Согласно опубликованному в марте исследованию «Региональная экономика» Банка России, в 2024 году страну ожидает беспрецедентный рост производительности труда. Ожидается, что он составит 3,2%. Такого практически взрывного роста ключевого показателя экономической эффективности не было уже много десятилетий.

На сорокалетнем отрезке (1980–2021 годы) среднегодовой рост составил у нас 0,9%. В последнее десятилетие (2013–2023 годы) — около 1%, а в 2022-м производительность труда снизилась сразу на 3,6% из-за санкций, разрыва цепочек добавленной стоимости и срыва поставок оборудования. В 2023-м экономика отыграла менее половины этого падения, несмотря на впечатляющие цифры роста выпуска продукции.

Рост производительности труда лежит в основе идеологии экономической политики правительства. Большинство производственных мощностей оказалось загружено в рамках программ бюджетного стимулирования обрабатывающей промышленности и роста оборонзаказа. Ждать, что экономика будет расти дальше за счет вовлечения в работу простаивающих советских предприятий, больше не приходится. Но главное — это острый дефицит кадров, с которым столкнулись почти все отрасли экономики. Привлекать новые рабочие руки неоткуда. Расти за счет экстенсивных источников экономика не может. А без роста страна не только не справится с обеспечением армии, но и столкнется с острым бюджетным кризисом. Остается рассчитывать на то, что в последние годы удавалось хуже всего — факторы интенсивного роста. «Ситуация на рынке труда указывает на то, что в дальнейшем увеличение устойчивых темпов роста российской экономики будет прежде всего определяться темпами роста производительности труда», — провозгласил ЦБ в программном пресс-релизе.

Производительность труда — показатель, характеризующий количество продукции, выпущенной за единицу времени. Он растет по мере технического переоснащения производства, роста квалификации и мотивированности персонала. Но в существующей системе экономической статистики измерить производительность труда сложно. Для этого обычно стоимость произведенных в экономике товаров и услуг делят на затраченное рабочее время. Проблема в том, что такой расчет опирается лишь на денежное выражение продукции, но игнорирует ее качество. Кроме того, учет затраченного рабочего времени возможен лишь в некоторых промышленных отраслях со стабильной занятостью, а трудовые затраты десятков миллионов россиян, занятых в малом бизнесе, сфере услуг и неформальной экономике, от статистики ускользают.

— Наша экономическая статистика основана на простой уловке, — говорит экономист и автор телеграм-канала «Деньги и песец» Дмитрий Прокофьев. — Если объем выпуска растет при неизменном числе работников, вы можете сказать, что у вас растет производительность труда. Это не очень убедительно. В действительности происходит не рост производительности, а рост нагрузки на труд: людей просто заставляют работать больше с прежней отдачей.

Крупные промышленные производства предпринимают чрезвычайные усилия для интенсификации производства. Без этого наращивать выпуск продукции на фоне дефицита работников у них не получится. Судя по результатам опроса руководства предприятий, проведенного ЦБ, менеджмент делает ставку на несколько факторов. Самый важный — «оптимизация производственных и бизнес-процессов»; его считают основным источником для повышения производительности 45% опрошенных. Такой оптимизации можно добиться, например, за счет сокращения административного персонала, уборщиков, секретарей, охранников и т. д. 27% рассчитывают на эффект от ввода в строй нового оборудования. Еще 11% признаются, что просто повысят нагрузку на имеющихся сотрудников, то есть увеличат число рабочих часов. И лишь 7% собираются вкладываться в повышение квалификации сотрудников.

— Сами по себе новые станки не дают роста производительности, — говорит Прокофьев. — Без необходимой квалификации работников это просто железо. Попытки наращивать эффективность производства без вложений в мотивацию, навыки и умения, только за счет оборудования предпринимались в конце советской эпохи. И не дали никаких результатов.

Дмитрий Прокофьев пересказывает советский анекдот, иллюстрирующий эти тщетные усилия. В нем колхозник, который косит траву, сталкивается с попыткой председателя колхоза повысить производительность труда с помощью технократических методов. Сначала начальник требует приделать к косе второе лезвие, чтобы вдвое увеличить площадь скошенного при каждом взмахе. Потом он заставляет работника привязать к себе сзади грабли: «Будешь косить и одновременно ворошить сено». Наконец, у него рождается идея одеть на подчиненного фонарь, чтобы работа продолжалась и ночью. «Повышение производительности» оборачивается ростом эксплуатации труда.

Росстат в январском отчете «О социально-экономическом положении» констатирует, что продолжительность рабочего дня в России достигла рекордного значения. В 2023 году средний работник отработал 1770 часов. Это на 17,3 часа больше, чем в 2022-м. Но эти данные опираются лишь на обследование крупных промышленных предприятий с фиксированной занятостью. В среднем по экономике рост может быть куда больше.

— По данным РАНХиГС, перерабатывают 32% россиян, — говорит депутат Госдумы третьего, четвертого и пятого созывов и вице-президент Конфедерации труда России Олег Шеин. — По оценкам Superjob, сверхурочно работает до 58% населения. Есть данные, что такому же проценту граждан времени не хватает даже на сон. Это потом сказывается на показателях ранней смертности и здоровья. Но главное, что история переработок связана с неофициальной занятостью. А это по меньшей мере 21 млн человек в стране. Именно они больше всего подвержены эксплуатации и работают больше допустимых по стандартам МОТ 55 часов в неделю. А ведь есть еще миллионы, кто совмещает «стандартную» и «нестандартную» занятость. Так что данные Росстата — крохотная вершина айсберга.

«Увеличение продолжительности рабочего дня — это объективная тенденция, это связано с тем, что не хватает рабочих рук, кадров. Сотрудники вынуждены перерабатывать, им за переработку платят, отчасти из-за этого и растет заработная плата. Но понятно, что это дополнительная нагрузка на работников, в итоге есть проблемы, связанные с выгоранием», — признает секретарь Федерации независимых профсоюзов России Олег Соколов. Опросы рисуют еще более тревожную картину. В том, что они перерабатывают, признались 73% респондентов в целом по РФ, в частности более 70% офисных работников и еще две трети удаленщиков. Лидером по доле перерабатывающих жителей стала Москва (79%), Петербург на втором месте (71%).

В рыночной экономике главным механизмом увеличения нагрузки на труд становится удар по потреблению. Чтобы вынудить работников трудиться дольше, нужно, чтобы стоимость их рабочего времени, выраженная в доступных товарах и услугах, непрерывно снижалась. И это действительно происходит, несмотря на статистику роста зарплат. «В 2014 году доля заработной платы к ВВП составляла порядка 50%, — напоминает Олег Шеин. — На текущий момент она снизилась до 39%. Это 18–20 трлн рублей. Это налог на потребление. В последние годы он смягчался за счет быстрого роста кредиторской задолженности. Она у нас за десятилетие выросла с 33% от фонда заработной платы до 66%. Это больше, чем в США. А, например, в моей родной Астраханской области 23% населения, считая детей и стариков, невыездные из-за долгов».

В 1930-е СССР наращивал выпуск промышленности за счет миллионов крестьян. Это также обернулось катастрофическим провалом потребления: страна балансировала на грани голода. Сегодня резервуаром ресурсов становится уже не деревня, в которой почти никого не осталось, а сфера услуг, в которой занято более двух третей трудоспособного населения. Рост зарплат, которым так гордится российское руководство, оборачивается снижением качества жизни по большинству параметров, привычных для современного общества. Снижается доступность жилья, личного автотранспорта, такси и зарубежного туризма. И этот процесс будет в ближайшие месяцы лишь набирать обороты пропорционально успехам в «повышении производительности труда».

— Если раньше человек должен был заработать 1,5 млн рублей, чтобы купить немецкий автомобиль, а теперь он должен заработать 3 млн рублей, чтобы купить китайский, — подводит итог Дмитрий Прокофьев, — это тоже «рост производительности». Работаешь больше, чтобы купить формально такой же товар, только худшего качества. После того как всех поставили, условно говоря, «к станкам», повышение производительности может означать только рост нагрузки на труд и/или «оптимизацию потребления». Как при Сталине, когда даже профсоюзы требовали увеличить продолжительность рабочего дня, чтобы «дать стране уголь и металл». Это, так сказать, «традиционные ценности»: повышение «норм выработки» ради решения «общенациональных задач».

Иллюстрация: советский плакат, 1930/ redavantgarde.com