На днях стало известно, что начиная с мая популяризатор науки, биоинформатик и создатель «Диссернета», лишившего научных степеней около полутора тысяч человек, Михаил Гельфанд больше не работает в Институте проблем передачи информации (ИППИ) им. А. А. Харкевича РАН. «Москвич Mag» поговорил с Гельфандом об этом скандале, в ходе которого, оказывается, громко были уволены больше десяти человек, и выяснил, как в ИППИ зародилось гражданское общество (точнее, гражданский научный коллектив), несогласное с новыми управленцами.

В 2023 году ученый совет ИППИ РАН опубликовал обращение к главе Минобрнауки Фалькову с протестом против отстранения от работы возглавляющего ИППИ Андрея Соболевского и требованием провести выборы нового директора. Как вы относились к Соболевскому?

К Андрею Николаевичу Соболевскому я относился хорошо. В нескольких случаях он реально помог нашей лаборатории в организационных и финансовых делах: например, когда у нас несколько лет назад случился провал между грантами (один закончился, а другой еще не начался), институт из своих денег поддержал текущую работу. При нем была оборудована экспериментальная лаборатория — не бог весть какая, но нужные приборы были куплены. Если говорить на уровне всего института, с нуля появилась лаборатория геномики растений. И это в значительной степени произошло благодаря тогдашней дирекции: в конце декабря 2018 года был объявлен конкурс на гранты для открытия новых лабораторий среди институтов РАН, и у ИППИ было меньше месяца на то, чтобы это организовать с нуля. Институт перетащил к себе Национальный корпус русского языка — колоссальную базу данных, которая по историческим причинам оказалась у Яндекса и загибалась там за ненадобностью. При Соболевском институт выиграл большой, стомиллионный, грант на развитие, благодаря которому этот корпус перешел к нам и была открыта поддерживающая его лаборатория. Теперь ИППИ является главным по русскому языку в стране по большому счету. Разумеется, что-то было не идеально — было к чему придираться, но глобально институт очень хорошо работал.

Если Соболевский был хорошим управленцем, зачем его надо было менять?

Это давняя история, она тянется на несколько лет назад. Между Соболевским и предыдущим директором ИППИ РАН Александром Петровичем Кулешовым был конфликт. Причем в самом начале, когда Кулешов уходил в Сколтех, он предложил именно Соболевского как своего преемника — и все с этим согласились. Но потом между ними пробежала какая-то кошка. И, насколько я понимаю, замена Соболевского на Федорова в значительной степени его инициатива.

Как нового директора принял коллектив?

Некоторое противостояние Федорова и значительной части коллектива было с самого начала. Соболевский всех устраивал — большинство, включая меня, считали его хорошим директором, а замену — бессмысленной. Кроме того, за Федоровым тянется некоторая репутация. В Сколтехе он был директором большого центра анализа данных, потом центр реформировали, разделив на несколько центров поменьше, и в процессе оказалось, что для Федорова места не осталось. Из Сколтеха он ушел, был ректором в «Сириусе», год проработал и тоже ушел. Причем люди, которые с «Сириусом» контактировали или там работали, рассказывают, что народ при нем был сильно недоволен. То есть за ним тянется шлейф не очень удачного управленца.

Я знал его еще по Сколтеху, поскольку он был председателем образовательного комитета, а я был его членом, поэтому оказывался на этих заседаниях, и всякий раз это был какой-то кошмар. Повестка дня никогда не соблюдалась — сплошной монолог председателя; ничего разумного не происходило. Поэтому я понимал, что в ИППИ будет плохо.

Впрочем, это наша традиция. Предыдущие два директора — Кулешов, а перед ним Николай Александрович Кузнецов — тоже приходили не в идеальную ситуацию. Но в конечном счете обоим удалось сделать так, что институт их принял. Скажем, когда-то, когда Кулешов сменял Кузнецова, была драматическая история: ИППИ грозило присоединение к другому институту, мы с Кулешовым были соперниками на выборах директора — я как бы от старой команды, а он представлял новую. Но, выиграв, он меня из заместителей директора не убрал, а со временем отношения наладились и, я надеюсь, не испортились даже сейчас; во всяком случае, в Сколтехе со мной ничего плохого не происходит.

Почему при новом директоре начались чистки? Рассказывая о своем увольнении, вы упомянули, что больше десяти сотрудников выдворили из ИППИ?

Чистки начались не при Федорове, а чуть позже. Он сразу привел заместителя директора по общим вопросам — Чикирева, наделил его правом финансовой и кадровой подписи. И этот кадр, конечно, очень смешной. Его основное место работы — в Государственной думе во фракции КПРФ, он там референт или юрисконсульт, что-то такое, а в ИППИ работает по совместительству. К науке он никакого отношения никогда не имел, даже как администратор. Кроме того, народ немедленно нашел, что он несколько лет назад подрался с какой-то женщиной в автомобильной пробке. Вот такой человек у нас теперь заместитель директора в академическом институте. И именно при нем начались резкие действия. Кажется, что сам Федоров никаких бумаг про увольнения не подписывает.

А потом из Сколтеха пришел заместитель директора по науке Костюкевич. И он попытался, как сам считает, навести порядок с биологами и математиками — у него было ощущение, что биологи и математики сидят по домам, ничего не делают и только получают зарплаты — он неоднократно транслировал это. И решил, что нужен порядок — чтобы люди ходили на работу, выполняли указы дирекции, а не делали, что хотят. Не статьи писали, а на благо страны работали! И это при том, что он не понимает, что делают биологи и математики. Он начал всех строить, грозить проверками присутствия и т. п. Экспериментаторы ходят на работу в любом случае, потому что дома они «капать» не могут. Люди, которые занимаются компьютерной биологией, часто работают из дома и ходят на семинары или если нужно с кем-то отдельно поговорить. Если все сотрудники ИППИ придут на работу, они просто туда не поместятся. Это будет буквально как в автобусе в час пик. А люди работают — делают науку, пишут статьи, делают эксперименты. Где они это делают физически — неважно.

В нашей лаборатории в подвале, например, идет ремонт. Все вещи вытащены в общую комнату. Там все равно хорошо, но если все туда придут, будет кошмар. На работу имеет смысл ходить, если там удобно работать, если там есть что-то, чего нет у тебя дома. Да и причина недовольства была не в дисциплине.

А в чем?

Например, отменили надбавки за публикации. Эффективность института министерство меряет в том числе и по публикациям — есть специальная формула. И в ИППИ при Соболевском, поскольку институт первой категории, появилось дополнительное финансирование в качестве поощрения. У нас был специальный специалист по библиометрии (она, кстати, тоже уволилась), которая в конце года собирала по базам данных списки статей, рассылала их, чтобы люди проверили, что у них все учтено. И дальше автоматом начислялось кому сколько положено — общая сумма надбавок делилась пропорционально этим баллам. Все это было поломано на хрен. У кого-то надбавки сохранили, кому-то их сняли, кому-то сделали пропорционально доле ставки. Довольно много народу, особенно студенты, были приняты на 1/10 долю ставки, потому что это давало возможность платить им деньги из грантов, ведь они были сотрудниками ИППИ, но при этом штаты не раздувались бесконечно. Теперь они все внезапно узнали, что получают в десять раз меньше. Кто-то ходил в дирекцию скандалить — им возвращали надбавку. Это превратилось в полный хаос, абсолютный произвол.

Потом все время принимаются какие-то безумные документы. Инструкция по написанию служебных бумаг на 99 страниц, при том что служебные бумаги в институте теперь двигаются с очень большими задержками, теряются и т. п. Этический кодекс, списанный даже не очень понятно откуда: там были пункты, что не надо ждать больше шести звонков, когда кому-то звонишь, и нельзя приходить на работу в коротких юбках, шортах и пляжных костюмах (и при этом ни слова собственно про проблемы научной этики). Письмо исполняющего обязанности директора сотрудника в День науки было списано с какого-то сайта в интернете, где лежат типовые поздравления. Кроме того, из института ушли практически все хорошие административные сотрудники, и все они ссылались на полную невозможность работы с новой дирекцией.

Непосредственный триггер был вот какой — собралось что-то, что называлось совещанием дирекции, непонятно из кого состоявшее и по каким принципам собранное, и там было принято решение об изменении устава института: что замдиректора института автоматически становится членом ученого совета. Но никакое совещание устав менять не может, это прерогатива ученого совета. При этом то ли отправили, то ли нет бумагу о случившемся в министерство — показания расходятся. Ученый совет про это узнал, собрался на заседание (достаточно четверти членов, чтобы созвать), формально инициатором был Дима Николаев (тот человек, которого вынудили уволиться шантажом). На ученом совете был этот самый Чикирев, который держался как партизан: на прямой вопрос, отправлена бумага в министерство или нет, он ответа не давал никогда. Когда ему в четвертый раз задали этот вопрос, он спросил: «Чего вы меня спрашиваете как гестапо?» «А вы и держитесь как коммунист в гестапо — ни на что не отвечаете», — ответил я. И ученый совет отправил запрос насчет бумаги в министерство, кстати, ответ так и не пришел.

На этом же заседании ученый совет принял решение, что в следующий раз мы заслушаем отчет директора о проделанной работе. 5 февраля на очередном заседании работа дирекции была признана неудовлетворительной. Председатель ученого совета в этот момент был на больничном, потому что у него случился инфаркт после каких-то разговоров в дирекции. Было принято решение о созыве конференции работников института. 26 февраля конференция состоялась. Административные службы и небольшая часть лабораторий это проигнорировали, но большинство лабораторий прислало представителей, и кворум был. Конференция приняла решение, что работа неудовлетворительная. Директора там не было — был Костюкевич, зам по биологии. Конференция приняла решение направить обращения в Администрацию президента и Министерство образования и науки с просьбой разобраться в этой ситуации. В результате в апреле у нас работала комиссия РАН.

ИППИ напрямую подчиняется РАН?

Формального подчинения нет — академические институты подчиняются Минобрнауки, но ИППИ находится под научным курированием двух отделений, нано- и информационных технологий и математических наук. Комиссия встречалась с дирекцией, с членами ученого совета, с сотрудниками института уже без представителей администрации. Есть предварительный результат — письмо из академии, что комиссия усматривает кризисные явления в управлении институтом. Кроме того, комиссия готовит что-то более развернутое — заключение для академии, на основе которого, видимо, будут приниматься какие-то рекомендации.

В день конференции был подан иск от института, который подписал Чикирев, о признании решения ученого совета о созыве конференции недействительным. Причем этот юрист придумал такое формальное основание для иска, что если бы суд этот иск принял и удовлетворил, то отмененным оказалось бы не только это решение, но и все решения ученого совета за полтора года — все представления к награждениям, утверждения планов, все, что ученый совет делал, автоматически оказалось бы нелегитимным. Эти ребята, желая раздавить комара, могли бы и дом сломать. Но суд не принял этот иск к рассмотрению.

Так за что именно вас уволили?

В понедельник 15 апреля в институте работала комиссия, там выступали несколько человек, в том числе и я. А в пятницу 19-го мне пришло уведомление об увольнении, причем на институтский почтовый ящик, которым я обычно не пользуюсь, там очень много спама, у меня всегда там стояла переадресация на основной почтовый ящик. В какой-то момент, до отсылки уведомления, что меня через две недели уволят, эту переадресацию отключили. Не знаю, это случайно совпало или было сделано сознательно. Но случилось это на той неделе, когда в институте была комиссия, что, по-моему, смешно. При этом на основной почтовый ящик мне приходили запросы от дирекции — что-то подписать, так что при желании они могли действительно меня уведомить.

У вас с ИППИ был контракт?

У меня был нормальный бессрочный трудовой договор по совместительству. Когда я перешел в Сколтех, то в ИППИ остался на полставки. Сначала я был в ИППИ замдиректора, но когда моим основным местом работы стал Сколтех, было понятно, что это не очень естественно выглядит: уйдя из замдиректоров, я стал главным научным сотрудником и выполнял обязанности заведующего лабораторией. Выгнали меня по статье, которая позволяет заменить совместителя на постоянного человека.

Других людей увольняли еще более жестким образом. Кому-то грозили уголовным преследованием, причем вместе с родителями; председатель ученого совета Владимир Иосифович Венец уволился после инфаркта. В этом смысле я могу считать, что легко отделался.

Вам дали отступные?

Не знаю, еще не общался с администрацией. Они по закону должны что-то выплатить, но мне интересно не это, а то, кого взяли на мое место. Не видно этого человека…

Что вы потеряли из-за увольнения: деньги, научные возможности?

Лично я потерял мало — зарплата у меня там была небольшая, естественно. Моя наука совершенно не зависит от того, где ее делать. А вот сотрудники лаборатории финансово потеряли: там, где руководители лабораторий были относительно лояльны к новому руководству, надбавки остались, а в нашей лаборатории всем были срезаны. Еще зимой, когда мы обсуждали разногласия с Костюкевичем, я ему напрямую сказал, что со мной можете пытаться разбираться — посмотрим, кто кого сборет, но доставать меня, прессуя молодых сотрудников, не надо, и мы заключили джентльменское соглашение. Он это подтвердил; видимо, солгал.

Конечно, основная проблема, которая заботит меня, не мое положение, а мои подчиненные — кого к ним пришлют начальником, дадут ли им возможность продолжать делать то, что они делали. Потому что представители дирекции все время говорят разное: то продолжайте работать над своими проектами и публиковать статьи, то переориентируйтесь на госзадание, которого никто не видел: Костюкевич еще в марте назначил себя главным — раньше за госзадание отвечал я, а он отправил его в министерство, не показав никому из заведующих лабораториями.

Что значит ваш комментарий об увольнении «запасайтесь попкорном»? Планируете вернуться или намекаете на продолжение агрессивной чистки?

Например, есть серьезные основания полагать, что мое увольнение было юридически проведено не вполне аккуратно. У меня есть время на то, чтобы это оспорить.

Хотите именно вернуться или восстановить справедливость?

Я не уверен, что эта администрация навсегда. Кулешов, который был хорошим директором ИППИ и сейчас хороший ректор Сколтеха, сильно ошибся в этой ситуации и, похоже, сам не одобряет происходящее, не одобряет того, что в ИППИ происходит. Даже если у этих ребят была крыша, какие-то люди, которые их продвигали, они настолько показали свою бессмысленность и беспомощность, что держаться за них нет смысла. Дело даже не в том, что они хотят чего-то плохого, они просто бессмысленные — они ломают, но не строят. Эта история с иском дирекции к ученому совету — понимаете, злодей не должен выглядеть смешно. С другой стороны, второе понимание поста про попкорн тоже правильно: если они останутся, они могут еще много наворотить.

Кроме идеи, что большим начальникам нельзя показывать слабые места (решение принято, хоть в лепешку разбейтесь, мы ничего не поменяем), мне кажется, есть боязнь того, что ИППИ будет примером, когда коллективу удалось свалить назначенную со стороны администрацию, и другие решат, что им тоже так можно. Кроме этих мутноватых соображений я не вижу ни одной причины, почему эту команду нужно держать на месте.

Это все-таки история о плохом менеджменте или она связана с более общей ситуацией в стране?

Думаю, первое. Костюкевич пытался превратить это дело в политическое, сказав на встрече с комиссией РАН, что правильные люди за администрацию, а кто против — те неправильные. Активной политикой среди сотрудников не занимался никто, если только я когда-то давно, да и тоже не очень активной. Соболевский или Николаев, которого вынудили уволиться шантажом, абсолютные государственники. Про других я даже не знаю, каковы их убеждения, в институте было не очень принято это обсуждать, потому что сам институт очень разнообразный. Так что я политического заказа не вижу. Новая администрация пытается завернуть дело как политическое, но, мне кажется, просто потому, что других доводов у них нет.

Прямо красивая история о воспрявшем гражданском обществе внутри отдельно взятого НИИ…

Это естественная здоровая реакция живого коллектива на творящееся безобразие, которое можно назвать большими словами — гражданское общество, но, по-моему, это просто иммунитет.

Давайте про большую гражданскую инициативу: как изменилась работа «Диссернета» за последние два года новой действительности?

Мы стали подавать меньше заявлений о лишении степени по экономике и другим мягким наукам, но это связано с техническими проблемами. А я все так же активно занимаюсь тем, что мне близко — медики, биологи, ветеринары, агрономы — то, что называется «науки о живом». После того как я ушел (точнее, меня выпилили) из президиума ВАК, у меня больше нет конфликта интересов. Я могу смело писать заявления.

Но мы видим, как большая политика вошла в образование. А вошла ли она в науку? Может, с какими-то темами на злобу дня легче защищаться?

По биологии — нет. Хотя я вижу, что люди, которых лишают степени, чаще стали пытаться использовать политические наезды на меня и коллег как довод. Но у меня нет ощущения, что диссертационные и экспертные советы к такому всерьез прислушиваются. Скорее это воспринимается как последний вопль утопающего.

Фото: Нина Зотина/РИА Новости