддержку народу и Армии обороны Арцаха. Мы уверены, что армянские Вооруженные силы, а при необходимости и вся мировая армянская диаспора способны дать отпор любому, кто посягнет на свободу и независимость Арцаха и Армении».
Зато САР в отличие от азербайджанского землячества занят сбором денег и гуманитарных грузов для жителей Карабаха. На сайте организации и в ее группе в фейсбуке висят реквизиты для сбора пожертвований и новости об отправке первой партии гуманитарных грузов. «Арцах, держись! Мы вместе! Первая партия помощи от Союза армян России уже в пути. Все, что необходимо для гражданского населения, пожилых, женщин и детишек, которые вынуждены находиться в бомбоубежищах, направлено в Степанакерт». В азербайджанской общине Москвы на соответствующий вопрос мне ответили, что «в отличие от Армении у Азербайджана достаточно ресурсов и необходимости в дополнительной помощи нет».
Официальные представители азербайджанской и армянской общин не доверяют друг другу. Они обвиняют друг друга в агрессивных замыслах и предупреждают о возможных провокациях со стороны оппонентов.
Вражда
Патриотическая риторика воюющих сторон в полной мере воспроизводится национальными организациями в Москве. Находит она подготовленную почву и в умах обычных людей. «Я лично могу сказать: я всем сердцем и всей душой ненавижу руководство Азербайджана и руководство Турции за то, что они и своих ребят, и наших ребят погружают в войну», — сказала мне волонтер армянского штаба помощи Арцаху. Многие азербайджанцы не остаются в долгу. «Войну развязал преступный режим Пашиняна. О каком мире теперь может идти речь, пока враги оккупируют нашу родину?» — говорит один из них в интервью.
Этнический конфликт между азербайджанцами и армянами имеет длинную историю. В советские годы он, казалось, исчез, но во время перестройки вспыхнул с новой силой. Кровавая карабахская война оставила страшный след в исторической памяти обоих народов.
Журналист из Москвы Артур Аваков рассказывает характерный случай:
«Мой отец и вся родня с его стороны — армяне из Баку. В Армении тоже осталось много родственников. Но сам я родился и вырос в Москве. И вот году в 1993-м, в Карабахе как раз шли бои, мы пошли с дедом на рынок. Дед остановился возле какого-то прилавка и разговорился с продавцом. Я не сразу понял, что этот дядя азербайджанец. Говорили они довольно дружелюбно. Вспоминали, как мирно жили в советские годы. Я запомнил этот разговор; что, мол, вот до чего нас довели политики и т. д. Желали друг другу здоровья. И в какой-то момент продавец протянул мне грушу в подарок. Мы поблагодарили, попрощались и пошли. И буквально через 20 метров дед сжал мне руку и сказал: “Выбрось грушу. Вдруг отравленная”».
Российские социальные сети полны риторики ненависти. «А что они делают на территории Азербайджана? Так будет со всеми, кто приходит с оружием в руках на наши земли», — пишет азербайджанский пользователь про артиллерийский обстрел Степанакерта. «Это герои компьютерных войск. Люди, которые не нюхали пороха, не слышали, что такое автоматные выстрелы», — объясняет член Совета старейшин Федеральной национально-культурной автономии азербайджанцев России Ширван Керимов.
«Наши люди часто становятся в Москве более консервативными, чем дома, — объясняет азербайджанская писательница Гунель Мовлюд Иманова. — Многие сталкиваются с расизмом и оказываются в социальной изоляции. Поэтому они общаются только со своими, варятся в собственном соку. В то время как в Баку молодежь принимает новые, мировые ценности и нравы, в России наши люди часто прибегают к религии и национализму. То же самое происходит и на Западе — арабы, курды, пакистанцы оказываются в культурном гетто и почти не общаются с коренными, среди них процветает фундаментализм. Даже русские становятся большими лоялистами, чем дома».
Гунель написала автобиографический роман «Лагерь», в котором рассказывается о кошмарной жизни азербайджанских беженцев в палаточном лагере. Там писательница провела несколько лет своего детства, после того как ее семья бежала из занятых армянскими войсками районов Азербайджана. Сейчас роман готовится к публикации по-русски. Но книга, хорошо принятая в Европе, вызвала очень неоднозначную реакцию в Азербайджане. Гунель описывает жуткие последствия войны. Ее герои, оказавшиеся на социальном дне, лишенные привычного образа жизни, раздавленные нищетой и унижениями, теряют человеческий облик. Они часто жестоки, вероломны, подлы. В лагере насилуют девочек и мальчиков, воруют и обманывают друг друга. Война превращает многих из этих людей в чудовищ. Роман написан не как эпос о национальной трагедии, но как антивоенный памфлет. Только лаконичным языком детских фотографических воспоминаний.
«После моего романа с родственниками не очень дружно живу, — говорит Гунель. — Только мама пока ничего не сказала, потому что она латиницу читать не умеет. А остальная родня отвернулась. Не простили такого “предательства”». Жертвами вековой вражды и недоверия становятся не только «чужие», но еще больше «свои», посмевшие отступить от священных национальных идолов.
Среди московских армян и азербайджанцев есть противники войны. Хотя их голос почти не слышен: «Об этом не говорят, чтоб не выйти предателями в глазах общества».
«Это война бумеров, в которой умирают зумеры… »
«Вчера у меня мобилизовали в армию дядю, — говорит москвич Ашот. — Конечно, я сижу и, не отрываясь, читаю новости про Арцах и про весь этот кошмар. Конечно, это меня очень задевает. Каждый день гибнут десятки, сотни людей. Парни моего возраста. Ни один клочок земли не стоит этого».
Ашот говорит по-русски без всякого акцента. Но он не теряет связей с родиной. Ездит в гости к родственникам, изучает родную культуру. В принципе, по вопросу о судьбе Нагорного Карабаха он стоит на армянской точке зрения: «Эта земля населена армянами и, наверное, из этого надо исходить».
Хотя в семье Ашота никогда не оценивали людей по их национальности, между мировоззрением разных поколений есть разница. «Когда моя бабушка, например, узнала, что мой лучший друг азербайджанец, она на это очень косо посмотрела. Но я никогда не чувствовал никакого напряжения в общении с азербайджанцами. Для меня неважно, какой национальности человек, важно, что у него внутри».
Со своим азербайджанским другом Ашот прежде часто троллили друг друга. «У нас бывали шутки насчет этой вражды. Но сейчас они прекратились. Там сейчас погибают люди, это слишком серьезно». Когда я спрашиваю, может ли он представить себя добровольцем в рядах защитников Карабаха, Ашот несколько секунд молчит.
«Честно говоря, нет, не могу. Я постоянно звоню родственникам, очень переживаю за них… Но на фронт с оружием… Нет, не могу. Не из-за того, что меньше люблю свою родину. Но я, получается, буду одним из тех, кто усугубляет эту проблему. Вот я сказал, что эта война не повлияла на нашу дружбу, но если я возьму автомат и пойду стрелять в азербайджанцев, то получится, что я, возможно, буду стрелять в родных своего лучшего друга».
Такой образ мысли в момент гнева и подъема национального патриотизма вряд ли разделяет большинство. И все же он встречается не так уж редко — в интервью и даже в комментариях в социальных сетях. Как правило, так думает молодежь, которая не застала войны 1990-х.
«Я пацифист, поэтому желания взяться за оружие у меня нет. Но и не должно. Война — это ненормально, — говорит Нарек из Еревана, живущий в Москве десять лет. — Я думаю, эту мысль разделяют многие, просто это тихое большинство. Надеюсь, что большинство, и надеюсь, что нас тоже услышат. Но я все время думаю про этих ребят. Они — мои сверстники, многие даже младше меня. Это ребята, с которыми я ходил в одну школу. И даже немного странно, что я мог быть на их месте. Но такова реальность: в войне бумеров умирают зумеры».
Кирва
«Знаете, в Карабахе существовал такой институт — Кирва, — рассказывает Гунель Иманова. — Кирва — это армянин, который держал сына азербайджанца, когда тому делали обрезание. Это как кумовство, просто в священной форме. Такого человека очень любили, почти боготворили. В Карабахе даже была пословица “ты отрекся от Аллаха, но не мог же отречься от своего Кирвы”. И я думаю, что про этот институт еще не забыли. И мои собственные пацифистские мысли идут не только от современных ценностей, от пацифистской классики, но еще и от дружного, мирного прошлого с армянами. Даже истории беженства, резни в 1990-е с обеих сторон полны рассказами о помощи — армян азербайджанцам и наоборот».
Гунель рассказывает про свой разговор с мамой, которая уже однажды пережила войну. Тогда разрушили дом, который она построила своими руками. Она потеряла все. Много лет жила в жутком палаточном лагере для беженцев. Теперь она плакала, говорила, что не хочет еще раз увидеть войну. «Но сами понимаете, что такое пропаганда», — неожиданно заканчивает историю про разговор с мамой Гунель.
Группа молодых азербайджанских активистов опубликовала в интернете антивоенный манифест. «Мы не видим свое будущее или решение конфликта в дальнейшей военной эскалации и распространении взаимной ненависти. Недавние военные столкновения в Нагорном Карабахе не приносят пользы для установления мира в регионе. Мы даже не хотим представить себе риски втягивания в полномасштабную войну, поскольку мы понимаем, какие последствия она может иметь для наших обществ и будущих поколений. Мы хотим оглянуться назад и предпринять шаги, необходимые для восстановления доверия между нашими обществами и молодежью наших стран. Мы снова хотим жить вместе на этой земле. Мы призываем к инициативам в области миротворчества и солидарности».
Я спрашиваю одного из подписантов этого манифеста Бахруза Самедова о том, какими могут быть эти «шаги в области мира и солидарности». В ответ он рассказывает об одном азербайджанском активисте, который должен был ехать в какой-то международный лагерь, организованный на деньги одного из европейских фондов. Когда он получил приглашение и рассказал о нем за семейным ужином, его младший брат бросил ложку и с изумлением спросил: «И там ты увидишь настоящего армянина?» Настоящая проблема, говорит Бахруз, в том, что за почти 30 лет после войны большинство азербайджанцев вообще не видели ни одного армянина. Для них существует только образ расчеловеченного военной пропагандой врага. И то же самое по другую сторону границы.
Между двумя бывшими братскими республиками сегодня линия фронта, пересечь которую можно только в полной военной амуниции под огнем противника или в колонне военнопленных. Трудно ожидать, что там люди смогут в ближайшее время просто поговорить или хоть посмотреть друг на друга не через прицел. Но в Москве живет полмиллиона одних и полмиллиона других — самые крупные зарубежные общины двух народов. Жаль, что существующие национальные организации только транслируют патриотическую риторику своих правительств, которые отправляют в окопы пушечное мясо. Может, стоит просто учиться общаться друг с другом. Здесь для этого пока не нужно переходить линию фронта. Возможно, тогда в Москве возродился бы старинный карабахский институт, про который рассказывала Гунель Иманова, — Кирва. А армяне и азербайджанцы смогли бы почувствовать себя не врагами. Это, пожалуй, внесло бы больший вклад в «сохранение национальных культур», чем все фольклорные фестивали и казенный патриотизм вместе взятые.