Родившийся и живущий в Петербурге ювелир Андрей Ананов, чьи изделия покупают и коллекционируют королевские особы, рассказывает «Москвич Маg» о Москве своего детства, подарках монархам, украшениях настоящих мужчин и о том, что бы он сделал, если бы стал богом.

Что вас связывает с Москвой?

Для меня Москва началась лет в десять или даже девять. Дело в том, что мой дядя и муж папиной родной сестры Гаянэ Давидовны — чемпион мира по шахматам Михаил Васильевич Ботвинник. Несколько лет подряд летом я с родителями ездил к нему на дачу на Николину Гору.

Мы не были бедными родственниками. Мой папа — профессор математики, прошедший войну в звании сержанта, мама также была профессором, и в путешествие мы отправлялись на собственной «Победе». В общем, мы были люди обеспеченные и интеллигентные. У папы (а по отцу я армянин) была большая любовь с сестрой, отсюда и такие частые визиты.

Какой была дача Ботвинника?

Деревянный дом стоял в лесу где-то на двух гектарах земли. С одной стороны от него за забором была дача писателя Панферова и его жены Коптяевой. В те годы она была довольно известной писательницей. С другой — дача авиаконструктора Туполева, а неподалеку — дом лейтенанта Шмидта. В общем, место было знаковое.

Мальчишкой я перелез через забор к Коптяевой, где была шикарная малина, и начал ее воровать. Тут выходит женщина с тарелкой в руках — а это была сама Коптяева — и говорит: «Мальчик, вот, возьми и собери себе малины!» Мне было так стыдно…

В центре дачного поселка был так называемый курзал — курортный зал. Там собиралась молодежь, иногда проводили балы. Рядом был корт Гольденвейзера, где играли в теннис местные жители. Это было такое очень милое место…  А недалеко в дубовом лесу мы собирали белые грибы.

И вот относительно недавно, лет пять-шесть назад, я туда приехал и совершенно ничего не узнал. То есть ничего из того, о чем я вам рассказываю, там нет!

А что есть?

Заборы! Один упирается в другой, причем глухие заборы — ничего не видно. Раньше такого не было, кроме как у Туполева, но это понятно — секретность. Вместо этого деревянного курзала с закрытой танцплощадкой стоит какое-то современное строение в виде ресторана. В общем, прямо на глазах все изменилось — время, люди, атмосфера. И все это меняется, к сожалению, не в лучшую сторону и совершенно непонятно, что с этим делать. Наверное, уже ничего не поделаешь.

Расскажите, как вы подарили флакон для духов испанской королеве и почему именно такой подарок?

Есть вещи, которые приятно было бы получить любой женщине. Флакон для духов — это же не украшение, а предмет более утилитарный, но для королевы я изготовил его специально, по личной инициативе. Я знал, что она придет на выставку моих ювелирных изделий.

В Мадрид меня пригласил тогдашний посол России в Испании Игорь Сергеевич Иванов, будущий министр иностранных дел. Он сделал это сознательно. Дело в том, что королева никогда лично не посещала российское посольство и отвечала, что для этого у нее есть премьер-министр, а она не политик.

В приглашении Иванова была «приманка» — он сыграл на конфликте между Испанией и Великобританией и упомянул, что во время своего визита в Россию аналогичную выставку посетила английская королева Елизавета II и была в восторге от работ русского ювелира. Этого было достаточно — королева София ответила согласием, но уточнила, что визит будет неофициальным. Но какая разница!

Когда я сообщил Иванову, что хочу сделать подарок королеве, он сказал: «Ты с ума сошел? Ни в коем случае!» Оказывается, по королевскому протоколу подарок нужно чуть ли не за неделю до вручения сдать в спецслужбу королевы, чтобы определить, что это не яд, не бомба и т. д. Раз нельзя дарить, я поставил флакончик в одной из витрин.

Выставку организовали в Круглом зале посольства. Кстати, шикарное здание, которое при участии Иванова и строилось. В назначенный день прибыл королевский кортеж: королева в сопровождении свиты и испанского ювелира Каррера.

Королева София очень приятная, скромная и воспитанная женщина, изящная и довольно высокая. Готовя подарок, я предполагал, что она знает, как им воспользоваться. Мы мило общались по-английски — она расспрашивала про изделия, я рассказывал. Когда мы поравнялись со шкафчиком с флаконом, я произнес: «Ваше величество, это для бальной сумочки, специальный флакончик для духов!» А он, кстати, очень красиво сделан — эмаль, золото, бриллианты.

И тут я вижу, что королевские глаза загорелись особым огоньком! Я открыл витрину и замечаю: Иванов бледнеет как полотно, он понял, что будет дальше, но уже ничего не мог сделать. А я сказал королеве: «Я знаю, что по регламенту я не могу вам это предложить, но я мужчина, а вы дама, а у нас в России принято, что мужчина может сделать даме подарок». Королева София с удовольствием приняла флакончик, а Иванов потихонечку порозовел.

На этом история закончилась?

Нет, вскоре я должен был уезжать, но посыпались просьбы от королевского двора пустить их на выставку, чтобы они что-то купили. Но по закону на территории посольства торговать нельзя, и тогда я предложил: пусть в последний день приходят на полтора часа. К моему удивлению, вместо нескольких посетителей пришли человек сто!

Я понял, что попал, и тогда сделал следующее: открыл витрины, положил на стол прайс-лист, поставил на пол коробку из-под ботинок и сказал: «Господа, вот изделия, вот цены, вот коробка для чеков!»

В итоге за полтора часа я заработал больше миллиона долларов, и мало того, когда я все проверил, оказалось, что они еще больше заплатили, чем надо. А на другой день толстые испанские журналы вышли с огромными статьями под заголовками «Бизнес по-русски».

Сейчас многие отмечают, что настало «бесполое» время, когда женщины мало отличаются от мужчин внешне, почти не носят украшения. Почему?

Это зависит в первую очередь от воспитания. У меня две дочки — 14 и 10 лет. Я не читаю им назидательных лекций, а просто живу рядом, но они видят, как я поступаю, общаюсь, и в итоге смотрю — вполне приличные дети растут. При этом вокруг, честно говоря, дети и их родители, которым сейчас по сорок лет и даже меньше…  все их разговоры про обучение — это такое убожество!

Это те самые потерянные поколения. Начиная с конца 1980-х, в 1990-е и 2000-е годы появилось два поколения, которые выросли в атмосфере полного безверия. «Коммунизм» и «социализм» закончились, ничего не осталось, кроме доллара. Верить было не во что, кроме как в собственные заработки, да еще и Ельцин сказал, что то, что не запрещено, то разрешено.

Нам придется долго возрождать страну и лечить болезнь, которая, к сожалению, вследствие этих потерь очень чувствуется во всем. Масса проблем в сфере образования. В СССР оно было прекрасным — нас учили хорошему и хорошо учили. Учителя были чудесные, и я их помню, они работали по призванию. А сейчас у меня дети учатся, но стыдно говорить о том, какие их учат преподаватели, которых самих толком не научили ничему. К тому же учебники до сих пор после Сороса остались. Так что нам нужно очень многое переделывать, перестраивать и хорошо учить тех же самых будущих педагогов, чтобы и они в итоге правильному учили.

Вы застали раздельное образование?

Ну естественно! Первые три года я учился в Ленинграде, в Петершуле, мужской гимназии №203 около кинотеатра «Спартак», а напротив была женская гимназия Анненшуле. В третьем классе у девочек решили провести бал, и нас пригласили. Помню, как мы волновались, все держались по стенкам, но мы дети, еще маленькие. И вот я отважился, прошел через весь зал на ту сторону, где были девочки, и одну пригласил на вальс. С тех пор я вальс не танцую.

А что случилось?

Шучу, конечно. Я сбился, наступил ей на ногу, покраснел. У нас ничего не получилось, и она чуть не расплакалась и ушла. Я это запомнил на всю жизнь. Потом в театральном институте я вальсы танцевал на уроках танца и вообще танцевать вальс умею, но этот случай остался в памяти.

Это было прекрасное время, и к девочкам относились трепетно, понимаете? Даже школьная форма была лучшей — очень смешная, с фуражкой, все тогда были в одинаковой.

В четвертом классе нас слили в одну школу, но отношение к женщинам осталось соответствующее. Оно закладывалось с детства. Я был уже взрослым, около 30 лет, еще не было столько машин, все ходили пешком или в трамвае ездили, но никогда не видел такого, чтобы если вдруг в транспорте какой-то мужик обидит женщину, другие не встали и сразу же не надавали ему по роже. Да, мое поколение уже уходящее, оно это все знает и умеет, но, увы, сейчас мужчины чаще ведут себя иначе.

Если вернуться к ювелирной теме, украшения важны для известных мужчин, политиков? Носит ли украшения Владимир Путин?

Нет, он ничего не носит, кроме часов, и то это не украшение, а инструмент.

Может быть, потому что он спортсмен?

Нет, дело не в этом. Нормальный мужчина почти не носит украшений. Все, что он может на себя надеть, и то не каждый день — запонки, если это рубашка с обшлагами, и, как правило, вечером. Некоторые на работу ходят с запонками, но они, условно, не обязаны быть золотыми.

Далее — обручальное кольцо, если человек женат.

Так называемая печатка, извините, только дворянский атрибут, если у вас есть фамильный герб. Она носилась на мизинце, потому что именно так удобно поставить на сургуч печать, другим пальцем уже не поставишь.

Когда дворянство кончилось и началась эпоха гегемона, наши трудящиеся тоже захотели печатки, и появились подобные кольца, но носили не на мизинце, а на других пальцах. Вообще это безобразие, очень редко встретишь приличного человека с таким кольцом, но теоретически это можно назвать украшением для мужчины.

Дальше — булавка в галстуке. Вещь полезная, потому что если она прицепляет галстук к рубашке, то он не сваливается набок.

Еще браслет. Автогонщики должны были всегда иметь на себе информацию о группе крови, чтобы при аварии врач знал, что им переливать. Поэтому появились мужские браслеты с группой крови.

Часы могут быть украшением, а не только атрибутом, показывающим время.

Но все-таки почему украшения в целом — это не мужское?

Потому что мужчина — человек, который совершает или может совершить какую-то физическую работу. Он или работает руками, или что-то тяжелое носит, даже, скажем, сумку жены из магазина. Он должен быть готов, если его обидят, дать в морду, при этом украшения только мешают. Женщина, понятно, создана для того, чтобы украшать жизнь мужчины, и сама должна быть каким-то украшением, это естественно. А вот мужик украшением быть не должен. Его задача — занимать мужское место и делать свою мужскую работу. Если мужчина начинает себя украшать чем-то не очень ему свойственным, я сразу начинаю с сомнением относиться к нему как к мужику.

В ваших ювелирных изделиях часто присутствует мистически красивый синий цвет. Вы когда-то были связаны с морем, это ваши личные предпочтения и запатентован ли он как «цвет Ананова»?

Цвет для ювелира — своего рода материал, как золото, серебро, бриллианты, другие цветные камни, эмаль. Такой же, как для финансиста деньги. Художник использует то, что ему кажется наиболее удачным.

Синий — цвет французских королей и атрибут прошлых веков, когда были созданы уникальные ювелирные произведения — и за границей, и в России. Я его люблю, потому что вообще люблю XVIII и XIX века. Больше скажу, если бы я родился 300 лет назад, я был бы вполне себе доволен. Меня очень многое привлекает в той эпохе — воспитанные и обаятельные женщины, изящная одежда и украшения того времени, а если говорить именно о России, то дворянство, мужские законы, которые были незыблемыми. Поэтому то, что я делаю — это создание такого мира, который я не застал, но который мне очень нравится.

То есть вы делаете красивые вещи для ностальгирующих по ушедшей эпохе?

В первую очередь я делаю это для себя, потому что уже давно не связан необходимостью обязательно что-то продать и заработать. Я достаточно независим, и, главное, мне не очень много нужно. То, что мне надо, у меня есть. Скажем, машину я использую не один день, а годами. Станки и оборудование в мастерской чуть ли не 40 лет работают и не нуждаются в замене. Желание иметь яхты, самолеты и прочее у меня отсутствует, поэтому мне вполне всего хватает. Больше всего мне нравится, что я всю свою жизнь делал то, что любил, и за это еще и деньги платили, пусть небольшие. Например, я любил театр и работал бы там, даже если бы ничего не платили. Потом я увлекся ювелирным искусством и начал упорно и настойчиво себя учить — сначала просто быть ювелиром. А потом параллельно с мастерством появилось и мировоззрение — ориентиры и сверхзадачи формулировались так, что все постепенно приходило к свойственному мне стилю.

Я сегодня никаких заказов почти не выполняю, очень редко. Вот сейчас заканчиваю грандиозное пасхальное яйцо, которое скоро будет готово, осталось буквально чуть-чуть. Называется «Прости, Россия!». Оно сделано в виде российской часовни и открывается, как триптих. Внутри яйца мы видим роскошный интерьер церкви с иконостасом, со всяческими церковными атрибутами. Все сделано из мозаики из мельчайших полудрагоценных камней. Это уникальная вещь, но главное не это, а идея — на полу этой церкви лицом к зрителям на коленях стоит российский император Николай II. Если бы он дожил до какого-то времени после 1918 года, он однажды бы так и сделал — встал на колени и попросил прощения у России.

Это одно из таких осмысленных изделий, которые я изготовил. До этого я делал пасхальное яйцо к 400-летию дома Романовых, там тоже есть свои секреты. Вот такая работа меня устраивает и, конечно, немаловажно, что нас с вами не будет, а она останется надолго. Если, конечно, вскоре не случится атомная война.

Допустим, мужчина, возможно, очень известный, заказывает украшение для любимой женщины. Такой подарок, как сейчас модно говорить, заряжен определенной энергией. Ювелир таким образом оставляет след в истории и, следовательно, часть себя?

Я человек православный, но все-таки советского разлива, поэтому мне несвойственны оккультные мысли об энергии, скрытой в камне, и т. д. Я об этом не думаю и вообще редко делаю какие-то украшения и не очень это люблю — в них немного интересного, нет возможности для полета фантазии. Вот я в свое время брошки делал, там да, еще можно что-то придумать.

Я вам скажу откровенно, у меня всегда подспудно была мысль остаться в истории, чтобы мои изделия стали для меня эликсиром бессмертия. При помощи просто украшений это нереально. Колечки и сережки расползаются по миру, кто-то скажет: у меня кольцо или серьги от Ананова. Да, ну и что? Это все потом никто никогда не вспомнит.

А вот постоянная выставка, которая у меня есть, останется. Например, в моем фонде (Фонд поддержки ювелирного искусства Андрея Ананова. — «Москвич Mag»). Сережки и колечки я там выставлять не буду, а вот пасхальные яйца или другие технически сложные изделия — да. Это не только красота.

Это важно?

В этом-то и смысл, потому что когда вы подходите в музее к картине под названием «Черный квадрат» или чему-то похожему, то, если вы нормальный человек, а не слегка долбанутый, вы смотрите и думаете: «Дайте мне кусок бумаги и банку черной краски, и я сейчас так же вам нарисую!»

А когда вы подойдете к пасхальному яйцу «Смольный собор», уже давно сделанному, то, понятно, хоть из трусов выскочите, но никогда так не сделаете — не то что сами, а вообще никто так не может. Я и сам это уже повторить не смогу. А ведь есть масса других вещей в мире, допустим, XVII или XVIII века, на которые смотришь, и хочется снять шляпу и встать перед мастером на колени. Поэтому я стараюсь, чтобы каждый пришедший на выставку понимал, что вещи, которые я делал — вершина ювелирного искусства на данный момент. Другой вопрос, что, к сожалению, прогресс движется неумолимо вперед везде, что меня совершенно не радует. Я вам больше скажу, что если бы я был Господь Бог, я бы научно-технический прогресс остановил на изобретении парового двигателя, и прекрасно бы жили — ездили бы на поездах и на колесных пароходах плавали.

А как же машины?

Да и бог с ними! Я бы на лошади ездил.

На конке?

С большим удовольствием — и верхом, и как угодно. Люди бы здоровее были. Ну это философия, а вообще в последние годы в ювелирном искусстве появились вещи совершенно неизвестные ранее, к счастью для Фаберже, такие как 3D-принтер, лазер. Скоро мир будет наполнен до отказа ювелирными изделиями по 3D-технологии, которые будут только напоминать настоящие вещи, и то, если они сделаны хорошо, а потом доработаны руками. Но на самом деле это уже не искусство, это реквием по бриллиантам с оркестром…

Фото: из личного архива Андрея Ананова