В России стали чаще нанимать на работу по знакомству, выяснила рекрутинговая компания Superjob, проведя в апреле-мае опрос кадровых служб организаций. Выяснилось, что практикуют это 85% компаний. Годом ранее показатель был на уровне 78%. В Севастополе, например, говорится в исследовании Superjob, на одном из госпредприятий топ-менеджерами работала семья — муж, жена и их сын, а в городской больнице главный врач взяла на работу юристом собственного сына без высшего юридического образования и сестру, которая получала значительно больше коллег, работая заведующей поликлиникой. В Superjob считают, что всему виной кадровый голод, а эксперты рынка предупреждают, что непотизм не решение проблемы, а ее усугубление. Блат повышает риск неэффективного или даже отрицательного отбора кандидатов на вакансии, что вскоре может привести к системным проблемам в бизнесе, госуправлении и в целом в экономике.

«Имитация — наше все», — выдохнули мы всем офисом и принялись заполнять time sheet. Рабочий день близился к концу. Объясняю, что такое time sheet (по-русски — табель): сотрудник обязан проводить рабочий день за компьютером с коротким перерывом на обед; все остальное время следует посвящать проекту, сидя за монитором, что-нибудь печатать, изучать или делать вид, если не вызвали на совещание к начальству; все наблюдают за всеми — желательно не ходить часто за кофе, чтобы не подумали, что ты хитришь и воруешь у компании свое рабочее время или что ты самый усталый (стакан кофе или банка энергетика на столе — нежелательная манифестация). Походы в туалет тоже не приветствуются, поэтому надо меньше пить и есть; в конце рабочего дня следует выключить компьютер, и тут начинается самое интересное — машина не выключится, если не заполнить появившийся на мониторе time sheet, в котором необходимо указать с точностью до минуты, чем ты занимался в течение всего рабочего дня.

Формулировки заранее вписаны, надо только указать время: «Работа над проектом: коммуникации с заказчиком, подготовка отчетной документации» — 10.00–12.45; «Ознакомление с материалами по проекту» — 12.45–13.00; «Обеденный перерыв» — 13.00–14.00; «Ознакомление со справочными материалами и специальной литературой» — 14.00–15.30 и т. д., и т. п. Если заполнить time sheet после работы не получается, можно сделать это на следующее утро, придя на 20 минут раньше. Заполнять табель придется в любом случае, иначе монитор останется заблокированным.

Я видел графики, которые на основе данных из наших отчетов и отметок о входе-выходе из офиса формировались в компьютерах у начальства. Они выглядели устрашающе. Особенно когда на твоей личной диаграмме сплошное подозрительно оранжевое «ознакомление со справочными материалами» и кричаще-красный «обеденный перерыв». Я много работал, уставал физически и довольно часто без энтузиазма заполнял табель, коллеги же, которые всегда мастерски имитировали бурную работу, к взаимодействию с этим документом подходили творчески, на голову превосходя меня. Они умудрялись указывать там, кажется, даже сколько раз бегали к принтеру за какими-то распечатками. Неважно, что это была пустая трата времени и бумаги; они также записывались на различные корпоративные курсы по обучению чему-нибудь совершенно бесполезному, например оригами; они обожали глупейшие тимбилдинги, идиотские корпоративы и выезды на природу на шашлыки всем офисом, которые нельзя было пропускать — это считалось прогулом. Они лебезили перед начальством, когда оно появлялось в офисе с инспекциями, а героем дня становился тот, кому начальство протягивало руку не для поцелуя, а для пожатия. Они за очень редкими исключениями все были жалкие, глупые, громкие и бесполезные, но социально активные.

В итоге я уволился, потому что с самого начала недооценил важность роли имитации бурной деятельности в формировании у начальства образа идеального сотрудника. Монстры time sheet остались, потому что они умеют доказывать свою полезность, при этом не имея, откровенно говоря, за душой ничего хоть сколь-нибудь ценного в профессиональном плане. Это о том, как бизнес сам создает идеальные условия для отрицательного отбора. И еще среди десятков глупцов и профанов обычно находится небольшая группа «пахарей», которые действительно работают, и это расходный материал. Когда они приходят в негодность, от них избавляются. Остальные — массовка, которую набирают на работу, как будто черпают кильку сачком из моря. Компания, о которой шла речь, была довольно крупная и известная.

Владельца консалтинговой фирмы, в которую я вскоре устроился менеджером среднего звена, недавно выпустили из следственного изолятора, где он провел много месяцев. Его обвиняли в мошенничестве. Компания была «семейная» — в действительности руководила всем немолодая мать босса, которую мы уважительно называли Петровной. Добрая женщина на ключевые должности расставила родственников, детей родственников, внуков подруг, чьих-то мужей, бывших жен друзей, бывших мужей подруг и т. п. Все это являло собой апофеоз классического непотизма, местничества и отрицательного кадрового отбора, потому что никто из этих людей не понимал, что делает и для чего делает, кроме самой Петровны. Но и она, как мне кажется, не понимала главного: из этого непродуктивного хаоса не могло родиться ничего путного — ни один проект не доводился до конца, продажники занимались «холодными» обзвонами, спамили, компания не зарабатывала ни копейки, и в перспективе никаких перемен к лучшему не предвиделось, даже несмотря на попытки автоматизировать бессмысленные бизнес-процессы и бесконечные разговоры о воронках продаж и конверсиях постов в соцсетях. Громогласно рассуждавшие об этом обычно ничего в предмете не понимали, но Петровна и сын любили слушать бред, чтобы потом вставлять непонятные иностранные слова в разговоры о бизнесе. Они любили лесть и подобострастие сотрудников, большинство из которых только это и умели.

Моя неплохая по тем временам зарплата не давала покоя непосредственным начальницам, обеих звали Полинами. С одной из них нам удалось найти общий язык и даже подружиться, а от другой, яркой азиатки, похожей на японскую порнозвезду, я скрывался, запираясь в своем кабинете, когда слышал ее голос в коридоре. Любимым словом этой девушки было «ки-пи-ай» (KPI, Key Performance Indicators), хотя значение и смысл понятия она до конца не понимала, бегло оперировала она только количественными категориями, складывала, вычитала, умножала и делила штуки. Тем удивительнее, что она стала старшим финансовым аналитиком в московской консалтинговой компании, полтора года назад перейдя на эту работу из магазина, торговавшего в Иркутске обувью, выпускавшейся там же под эффектно и вычурно звучавшим на итальянский манер брендом.

Справедливый вопрос, почему «порнозвезда» Полина стала финансовым аналитиком, хотя ничего в этом не смыслила? Дело в том, что, нанимая сотрудников на работу, добрая Петровна руководствовалась житейскими принципами «нравится — не нравится», «хороший мужик», «красивая девчонка — модель», «умный парень — студент», «жалко одинокую — мужа себе найдет», «разведенка с тремя детьми — пропадет», «сын нашей Матвеевны, поварихи из фабричной столовой, свинину мне продавала, ишь как вымахал, пацаненком его помню — берем» и пр. Такой подход хозяйки к кадровой политике был исключительно ошибочным и даже опасным, отбор был сугубо отрицательным, что в итоге привело Петровну и ее сына в тюрьму, к многомесячному заключению в душной камере, огромным тратам, потере всего нажитого за долгие годы, неопределенности и долгам. Мать и сын, к счастью, уже на свободе.

Познакомился недавно с очаровательной творческой девушкой-художницей, игра мысли которой показалась мне интересной, а отношения с ней до определенного момента выглядели многообещающими. Мне сначала показалось, что нас с Анастасией роднила в том числе знакомая многим представителям креативных профессий пережитая в процессе взросления метаморфоза, когда почти преступная безответственность и неорганизованность с годами перерождаются в болезненный перфекционизм. Девушка работала художником-постановщиком на каком-то там 1001-м сезоне нуднейшего российского телесериала о ментах и блатных, что, как я теперь понимаю, должно было меня насторожить. Впрочем, как и большая любовь девушки к розовому вину.

Как-то летним вечером мы гуляли по тенистому Новослободскому парку, искали свободную скамейку, чтобы в непринужденной обстановке выпить 0,35 мл виски на двоих прямо из бутылки, и у нас состоялся диалог, в котором я попытался высказать свое отношение к пунктуальности и ответственности как важнейшим составляющим профессионализма в надежде услышать в ответ одобрение: «Знаешь, я становлюсь очень тревожным, и все мои комплексы лезут наружу, когда на работе не получается сделать все по наивысшему разряду и заказчик остается недоволен». — «М-м-м». — «Я считаю, что только профессионалы достойны хороших гонораров и уважения в глазах коллег по цеху». — «М-м-м». — «Работать надо с юмором, делать все красиво и быстро, и тогда ты будешь востребован и богат». — «Ха-ха! А зачем?» После того разговора мы начали отдаляться друг от друга и вскоре совсем перестали общаться.

Недавно я узнал, что Анастасию уволили из сериала, застав ее курящей траву прямо на съемочной площадке, и она уехала на родину в Краснодар, где продолжает пить и курить. Но ведь кто-то посчитал возможным взять ее на работу на одну из ключевых позиций проекта — художника-постановщика, третьего или четвертого человека на съемках. Это был отрицательный отбор. Плохие сериалы делают только плохие фильммейкеры, как, впрочем, и все плохое остальное.

Фото: кадр из фильма «Крестный отец» (1972)