«Плевок в лицо народа»: почему французы бастуют уже четвертый месяц
Продавать хот-доги в эпицентре парижской демонстрации — бизнес рискованный, но прибыльный, словно заморская экспедиция времен Ост-Индской компании. За спрос можно не волноваться: хотя цена вдвое выше стандартной, вокруг передвижного киоска — плотная толпа из проголодавшихся революционеров.
Но и риски велики. Демонстранты то и дело вступают в столкновения с полицией, кидая в нее дымовые шашки, камни и бутылки. Потом полиция переходит в контратаки. Строй «космонавтов» врезается в толпу, опрокидывая все на своем пути. Поднимаются клубы слезоточивого газа, горят мусорки и декоративные деревца. Если маркитантская тележка с кипящими в масле сосисками попадет под горячую руку, она мгновенно превратится в подручный материал для строительства баррикады. Поэтому торговцы то и дело улепетывают от наступающих жандармов, роняя бутылки с кетчупом и горчицей, булки и салфетки. Масло шипит и брызжет, подливаясь в топку народного гнева.
В советских учебниках по истории двумя самыми распространенными клише, которые кочевали из курса в курс, были «Россия подошла к войне неподготовленной» и «Париж покрылся баррикадами». Студенты разучивали их наизусть, потому что они одинаково хорошо подходили к любой эпохе. Кажется, что в новую эпоху они тоже продолжают работать.
Пенсионная реформа
В январе 2023 года французское правительство опубликовало проект реформы, в соответствии с которым предполагается постепенно повысить возраст выхода на пенсию до 64 лет с нынешних 62. Это один из самых низких показателей среди развитых стран. В соседних Германии и Великобритании на пенсию выходят, как правило, в 66 лет, в США и Австралии — в 67. Даже в России в 2018-м пенсионный возраст для мужчин повысили до 65 лет. До 2010-го французы и вовсе завершали карьеру в 60, но президент Николя Саркози успел приподнять планку на два года. Это и тогда вызвало масштабные протесты и забастовки. Правительство устояло, но избиратели не простили ему непопулярных реформ — в 2012-м Саркози потерпел поражение на выборах.
Но это не смутило самого молодого кандидата в президенты на выборах 2017-го — Эмманюэля Макрона. Он создавал себе имидж человека, свободного от идеологических предрассудков и сосредоточенного только на рациональной прагматике. Его не беспокоило, какими будут считать его реформы — правыми или левыми, главное, что они должны быть эффективными. Сделавший себе состояние в компании Ротшильдов, но работавший министром в кабинете социалиста Франсуа Олланда, Макрон убедил французов, что сможет модернизировать Францию и придать импульс ее экономике. Для этого у него был подготовлен целый пакет реформ, включая повышение пенсионного возраста. Будущий президент описал их в книге с очень французским названием «Революция».
Но задуманного реформаторского триумфа за первые сто дней у власти у Макрона не получилось. Реформы шли трудно. Профсоюзы сопротивлялись либерализации трудового законодательства, облегчению процедуры увольнения и другим мерам. А когда Макрон отменил налог на крупнейшие состояния, который приносил казне колоссальные средства, за ним прочно укрепилось прозвище «президент богачей». Вместо технократической революции, обещанной президентом, в 2018-м почти случилась настоящая. Началось восстание «желтых жилетов».
Вызванное повышением налога на бензин движение было массовым (по данным полиции, на пике в уличных протестах одновременно участвовали до 300 тыс. человек, сами участники называли куда большие цифры), но, главное, оно было самым радикальным за долгие десятилетия. Одетые в светоотражающие автомобильные жилеты мужчины и женщины из провинции перекрывали дороги, пытались захватывать административные здания, строили баррикады и сражались с полицией прямо как на картине Делакруа. Это продолжалось два года, и правительство отменило непопулярный налог.
В конце 2019-го Макрон первый раз попытался повысить пенсионный возраст. Но это вдохнуло новую жизнь в протесты «желтых жилетов», которые вынудили власть отступить. Было ясно, что проведение столь непопулярной меры если и не приведет к штурму Елисейского дворца, то, во всяком случае, не позволит Макрону переизбраться на второй срок. И президент решил пересидеть протестующих.
В 2022-м Макрон получил второй президентский мандат. Ему помогла резко обострившаяся международная обстановка, а бурные социальные потрясения 2018–2020 годов многие уже успели подзабыть. В принципе, президент не лукавит: в его предвыборном манифесте вновь говорилось о пенсионной реформе. Поэтому он считает, что получил на нее народный мандат. Но вот большинство с этим не согласно.
Согласно опросам общественного мнения, лишь 10% французов полностью поддерживают повышение пенсионного возраста, в то время как две трети выступают против. Причем почти половина опрошенных в январе (46%) заявили, что лично готовы присоединиться к забастовкам и уличным протестам. Но правительство решилось бросить вызов народу.
Когда план реформы был опубликован, профсоюзы призвали к предупредительной забастовке. 19 января остановились все нефтеперерабатывающие заводы, общественный транспорт и большинство школ. На демонстрации протеста вышли более миллиона человек. 7 марта, по данным профсоюзов, в уличных шествиях участвовали уже 3 млн человек. А в середине месяца социальный кризис перерос в политический — прямо как в марксистских учебниках по истории.
17 марта правительство объявило, что законопроект не будет проходить голосование в Национальной ассамблее, а будет принят правительственным декретом согласно пункту 49.3 конституции Пятой республики. Этот пункт когда-то, в далеком 1958 году, придумал генерал де Голль. Благодаря ему во Франции полномочия президента больше, чем в любой другой развитой стране. В частности, глава государства может проводить многие законы без голосования парламента. За 64 года так происходило около ста раз. Но ни разу это не вызывало такого взрыва негодования, как в марте 2023-го.
Оппозиция в Национальной ассамблее внесла сразу два вотума недоверия правительству. Оба они не прошли, но не хватило всего девяти голосов — судьба политического режима буквально висела на волоске. А на улицы вышло рекордное число протестующих. Профсоюзы оценили его в 3,5 млн человек. Больше было только в 1968 году, когда бастовали 10 млн рабочих. Но сегодняшняя протестная мобилизация по числу участников находится на уровне великих революций прошлого — 1789, 1848 и 1871 годов. Правительство поняло серьезность положения и предложило профсоюзам переговоры. Их назначили на 5 апреля. Власти сознательно стараются максимально растягивать паузы, рассчитывая, что бастующие устанут, а предстоящие пасхальные праздники разрядят обстановку.
Переговоры провалились. Премьер-министр Элизабет Борн предложила лидерам профсоюзов просто признать реформу состоявшейся, а в обмен согласилась обсуждать мелкие уступки по другим вопросам — «о качестве жизни на работе, о завершении карьеры, о предотвращении трудностей».
«Мы обнаружили, что перед нами стоит радикальное, тупое и разрозненное правительство, которое теперь несет ответственность за беспорядки», — заявила журналистам генеральный секретарь Всеобщей конфедерации труда Софи Бене.
14 апреля ожидается вердикт Конституционного совета о легитимности проводимой президентом реформы. Не исключено, что он вынесет вопрос о повышении пенсионного возраста на референдум. Но, не дожидаясь этого решения, все профсоюзные объединения страны призвали к возобновлению протестов. 7 апреля прошла уже 11-я волна массовых протестов.
Мы здесь!
Люди толпятся на перроне метро. Но поезда приезжают уже переполненные. Нет никаких сомнений, куда отправляются эти люди: окна в вагонах заклеены постерами с портретом Макрона в королевских одеждах и лозунгами против реформы. Когда двери открываются, битком набитые вагоны взрываются гимном протестов. И толпа на перроне подхватывает: «Мы здесь! Мы здесь! / Даже если Макрон не хочет этого — мы здесь!»
Эту мелодичную песенку сложили из футбольных кричалок «желтые жилеты» пять лет назад. Теперь она прочно вошла в национальную культуру. Ее распевает полстраны: не только на демонстрациях, но и в транспорте и в кафе. Даже депутаты Национальной ассамблеи несколько раз исполняли этот гимн: «Ради чести трудящихся и ради лучшего мира, / Даже если Макрон этого не хочет — мы здесь».
Большая парижская демонстрация зрелище не хуже Венецианского карнавала. Плотный человеческий поток льется сразу по нескольким проспектам. Медленно катятся автобусы и грузовики профсоюзов и левых партий. С платформ выступают ораторы или звучит музыка. Над машинами закреплены громадные дирижабли с символикой организаций и лозунгами. Если встать на месте, толпы будут проходить мимо несколько часов: сразу становится ясно, что имели в виду классики, когда писали о народных массах.
Абсолютное большинство настроено мирно. Но местами в колоннах попадаются группы радикальной молодежи в черных свитерах и масках на лицах. Они громят витрины банков, поджигают рекламные билборды и вступают в бои с полицией. Та реагирует жестко, без сантиментов. По улицам стелется слезоточивый газ, который не дает дышать. Но у многих демонстрантов с собой противогазы, очки, вода и средства, чтобы промыть глаза. Есть волонтеры, помогающие случайно попавшим в «замес». Толпа преимущественно поддерживает молодежь. Когда жандармы наступают, тысячи голосов кричат: «Весь мир ненавидит полицию!»
— Я смотрю на своих родителей, — объясняет мне парень лет восемнадцати-двадцати, зачем он пришел на эту демонстрацию. — Они работают целыми днями. Устают. Мама стала болеть. И Макрон хочет, чтобы она работала до 64 лет. Это жестоко. Молодым во Франции трудно найти работу. А после этой реформы будет еще хуже: все места заняты. Сегодня здесь все мои друзья из университета, — он показывает на группу молодежи, стоящую поодаль.
В дни больших демонстраций школьники и студенты часто объявляют «оккупации» своих учебных заведений. Они митингуют у ворот. Учителя и даже администрация часто их в этом поддерживают.
— Молодежь во Франции легко политизируется. Это национальная традиция, — объясняет социолог Карин Клеман. — В каждом лицее есть инициативная группа, которая организует собрания, «ассамблеи», на которых обсуждается политическая ситуация. Там ребята принимают решение об участии в общем движении. Это накладывается на подростковый максимализм. Участие в радикальных акциях считается престижным, храбрым действием, вызывает уважение у сверстников. В результате молодежь радикализирует все движение.
Однако мотором мобилизации служит все-таки не молодежь. Если движение «желтых жилетов» было стихийным, то нынешние протесты организуются традиционным способом, через профсоюзы. Во Франции восемь крупных профсоюзных объединений. Как правило, они не могут договориться об общих действиях. Самая крупная федерация — CFDT — предпочитает договариваться с правительством и работодателями и с недоверием относится к забастовкам. Но в этот раз все крупные профсоюзы выступили единым фронтом, создав координационную структуру «Интерсиндикат».
— На самом деле в профсоюзах состоит не так много людей, — говорит Карин Клеман. — Не больше 11% работников. Но их единство создает очень благоприятный фон, легитимирует протесты. У людей есть ощущение, что правда на их стороне, что их много и они сильны. Кроме того, участие профсоюзов дает защиту и облегчает забастовку. Профсоюзы берут на себя организационные формальности. А в ключевых секторах они формируют кассы солидарности, в которые собирают средства для тех, кто долго бастует.
Бастовать дело накладное. Участники стачек теряют дневной заработок: в среднем день участия в забастовке обходится французам примерно в 100 евро (немного больше или меньше в зависимости от зарплаты). Но если правительство признает свое поражение, оно должно будет возместить большую часть этих потерь. А пока за два месяца 11 волн однодневных забастовок нанесли серьезный удар по миллионам семейных бюджетов. И все же волна участия пока не спадает.
— Повышение пенсионного возраста стало итогом общей политики Еврокомиссии. Решение об этом приняли на саммите ЕС еще 20 лет назад, — говорит Доминик Ферре, активист Демократической независимой рабочей партии, которая активно поддерживает протесты. — Капитал хочет увеличить время эксплуатации трудящихся. В России вы это тоже знаете по себе. В нашей стране повышение пенсионного возраста стало центральным вопросом классовой борьбы. И уже много раз трудящимся удавалось сорвать эти планы — в 1995, 2003, 2010 и 2019 годах. Поэтому у нас до сих пор возраст выхода на пенсию ниже, чем в соседних странах.
И профсоюзы, и левые партии спорят с правительственными экспертами, которые утверждают, что альтернативы реформе не существует. Аргументы бастующих заключаются в том, что хотя доля пенсионеров в населении действительно увеличивается, но одновременно растет и производительность труда. Меньшее число рабочих могут содержать большее число пенсионеров. Но сейчас этому мешает несправедливое распределение национального богатства. Нужно менять общество так, чтобы росли не прибыли компаний, а стоимость труда, говорят левые политики и профсоюзные эксперты. Ранние пенсии и высокие зарплаты подхлестнут модернизацию производства и улучшение человеческого капитала: у людей будет время на дополнительное образование, отдых и заботу о себе.
Эта программа объединила не только самых бедных, говорит Карин Клеман: «Движение “желтых жилетов” опиралось на регионы — в Париж люди приезжали протестовать из глубинки. А сейчас парижане массово вышли сами. Можно сказать, это движение вовлекло более или менее благополучный средний класс».
Несмотря на массовые протесты и отсутствие парламентского большинства за реформу, правительство демонстрирует твердость. «Толпа не будет управлять страной», — заявил президент Макрон. Для французов это стало шоком.
— Все знают, что большинство населения против. А правительство игнорирует даже парламент. Это плевок в лицо народа, — говорит Карин Клеман. — А Макрон читает людям лекцию, что все это для нашего же блага. И называет протестующих толпой. По-французски это звучит очень обидно. Словно он считает себя выше всех. И это вызвало гнев. Лозунги стали сильно меняться.
Судя по тысячам самодельных лозунгов, написанных на картонках, транспарантах, стенах и витринах, людей действительно волнует не только пенсионный возраст, но и в не меньшей степени сама демократия. «Как называется режим, который использует вооруженное насилие против населения?» — написано на самодельном картонном транспаранте в стилистике игры «Кто хочет стать миллионером?», и варианты ответа: «демократия», «фашизм», «элитаризм», «другое». Вариант «демократия» закрашен красным, словно кто-то его выбрал и ошибся.
Авторитаризм президента и правительства обыгрывают и тысячи других лозунгов и картинок. Макрона изображают в одежде казненного в 1793-м Людовика XVI или Наполеона. А некие активисты наклеили на рекламный билборд в одном из пригородов постер, изображающий министра внутренних дел Дарманена в обнимку с российским президентом Владимиром Путиным. «Группа “Вагнер” присоединится к Дарманену, чтобы разгромить революцию», гласит надпись.
Русские и французы
В нынешнем кризисе на стороне правительства оказалось лишь меньшинство французов. Зато его поддерживает большая часть русской эмиграции. Показательная история произошла в одной из крупнейших общественных организаций эмигрантов Russie-Libertés. Она была создана около 10 лет назад либеральными активистами, но значительно пополнилась за счет эмигрантов 2022 года.
Массовое движение протеста во Франции внезапно парализовало организацию. Многие российские активисты, особенно из числа новичков, принимают участие в демонстрациях протеста. Но лидеры Russie-Libertés попытались запретить даже само обсуждение французской политики на своих площадках. «Давайте не ругать французское правительство, которое вас принимает, многих кормит, да еще и жилье дает», — написала в телеграм-канале организации ее пресс-секретарь. Недовольным пригрозили, что ассоциация использует свои связи с чиновниками, чтобы проверить россиян, принимавших участие в «антиправительственных акциях», которые якобы могут «разжигаться ФСБ» для «подрыва французской демократии». Символом демократии для руководства Russie-Libertés стало именно правительство, применяющее изрядное насилие к протестующим, а не большинство французов, которые их поддерживают.
Для французов эта ситуация, когда организация, провозглашающая своей целью борьбу с авторитаризмом, запрещает участие в демонстрациях и грозит жалобами в спецслужбы, остается непонятной.
— Наш национальный миф построен вокруг революции, — объясняет Карин Клеман. — Мы любим воспринимать себя бунтарями и стараемся поддерживать планку, заданную предками. Поэтому и внутри Франции, и за ее пределами сложилось устойчивое мнение, что французы — это самая непокорная и революционная нация в Европе. Это тот самый случай «самосбывающегося пророчества»: миф, который отчасти стал правдой, потому что в него все поверили.
Что дальше
Вопрос в том, как недовольные могут повлиять на ситуацию. Какой должна быть их стратегия?
— С одной стороны, единство всех профсоюзов играет положительную роль, воодушевляя людей, — говорит Доминик Ферре. — С другой — участие умеренных профсоюзов — мы называем их желтыми — привело к тому, что восторжествовала стратегия «день действий», когда люди бастуют один раз в неделю или даже реже. Это не позволяет парализовать экономику, а государство получает передышку и просто ждет, когда движение выдохнется. Такая стратегия уже привела к поражению забастовки 2016 года. Я считаю, что лучше было бы объявить бессрочную забастовку и сразу бороться до победы.
Карин Клеман согласна, что нынешняя стратегия протестующих может привести к поражению. Но она не уверена, что большинство рядовых французов готовы к более радикальным действиям.
— Профсоюзы не могут внедрять боевой дух внизу общества просто так. Насколько долго люди могут продержаться без зарплаты? Каков действительный уровень солидарности между коллегами? Какова вера в свои силы? А эти факторы не на стороне недовольных.
Она приводит в пример «желтых жилетов», которые были настроены более радикально, но и их решимости не хватило.
— Если это движение потерпит поражение, есть только два варианта развития событий, — говорит Карин. — Либо начнется тяжелая депрессия, упадок, атомизация и деполитизация. Как в России. Либо — по-настоящему революционное развитие событий.
Фото: Teressa Suare/EPA/ТАСС, Thonas Samson/AFP/East News, Christophe Ena/Associated Press/East News