Историк и антрополог Дмитрий Громов, занимающийся изучением культуры протестных масс, рассказал «Москвич Mag» о традиции отечественных митингов и о том, почему проправительственный активизм способен существовать исключительно регламентированным сверху.

Откуда берет начало история протестного движения в новой России?

Еще в советское время мы все ходили на демонстрации, но это делалось организованно. Индивидуальные действия вне официальных мероприятий были крайне нежелательны, не приветствовались. Например, мне кажется, именно поэтому в советское время при всем интересе к массовым акциям были мало развиты речевки. То есть иногда организованно скандировались слоганы вроде «Ленин — партия — комсомол»; во время демонстраций колонны выкрикивали выданные им лозунги, но в целом самостоятельного скандирования не предполагалось. Думаю, из-за того, что интуитивно избегали возможной стихийной самоорганизации, когда толпа с помощью скандирования может что-то высказать самостоятельно.

Началось все в годы перестройки, с развитием демократизации и гласности. Первая волна активизма — массовые митинги и шествия.

Например, 4 февраля 1990 года на Манежную площадь вышли, как считается, 300 тыс. человек. В те времена уличные мероприятия толком не регламентировались. Эдуард Лимонов, с восторгом вспоминая те времена, говорил, что, имея такие толпы под самыми стенами Кремля, «можно было бы сделать все что угодно». По центральным улицам и площадям Москвы шествиями ходили огромные массы людей. Например, во время конституционного кризиса 3 октября 1993 года толпа, собравшись на Октябрьской площади, смела заслоны ОМОНа и после разблокировала Дом Советов. Но эта волна активизма закончилась где-то в середине 1990-х. Во второй половине десятилетия началось затишье — больших акций не было. Но, например, по центральным улицам ежегодно проходили демонстрации 1 мая и 7 ноября: все было спокойно, без конфликтов. Власть относилась к происходящему равнодушно. Например, 9 мая 2003 года вслед коммунистическим колоннам по Тверской улице шли примерно 30 омоновцев — в сравнении с нынешними временами присутствие силовиков на акциях было минимальным.

С 1995 года началась новая волна активизма; это был активизм небольших молодежных групп. Одной из знаковых акций стал захват крейсера «Аврора» активистами Национал-большевистской партии*. В те времена под захватом какого-либо объекта подразумевалось следующее: активисты проникали на территорию, баррикадировались, вывешивали свои флаги и транспаранты и скандировали лозунги. Захват имел символический характер: через некоторое время активисты покидали территорию или же их брали штурмом силовики. Наиболее нашумевший по тем временам случай — захват 14 декабря 2004 года Администрации президента РФ, после которого на скамье подсудимых оказались 40 активистов.

Молодежь самоорганизовывалась на разных идеологических платформах: были коммунистические, анархистские, ультраправые группы; постепенно возникали проправительственные движения. Вторая половина 1990-х годов — постепенное развитие акционизма. Во многом акции являлись театрализованными действиями. Группы были маленькие и могли себе позволить ходить строем, организованно читать речевки, устраивать перформансы и хэппенинги, делать акции прямого действия.

В начале нулевых годов оформились проправительственные движения, которые поддерживали действующую власть (на тот момент президентом уже был Путин), они также начали проводить уличные акции.

Кто выходил на шествие, из кого состояли протестные группы?

Молодежные группы активно действовали в течение всех нулевых годов, в них входили преимущественно студенты, но были и молодые рабочие; многие участники оппозиционных акций в столице были приезжими — так на московские улицы выплескивалось социальное раздражение, накопившееся в регионах. Люди среднего и старшего возраста в те времена были менее активны. Старший возраст выступал на традиционных мероприятиях «советского» типа — шествиях на 7 ноября и 9 мая; они проходили бесконфликтно и не создавали информационного резонанса.

Очередной прорыв и переход на новый уровень произошел в конце 2011 года в связи с парламентскими выборами. Вдруг оппозиционно настроенные люди почувствовали вкус к тому, чтобы выходить на улицы. И прошла волна акций зимы 2011−2012 года, связанных с выборами — то, что осталось в истории как «Движение за честные выборы». По моим подсчетам, реальное количество людей на акциях доходило до 70 тыс. Оппозиционные мероприятия стали многолюдными, они собирали людей разного возраста, не только молодежь.

Через какое-то время подобный интерес к ационизму появился у пропутински настроенных граждан — они тоже стали выходить на акции. Но там была своя специфика. Началось с того, что их выводили на мероприятия организованно, хотя многие и поддерживали повестку акций. Затем провластные активисты начали объединяться через организации. Многие стали выходить на мероприятия в составе общественных движений, спортивных клубов.

На протяжении всех нулевых усиливалась регламентация уличных акций: власть постепенно, пошагово принимала законы, которые усложняли проведение мероприятий.

В этом контексте важным событием был первый Майдан на Украине. В конце 2004-го — начале 2005 года в Киеве произошли массовые выступления, благодаря которым состоялась смена политической власти. Это явно встревожило российские элиты: они увидели, что массовый активизм — это сила, которая может достигнуть серьезных результатов.

Как следствие, во второй половине нулевых годов активно создавались пропутинские молодежные организации, которые, как предполагалось, в нужный момент могли бы выйти на улицы и дать отпор «цветным революциям». Самая известная из таких организаций — движение «Наши», созданное в 2005-м. Потом мода на «молодежки» прошла: стало понятно, что для противодействия массовому оппозиционному активизму они неэффективны.

Сохранялась ли уличная активность последние десять лет?

После зимы 2011−2012 года массовые оппозиционные акции происходили регулярно, количество участников доходило до 40 тыс. человек (шествие после убийства Бориса Немцова). Самая известная серия акций последнего десятилетия организована Алексеем Навальным. Он смог привлечь новое поколение молодежи.

Последняя волна акций — лето 2019 года, после этого началась изоляция в связи с ковидом, что стало поводом для пресечения любой активности.

Три с лишним года заметных акций нет — обстановка сложилась так, что с акциями на настоящий момент закончено. Если они происходят, то при мощных репрессиях полиции — всех пытающихся провести, например, пикетирование забирают на раз. При этом остался пропутинский активизм — так, проводятся акции, связанные с присоединением Крыма.

Как понять, реально ли люди верят в идеи, за которые выходят? Например, про проправительственные акции говорят, что это принудиловка, а Навального обвиняли в том, что он навязал моду на протест молодежи.

На протяжении довольно многих лет на пропутинские акции выходят добровольцы: да, по предприятиям рассылается разнарядка, но там довольно много людей, которым такие мероприятия реально нравятся. Чтобы силой кого-то заставляли — сейчас это редкость. Выходят те, кто поддерживает официальную политическую линию, и те, для кого акция — торжественное событие и приключение. Мне в советское время тоже нравилось ходить на демонстрации: это было обязаловкой, но в то же время и прогулкой, событием, общением, если идешь со своими. Так же и сейчас довольно много людей выходит на пропутинские акции: денег за это не платят, но обычно дают один отгул. Люди идут с охотой.

Оппозиционный активизм отличается от пропутинского тем, что туда люди идут индивидуально или маленькими компаниями. Пропутинский активизм же построен на привлечении административного ресурса. Как правило, на акции здесь приходят через организации, которые включены в административные отношения с властью. Например, есть спортивная секция, у которой друзья и покровители в верхах — им звонят, просят поддержать, они формируют группу желающих, выходят с флагом, получают от организаторов транспарант. Люди, приходящие на такие мероприятия отдельно, крайне редки. Показательный случай я наблюдал на одном из митингов в поддержку присоединения Крыма. Через СМИ объявили о начале митинга в определенное время, но реально организованные колонны привели, несмотря на холод, на час раньше. И перед заявленным началом митинга можно было видеть, что с него уходят многие, но на него не идет практически никто. То есть призыв через СМИ был сделан чисто для проформы, реальное посещение обеспечивалось другим путем.

Если мы посмотрим на историю политического активизма и в России, и за границей — всегда была активной в первую очередь молодежь. Уличный активизм XIX века в России начался со студенческих акций: они еще не были политическими, скорее профсоюзными и связанными со студенческим самоуправлением. Первыми революционными шествиями по тогдашней столице были шествия студентов. Если мы посмотрим на западную традицию активизма, то там в свое время сформировалась концепция, что именно молодежь и является революционным классом. Например, молодежным политическим активизмом была наполнена вторая половина 1960-х годов: в это время произошли и «студенческая революция» в Париже, и антивоенное движение в США. Мне не кажется странным, что молодежь вышла на акции Навального, скорее странно, что она не выходила на мероприятия такого рода раньше.

Почему Сурков не смог поладить с молодежью и сделать «Наших» сильным движением?

Сурков прекрасно смог. «Наши» были очень дельным движением. Когда я изучал их в 2007 году, они мне очень понравились по-человечески — нормальные, хорошие ребята. Действительно, все было организовано по уму, но их, использовав, потом распустили по домам. Проблемы таких движений в том, что они нужны, пока нужны. На следующий год были выборы — по окончании выборов от «Наших» как проекта отказались, оставив только несколько самых активных организаций на местах. Проект был интересным, но оказался востребованным только для противостояния возможному «майдану». Через четыре года их снова начали активизировать, но это уже были не те «Наши». Когда готовились выборы 2008 года, предполагалось, что движение «Наши» может выставить против возможного «майдана» 2000 участников — в какой-то момент, как ожидалось, они выйдут на улицы и защитят Путина; в дни выборов эти 2000 молодых людей были собраны в Москве и ждали своего часа. А в 2012 году на улицы выходили уже 70 тыс. оппозиционно настроенных человек — силы «Наших» в сравнении с ними были ничтожны. Власти стало понятно, что надо противодействовать ожидавшимся «цветным революциям» другими способами.

В «Наших» входила большей частью молодежь из регионов. Они были искренними и заинтересованными, для них создали систему стимулирования и социализации — например, организовали образовательные программы, парней поддерживали во время службы в армии. Но потом они оказались не нужны. Навальный шел по другому пути. Я думаю, он смог найти путь к умам молодежи чисто благодаря своим личностным особенностям.

Если «Наши» были так хороши, то почему ребята, верившие в сформулированные Сурковым постулаты, не самоорганизовались после роспуска в альтернативное патриотическое движение?

Это было движение совершенно другого типа, не предполагающее автономной активности. Ни с точки зрения потребляемых ресурсов (административной поддержки, финансовых расходов и прочего), ни с точки зрения политической. Ведь если бы предполагаемые «пост-Наши» стали действовать автономно, они бы превратились в оппозиционную организацию. Если бы такое движение существовало руководствуясь не лоялистскими идеологическими установками, а личным выбором участников, оно бы рано или поздно вступило в противоречие с официальной политической доктриной.

В целом, что касается оппозиционного активизма, он уже давно попал в такую ловушку, из которой выбраться нельзя. Новая политика власти — в стигматизации оппозиционного движения как такового. Стоит лишь произойти каким-то протестным выступлениям, власть сразу заявляет, что они «раскачивают лодку», «готовят цветную революцию» и действуют под руководством Запада. Это ведет к пошаговому принятию репрессивных законов, ограничивающих проведение акций. Чем больше оппозиционного активизма, какие бы благие цели он перед собой ни ставил, тем больше сужается правовое пространство для свободных политических высказываний.

__________________________

* Признана экстремистской и запрещена в РФ, ликвидирована решением суда.