Раньше с верой все было просто. Верили все, а государство этому способствовало. Если религия твоих предков лежит в основе всего жизненного уклада, составляя твой детский житейский космос, трудно представить, что этот космос может быть другим.

Теперь все по-другому. Государство ни на чем не настаивает, вера дело добровольное, а космос у каждого свой. Как следствие, разные религиозные космосы мирно уживаются не только на территории Москвы, но и на территории одной отдельно взятой квартиры. А дороги, которые ведут к вере, часто поражают своим разнообразием.

Просто верующая

Мы сидим за чайным столиком в доме на юге Москвы.

— У меня с каждым человеком, — говорю я, взвешивая в руке пиалу, еще теплую от порции пуэра, — ассоциируется какая-то конкретная музыка.

— А со мной? — спрашивает хозяйка квартиры Надежда, засыпая новую заварку в чайник.

— Индийские мантры, — говорю я. — Но в перепевке европейцев. «Мантра Кали Ма» в исполнении Нины Хаген, слышала такую? Про Великую Мать.

Надежда кивает. Статная, красивая, темноволосая, в длинной яркой юбке и просторной кофте, с плавными движениями — в ней много природной женственности.

За ее спиной полка с иконами. Николай Чудотворец в серебряном окладе, Богоматерь с младенцем — в золотом. Напротив нас еще один столик. Там стоит фигурка Ганеши, маленький лингам (символ Шивы) из белого камня, благовония. Над ним — картина: поверх гор выткана золотая шри-янтра, схематическое изображение космоса.

Это не просто безделушки, собранные для красоты, а предметы культа. Надежда исповедует три религии одновременно: шиваизм, православие и, как она сама говорит, древнегреческую религию. Таких людей называют поликонфессиональными, или полирелигиозными, а иногда попросту многоверцами.

— Себя я называю просто «верующая», — говорит Надежда. — Если не будет рядом православного храма, я пойду в любую культовую постройку, мне почти во всех хорошо. В детстве, когда мне было всего года два, в православный храм я просто ползла — так хотелось туда попасть. Родители сдались и крестили меня. Ну и начали водить на службы. Прекрасный настрой, атмосфера на службах митрополита Сергия и патриарха Алексия II обеспечили мое позитивное отношение к религиям в целом. Я рано начала понимать ценность поклонения Богу.

Мы с Надей познакомились на ролевых играх живого действия по «Гарри Поттеру» — оказались на одном волшебном факультете. Приятельские отношения сложились не сразу: строгая и волевая Надежда к себе подпускать не спешила. Когда я узнала, что она работает учителем математики, не удивилась. Подумала: наверняка на ее уроках железная дисциплина. Впрочем, точки соприкосновения у нас все-таки нашлись: нам обеим были интересны индийская культура и античная мифология. Но если я изучала их в вузе, то Надежда пришла к ним через игры. И прониклась настолько глубоко, что сделала обе традиции частью своей религиозной жизни.

— Игра по эпосу «Махабхарата» познакомила меня с шиваизмом. После нее мне захотелось быть в этой религии уже по-настоящему, — вспоминает она. — Мне было около 30 лет. За пять лет до этого другая ролевая игра, «Троя», познакомила меня с древнегреческими легендами. С тех пор я понемногу читаю орфические гимны для души, обращенные к разным греческим божествам.

На вопрос, кто для нее важнее, Христос, Зевс или Шива, и не хочет ли она выбрать кого-то одного из этих великих мужчин, Надежда отвечает: «Сейчас в моей жизни доминирует шиваизм. Помню, после смерти патриарха Алексия мне было очень горько и одиноко. Когда я попала к шиваитам, я снова почувствовала дух истинной веры, схватилась за него как за спасительную соломинку. Но когда я пришла к ним, я внутренне пообещала не оставлять дорогое мне с детства православие. Религия в моей жизни занимает центральное место, это стержень, вокруг него все вертится. В моем доме есть полный набор предметов культа: янтры (индуистские диаграммы с геометрическим рисунком. — “Москвич Mag”), мурти (статуэтка божества в индуизме. — “Москвич Mag”), иконы. Они помогают настроиться на духовную работу. Так удобнее читать мантры, молитвы. При этом я считаю, что вера выражается в деятельной любви к божествам, в действиях и в поступках во имя них».

Католик по будням, шиваит по праздникам

На юго-западе Москвы живет Евгений, давний знакомый Надежды. Ему чуть за 30, и на его столике тоже стоит лингам — черно-золотой, вылепленный вручную из глины. Рядом, на тумбочке, лежат сухая ветка оливы, привезенная из Палестины, и «Житие святого Августина», которое молодой человек читает перед сном. Сам про себя Женя говорит, что он «католик по будням, шиваит по праздникам». Про профессии Евгений врач, он изучает проблемы трансгендера. Эта работа требует того, что называется open mind — открытости ко всему новому и нестандартному. Всю жизнь молодого человека привлекали необычные для России культуры.

— Меня крестили в девять месяцев в православной церкви, но мама не водила меня в храм и особо никогда не говорила о Боге, — рассказывает Евгений. — В школе мне повезло учиться у очень разносторонней и умной учительницы английского. Знакомя нас с культурой Британии, она много рассказывала о католицизме. Меня захватывала его ритуальная и эстетическая составляющая. В 11-м классе нам читали целый цикл по мировым религиям, в том числе рассказывали об индуизме. Меня впечатлила широта, простота и яркость этой традиции. Но в мою повседневную практику католицизм и индуизм вошли позже, в 26–27 лет. У меня появился друг, поэт и музыкант, который стал моим духовным наставником. Он католик, но интересуется индуизмом. Мы с ним читали Евангелие, труды святого Августина, Фомы Аквинского, а позже — эпос «Махабхарата». Он переводил его с английского на русский, я ему помогал. Этот текст стал для меня особенным: он оглушающий, странный, музыкальный и…  понятный сердцу. Он о божественной аскезе. Мы читали его и переводили много часов, не отрываясь. И часы пролетали как одно мгновение.

Евгений говорит, что шиваизм и католицизм отлично дополняют друг друга: в христианстве есть строгие правила и ориентиры развития, а вот индуизм — это чистая мощь и энергия. Католические мессы в храме Святого Луи Женя посещает раз в месяц, а весной, раз в год, в кругу друзей-шиваитов отмечает Махашиваратри — священную ночь Шивы.

— Я думаю, я достаточно религиозен. Поступки других людей и события своей жизни я интерпретирую через этику и сюжеты важных для меня верований, — говорит Евгений. — Но я стараюсь не делать из религиозных практик обязаловку. Бог спонтанен, говорить с ним можно когда угодно и где угодно, главное — этого хотеть. Я считаю, можно и нужно смеяться, радоваться и, конечно, дружить с братьями по вере. Кстати, один из моих любимых анекдотов связан с папой римским. Идет Микеланджело мимо Сикстинской капеллы, навстречу ему — Его святейшество Юлий II. Микеланджело: «Ой! Здрасте!». Папа: «Потолок покрасьте!»

Евгений уверен, что дух штука прикладная. Для того чтобы ощутить его присутствие, никакие метафоры не нужны. Если он есть, это в прямом смысле делает тебя сильнее.

— Шива — разрушитель, но он рушит только то, что не нужно, препятствия и иллюзии, — говорит Женя. — Я убедился в этом на собственном опыте: однажды у меня заклинило дверь, я никак не мог ее выбить. Стоял, а потом с криком «Во имя Господа нашего Шивы!» дернул за ручку. И дверь открылась.

Два типа обрядовых форм

Может показаться, что полирелигиозность — это выбор исключительно молодых людей. Но это не так. Один из двоеверцев, с которым мне удалось поговорить — 51-летний москвич Алексей, автор иронического фэнтези и по совместительству католик и неоязычник. Сам себя он называет «человеком, верящим во множественность проявлений Бога и отдающим предпочтение двум типам обрядовых форм». Он очень немногословен, а докучать ему вопросами как-то боязно: Алексей суров, бородат и грозен.

— Крещен я был в раннем детстве, — говорит этот современный русский боярин. — К форме неоязычества пришел сам где-то в 25 лет. Мои верования абсолютно равноценны. С моей точки зрения, это как спросить, равноценны ли для вас правая и левая сторона зеркала. Вера внутри меня мало нуждается в дополнительных обрядовых танцах. Ответ на вопрос, в чем выражается моя вера, дать не могу, поскольку это будет уже прозелитизм, то есть обращение окружающих в свою религию. Предметы культов у меня есть, и они мне важны, но скорее потому, что каждый из них связан с людьми, которые мне эти предметы дарили. Вообще я считаю, что между верой и религией лежит непреодолимая пропасть. Вера дело внутреннее, а религия — комплекс обрядов и ритуалов.

Тесные рамки одной религии

Сколько в России или Москве многоверцев, сказать сложно. Этот феномен почти не изучен ни у нас, ни за границей. Однако явление это не новое. В 1994 году американский поэт и писатель Роджер Каменец опубликовал книгу «Еврей на лотосе», где рассказал о массовости так называемых Jubu, или Buju — людей, которые считают себя в равной степени иудеями и буддистами. По словам автора, «христиан и иудеев, заявляющих о своей причастности к буддизму, можно считать распространенной комбинацией полирелигиозности в Западной Европе и США». Ему вторит бостонский профессор Кэтрин Корнилл. Она и вовсе считает, что поликонфессиональность становится одной главных черт религиозной культуры современного мира.

Религиоведы признают, что это явление существовало в самые разные эпохи. Войны, колонизация, торговые отношения приводили к контактам и смешению народов и культур, а значит, и к смешению религий.

— К элементам двоеверия можно отнести празднование христианами Ивана Купалы, Масленицы, Самайна (кельтский Новый год. — «Москвич Mag»), веру в домовых, духов, кобольдов и других представителей язычества, — говорит религиовед Кирилл Праведов. — Троеверие исторически встречается у потомков разных народов. У нас чаще всего сочетаются православие и рудименты язычества. В странах с другими религиозными традициями тоже такое есть. Например, в Турции встречается традиция иудео-мусульманства — секта денме, возникшая в 1683 году в городе Салоники. Денме соблюдали правила Корана, но при этом считали себя иудеями. В Средние века в Испании наблюдался феномен маранов (крещеных иудеев) и морисков (крещеных мусульман). Жители Китая и сегодня могут одновременно исповедовать буддизм, конфуцианство и даосизм. В Японии сочетаются буддизм и синтоизм.

В России историческое двоеверие возникло сразу после крещения Руси — не все язычники смогли быстро адаптировать православие. У коренных народов тундры шаманизм и язычество соседствуют с христианством до сих пор. Например, коренные народы Ямала и в наши дни называют Николая Чудотворца русским Богом, строят традиционные алтари и приносят ему в дар пушнину так же, как до этого — духам.

Полирелигиозность москвичей никаким историческим наследием не объясняется. Очевидно, что это часть новой технологической реальности, где вместе с границами стирается и святость традиции. Но почему это выражается именно в многоверии? На этот вопрос религиоведы отвечают туманно.

— Жители крупных городов обычно менее консервативны, чем жители городов мелких, — говорит Артем Тюрин, религиовед, эксперт «Яндекс.Кью». — Им тесно в любых рамках, ведь мир вокруг большой и интересный, и в нем есть культура и религия, которая более привлекательна, чем своя изначальная. Исповедующий несколько религий человек обычно берет из них не все. Он составляет свое мировоззрение из тех элементов, которые ему психологически комфортны.

— Это явление связано с поиском своего духовного пути, — говорит Кирилл Праведов. — В нашем веке европейцы стали знакомиться с восточными религиозными традициями. К нам еще в 1990-е годы пришел нью-эйдж как попытка переосмысления картины мира. Теперь мы видим его плоды.

Впрочем, если у вас широкий кругозор и высокий IQ, это вовсе не значит, что вы будете верить в кого ни попадя.

— Я не думаю, что Анатолий Вассерман, к примеру, стремится к полирелигиозности, хотя у него высокий кругозор и интеллект, — замечает Артем Тюрин.

Да не будет у тебя иных богов!

С тем, что религия дело внутреннее и строго индивидуальное, спорить трудно. Но и свести все к универсальному принципу «кому нравится помидор, а кому свиной хрящик» тоже не получается. Все-таки любая религия стремится к самоограничению.

Все мои собеседники так или иначе исповедуют христианство. Но первая заповедь веры в Иисуса Христа звучит вполне категорично: «Я Господь, Бог твой, да не будет у тебя иных богов».

— Бог один и един, — говорит неоязычник-католик Алексей. — Но в том же христианстве указывается на его тройственную природу. У Бога много проявлений. Про свою веру с другими людьми я говорю редко, моя семья по большей части атеистична. Друзья в основном используют меня как говорящий справочник по католицизму.

Лазейку в классическом богословии находит и католик-индуист Евгений.

— Бог един, — говорит он. — Пожалуй, он ревнив, но ему все равно, как его именуют. Индуизм не оспаривает, а дополняет католицизм. Для меня многоликость индийского пантеона сливается в то же самое единство, что и в Книге Бытия.

Как выясняется, моральное право на многоверие дает его адептам именно тезис о единстве и универсальности Божества.

— Я с детства чувствовала единство Бога, — говорит православная шиваитка Надежда. — Когда внутренний взгляд направлен к нему, а не к святым, пророкам, внешним атрибутам, форме свечей или коврикам, то  единство религий становится все очевиднее.

Однако религиоведы думают иначе.

— Я полагаю, что христианину входить в тесный контакт с другими религиями по меньшей мере опасно, — говорит Артем Тюрин. —  Вероучение любой давно существующей религии не сулит ничего хорошего всем, кто исповедует что-либо иное.

Честно сказать, я была уверена, что с той же категоричностью выступят и христианские священники. Вряд ли, рассуждала я, идея равноправия между Христом и Шивой порадует святых отцов. Но я ошиблась.

— Церковь Христова учит с уважением относиться к чужой религии, какой бы необычной она ни была, — говорит отец Штефан Липке, московский священник ордена иезуитов. — Само христианство исторически включает в себя много заимствований из язычества. Например, мы не знаем точно, когда родился Христос, но празднуем Рождество 25 декабря, потому что у римских солдат в этот день был праздник Непобедимого Солнца. Если говорить о современных многоверцах, каждый случай нужно рассматривать отдельно.

Оказывается, Святой престол не имеет ничего против того, чтобы католик использовал опыт буддизма.

— Во-первых, — объясняет отец Штефан, — до сих пор идут споры, точно ли буддизм религия, а не философия. Во-вторых, если христианин использует отдельные мантры и способы медитации, чтобы настроиться на молитву, стать добрее и спокойнее — это очень хорошо. Все, что помогает христианину постигать Единого Бога и совершенствоваться — это отлично. Несколько лет назад многие христиане были враждебны к йоге. Но в официальных документах Католической церкви я нигде не нашел запрета на то, чтобы ей заниматься.

С индуизмом с точки зрения Ватикана все не так просто. Католицизм приветствует индуиста, который начинает верить в Христа, пусть даже лишь как в аватар одного из своих богов. С точки зрения католиков, такой индуист становится ближе к истинному Богу. Не мешает им и индуистская идея посмертных перерождений. Да, она далека от христианской веры в жизнь вечную, но если индуист понимает ответственность за свои поступки перед высшими силами, это прекрасно.

Куда хуже, если духовный поиск идет во встречном направлении.

— Если христианин начинает обращаться к индийским богам — для него это шаг назад, — говорит отец Штефан. — От полноты истины он зачем-то отходит к ее крупицам. Мы не рекомендуем нашим прихожанам такой путь.

Католицизм вообще оказался довольно гостеприимной конфессией. Свои рассуждения католики строят исходя из единства ценностей, а не культовых формальностей.

— Приведу в заключение пример из XVIII века, — говорит отец Штефан. — В Китае новообращенные христиане не могли забыть народный культ предков. В Католической церкви разгорелся спор, запретить им эти обряды или нет. Решили запретить как чуждые христианству. Но в XX веке папа римский Пий XII разрешил этот культ. Он аргументировал это тем, что уважение к предкам, к умершим, поддержание памяти о них — это очень по-христиански. Так что брать какие-то элементы из других верований и использовать их себе на благо нормально. А вот обращаться к богам других культур мы не советуем. Хотя, повторюсь, выгонять из церкви и осуждать мы никого не будем.

Понятно, что православие смотрит на акты многоверия куда более критично. Но именно эта категоричность и позволила ортодоксальной церкви пережить многие исторические невзгоды. Что же касается моих собеседников, то за московских многоверцев можно только порадоваться. Их религиозная широта позволяет как минимум удвоить число годовых праздников.