Я родилась в Москве в середине 1990-х, в одно весеннее воскресенье. Мое детство было очень счастливым, тут и рассказывать-то нечего. Так получилось, что мое воспитание было доверено бабушке с дедушкой, которые отнеслись к делу со всей ответственностью и безграничной любовью, сосредоточенной на маленькой мне. Время, о котором я мало чего помню отчетливо, но время, абсолютно романтизированное в моем сознании, время, крупицы воспоминаний о котором я иногда перебираю и непременно рыдаю (вот даже и сейчас).

Помню нашу небольшую квартиру в Саратове, домик в деревне, представляющийся мне обителью чудес из-за невероятной пышности и живописности местной природы. Потом я ходила в первый класс, и все мальчики были в меня влюблены. И всего этого было достаточно для счастья.

С самого раннего детства помню себя рисующей — это, конечно, происходило под влиянием дедушки — известного саратовского соцреалиста, лучшего игрока в покемонов и моего ближайшего друга, которому я пыталась подражать.

Когда мне было десять, дедушка умер, родилась сестра, а я уже жила в Москве с мамой и отчимом, и все как-то изменилось: детство заканчивалось, начиналась «тяжелая» жизнь российского подростка нулевых под лозунгом «Эмо». Но потребность в рисовании никуда не делась, наоборот, усугубилась именно в этом возрасте. Я до сих пор чувствую, что этот подросток жив во мне и не дает повзрослеть окончательно.

Сказать, что я выбрала профессию художника, было бы ошибкой: я ничего не выбирала, просто все тропинки в моей жизни сошлись в этой точке, хотя в некоторые моменты глубокой неуверенности в себе я пыталась «соскочить», каюсь. Как-то попутно я даже умудрилась отучиться в МГИМО, безусловно, став после этого четырехлетнего политико-исторического марафона немного образованнее и взрослее и окончательно убедившись, что ничем, кроме искусства, я заниматься не буду. Что-то не дает мне свернуть с этого пути, значит, так тому и быть!

На момент окончания МГИМО и ИПСИ у меня уже были персональная выставка «Бессловесное признание», участие во многих групповых проектах, в числе которых параллельная программа биеннале «Манифеста 10», даже несколько успешных продаж и отношения, которые сбивали с толку. По прошествии времени могу сказать, что любовь проходит, а вот искусство нет.

В своей жизни я очень ценю те немногие вещи, в которых уверена. Искусство — это как раз то, что я не ставлю под сомнение, то, в чем я вижу смысл, это способ быть понятой и принятой, один из ключей как к жизни, так и к смерти, что важнее.

Я очень люблю фразу Генри Миллера из «Тропика Рака» о том, что художник должен «… стоять на возвышении и грызть собственные внутренности». Конечно, ничего художник никому не должен, но цитата очень меткая: если человек поранился, он, скорее всего, будет залечивать рану, я же, наоборот, буду расковыривать ее каждый день, до нарыва, пока шрам не останется, как вечное напоминание о боли. Это я не о физических ранах. А «… стоять на возвышении» — это не о чувстве превосходства, это об отстраненности. Иногда мне кажется, что кроме искусства у меня ничего и нет и быть не может — все остальное как бы попутно и для/из-за/ради этого. Я поймала себя на мысли, что 80% времени думаю, а как то или это можно выразить, изобразить. Наверное, меня можно сравнить с карьеристом, живущим на работе. Только искусство — это не часть жизни, как работа — это и есть сама жизнь.

Мне нравится фраза «художник должен быть голодным», но было бы крайне глупо понимать ее в прямом смысле. Художник вечно голодный до чего-то, жадный и неудовлетворенный. Когда думаешь, что чего-то достиг — все, хлоп, тебе конец!

Каждый раз, смотря на законченную работу, думаю: это последнее, что я смогу сделать и, пожалуй, лучшее. Но нет. Какой-то неведомый внутренний импульс раз за разом побуждает перепрыгнуть через себя. В моем деле очень важно абстрагироваться от критики (критиканы найдутся всегда и везде) и особенно от похвалы — она очень расхолаживает. Слушать надо только себя и быть предельно честной. А я еще поиронизировать над собой люблю!

Пожалуй, у меня нет достижений, которые вызывают чувство гордости. Но есть проекты, о которых я думаю с улыбкой на лице, и мне приятно, что они были в моей жизни. Например, выставка XVII во Vladey — мой политический манифест. Или недавний и невероятный по масштабу проект GUM-Red-Line, в рамках которого удалось показать работы современных художников огромному количеству людей.

Я следую незамысловатому принципу: не говорить «гоп!», пока не перепрыгнешь, и не посвящать никого в свои планы. Планы, конечно же, есть, и прямо руки чешутся приступить к их реализации. Есть и долгосрочный персональный проект, и совместная работа, и осваивание новых техник и форматов.

Меня успокаивает одно жизненное обстоятельство — все закончится. Рано или поздно, хорошее или плохое, но обязательно закончится. И это супер. Мне нравится об этом думать, и эта фраза не имеет негативного оттенка, как раз наоборот. Я с удовольствием живу, смотрю и изучаю, без искусства это все было бы абсолютно невыносимо, а с искусством вообще-то просто ох.енно!

Работы Тани Пёникер смотрите здесь.

Фото: София Панкевич

Стать героем рубрики «Почему вы должны меня знать» можно, отправив письмо со своей историей на ab@moskvichmag.ru.