Смерть принца Филиппа, которого похоронят 17 апреля, для многих в нашей стране — глубокая личная потеря. Соцсети переполнены комментариями: «Я в шоке! Я так его любила!», «Мой идеал мужчины!», «Как жаль королеву!». Вспоминают его 50-летней давности шутки, постят его 80-летней давности фотографии.

Другие стыдят пишущих за их скорбь, укоризненно грозят пальчиком, комментируют с раздраженным высокомерием: «Неужели вы не понимаете, что в наши дни сочувствовать монархии — не модно и не мейнстрим!» Другие с легкостью необыкновенной ставят диагноз: «Перед нами пример болезненного подсознательного желания любоваться чужой красивой жизнью».

Приятно, что есть умельцы, с такой легкостью залезающие в подсознание других людей. Ну предположим. Хоть бы и так. А что в этом, собственно, плохого?

Сами мы добрые внутри, но в плане внешности и манер, мягко говоря, простенькие. Мы это знаем. И мы это в себе не любим. Поэтому нам нравятся прямые спины, аристократические манеры. Роллс-ройсы, скачки. Разноцветные шляпки с лентами и розами. Женщины, которые умеют эти шляпки носить, причем в любом возрасте, и потрясающе при этом выглядеть. Мужчины с лицами, не напоминающими долго лежавшую в подвале брюкву. Мы знаем, что нет ничего хорошего в лозунге «Война дворцам!», нет никакой особой правды в быдловатости и в простоватости. Мы за это знание заплатили дорогой ценой.

Но не только в этом дело. Осознаем мы это или нет, но печаль по принцу — это тоска по прошлому, которое у нас могло бы быть, но не получилось. Есть очень известная фотография, сделанная в начале прошлого века, на ней рядом император Николай II и король Георг V.

Они похожи как близнецы (что и неудивительно — их матери были родными сестрами). Николая скоро расстреляют, а Георг будет править Британией до 1936 года, до эпохи ар-деко, джаза и действия сериала «Дживс и Вустер».

Я много раз думала, как хорошо этот сериал ложился бы на русскую действительность, будь наш XX век немного другим. Мне часто приходится ездить по старым дворянским усадьбам, окружающим Москву. У них примерно одинаковая судьба. Баженов или Казаков создал великолепный архитектурно-парковый ансамбль, шедевр позднего классицизма, для представителей рода Лопухиных, или Трубецких, или Голенищевых-Кутузовых. После революции кто-то из представителей семейства успел бежать в Париж, кого-то поставили к стенке. В усадьбе была колония для беспризорников, потом школа НКВД, потом ее передали местному колхозу под склад, пьяные сторожа его спалили, с тех пор так и стоит заброшенная руина.

И вот я сажусь на ступени этого дворца, рядом со мной в траве обломок лапы мраморного льва, груды стекла от разбитых бутылок и выбеленный солнцем череп собаки. И я представляю себе, как открываются парадные ворота, и на своем «Роллс-Ройсе», нет, на «Руссо-Балте» приезжает молодой аристократ, завсегдатай клубов, лоботряс и бездельник. Он явился в усадьбу навестить тетушку, княгиню Марью Алексеевну. Дальше он будет ухаживать за хорошенькими кузинами, цитировать некстати «Мцыри» и «Медного всадника», влипать в истории и спасаться с помощью Савельича, верного товарища и слуги.

Конечно, никакой Октябрьской революции не случилось, потому что в 1905 году император Николай, вняв многочисленным советам, подписал бы манифест со словами: «Признали мы для за благо даровать России конституцию». Довольно скоро он сложил с себя тяготившие его монаршие обязанности, решив посвятить себя здоровью сына, и отрекся в пользу брата Михаила. Дальше было бы все как в Великобритании — с монархом, который царствует, но не управляет. У нас ведь гимны начинаются одинаково: у них «Боже, храни Королеву (или Короля)», у нас «Боже, Царя храни». Правда, один ловкач из старинного дворянского рода Михалковых все предлагал бы этот текст исправить, кое-что улучшить, осовременить. Но эта странная инициатива не встретила понимания в обществе.

Династия царствовала бы, конечно, не без скандалов. Михаил Александрович Романов, наделенный способностью влюбляться не в тех, в кого полагается, вместо порядочной немецкой принцессы нашел бы себе дважды разведенную американку, ради брака с ней даже был готов отказаться от престола. Но мы в Российской империи не холодные британцы, рабы этикета. Мы бы ему его страсть простили и отрекаться не заставили. Живите с кем хотите, Ваше императорское величество! Детей бы у них не было, на трон взошла племянница, ей бы нашли жениха, их свадьба стала бы грандиозным событием, как в первом сезоне сериала «Корона». Женихом стал бы Филипп Маунтбеттен, принц Греческий и Датский. Ну а Елизавета Виндзор нашла бы себе кого-то другого.

Мы бы любили этого принца — спортсмена, офицера, участника войны. Любили за консервативные вкусы, чувство юмора, упрямый характер. По рождению он был православный, то есть ему даже религию менять бы не пришлось. Кстати, его дядя был женат на правнучке Пушкина, и это только добавляло бы ему популярности. Так он прожил бы свои почти сто лет, и мы вместе с ним.

И сейчас бы великого князя Филиппа Андреевича хоронили в Петропавловской крепости, и весь мир бы за этим следил. Это наше прошлое, каким оно могло бы быть. Наш несостоявшийся XX век. Но принца похоронят в часовне Святого Георгия на территории Виндзорского замка. В усадьбе над моей головой шелестят березы, выросшие на балконе второго этажа, и, как зубья поломанной расчески, тянется к небу разрушенная колоннада.

Фото: gettyimages.com, public domain