Я родился в 1972 году в Москве, в семье советских технических инженеров. Первые восемь классов я учился в обычной районной школе, потом в девятом-десятом мне посчастливилось учиться в 548-й (Центр образования «Царицыно») под руководством Ефима Лазаревича Рачевского, которого я очень уважаю и люблю.
В детстве я никогда не думал о предпринимательстве. Дети интересуются тем, чем часто пользуются, потому, наверное, мы все в какой-то момент хотим быть врачами, учителями, полицейскими. Я в детстве много ездил, у папы был автомобиль, поэтому играл в водителя автобуса, хотел стать им, когда вырасту.
Так как последние два класса я учился в одной из лучших физмат-школ, у нас были учителя, которые не только дали знания, но и привили любовь к точным наукам. Поэтому я поступил в МИРЭА. По первому образованию я технический инженер. Быть инженером было интересно, нравилось. Но на момент окончания университета (1995 год) было достаточно сложно найти работу по профессии, поэтому я начал работать в страховом бизнесе, а затем стал предпринимателем.
Второе мое высшее образование — Высшая школа экономики, факультет экономики. После я учился в Стокгольмской школе экономики на курсе Executive MBA, а около семи лет назад прошел программу Advanced Management Program в школе INSEAD. Эта программа направлена на взрослых людей, состоявшихся в профессии, которые уже выстроили карьеру и ищут свой дальнейший путь.
Как раз около 40 (в России чуть раньше, в Европе и Америке чуть позже, так как там люди позже вступают в профессиональную жизнь, брак) многие переживают кризис среднего возраста. Это период, когда происходят некоторые переосмысления, люди задумываются, что делать дальше. Не потому, что все плохо, а ищут именно новые цели. Две трети физической и половина профессиональной жизни позади и нужно понять, что ты хочешь делать в оставшуюся половину. После 20 лет отличной корпоративной жизни я думал о том, куда двигаться дальше, к чему стремиться. Я стал искать профессиональной помощи — психологической, даже, скорее, коучинговой, которая позволила бы ответить на вопрос, куда дальше бежать.
Одиннадцать лет я работал в «Ингосстрахе», потом в компании «Русский Стандарт Страхование». «Ингосстрах» дал мне хороший опыт корпоративных продаж, «Русский Стандарт» — понимание потребностей розничного клиента. Я познакомился с многими коучами и психологами, узнал, как много их помощь может дать человеку, но также увидел многие недостатки с точки зрения клиентского сервиса. Поэтому «Понимаю» изначально возник как психологический центр, оказывающий помощь людям, у которых есть проблемы психологического (не психиатрического) характера. Но в какой-то момент мы увидели возрастающий спрос со стороны предприятий на такую помощь для сотрудников. Часто стартапы начинают зарабатывать совсем не на том продукте, который планировали на старте. Мы хотели быть исключительно психологическим центром для физических лиц, а стали платформой комплексной корпоративной поддержки. Благополучие человека зависит во многом от психологических аспектов, но не только. Мы сейчас закрываем все вопросы душевного спокойствия.
Самым сложным на моем личном пути в бизнесе было изначально уйти со спокойного места, выйти из зоны комфорта. Если же говорить о самой компании, то сложность в том, что в России нет культуры платить за хороший продукт. Это касается всей России, и это не плохо и не хорошо, просто факт, как карие глаза. И физические, и юридические лица считают зазорным платить за хороший продукт. Нам приходилось объяснять, какую ценность для клиента имеет наша платформа.
Какого возраста генеральные директора в российских компаниях? В регионах, в производственных компаниях — в основном 40+. У них советское образование и воспитание, мамы их учили, что мальчики не плачут. И такие начальники не допускают, что молодые сотрудники могут испытывать проблемы и готовы их обсуждать. В глубине души они понимают, что проблемы есть и у них самих, но не признаются в них никому — ни друзьям, ни семье, ни тем более психологу. Они привыкли переносить все на ногах. При этом если перенести такой подход на соматические проблемы, то становится очевидно, насколько абсурдно, например, сломать ногу и просто пойти дальше, не обращаясь к врачу, чтобы наложить гипс. Такие руководители не понимали, что забота о сотрудниках важна. Однако с приходом пандемии это стало очевидно для всех.
Такие сложности возникали именно на этапе запуска. Как только программа запускалась и люди начинали пользоваться, вопросы отпадали. Трение скольжения меньше трения покоя, изначально сложнее сдвинуться с места. Среди наших клиентов уровень непродления или расторжения договора менее 1%. Один раз купив, корпоративный клиент понимает ценность и не планирует отказываться.
Несмотря на то что по первому образованию я инженер-программист, я так же далек от IT как от балета. Для меня было в определенной степени сложно внедрять технологические решения в компании — платформу, приложение. Когда мы запускались, мы не знали, как это работает. Обсуждали даже возможность консультировать через Skype.
Что касается реперных точек, когда мы поняли, что все хорошо, — примерно на третьем году компания стала cash positive, то есть не требовала дополнительных инвестиций. Сейчас возвращены все вложенные средства с определенной ставкой на капитал. Если сравнить этап развития компании с возрастом человека, то сейчас нам около 20–22 лет.
Один клиент — это не статистика. А вот несколько сотен компаний, где работают несколько сотен тысяч человек, которые продлеваются из года в год, уже дают уверенность, что дело нужное. Сейчас каждый пользователь может поставить оценку за проведенную консультацию. Если она высокая, это хорошо, но помимо этого важно обращать внимание на уровень оцениваемости. У нас он около 20–30%, это много, каждый четвертый. Значит, люди неравнодушны к сервису. Например, вы прошли какое-то тестирование, и вас попросят оценить его. Если оно не понравилось, вы поставите либо плохую оценку, либо не поставите вообще, а нас высокая доля пользователей оценивает положительно. Но расслабляться нельзя ни в коем случае, надо ускоряться. Пять лет назад наших конкурентов можно было посчитать по пальцам одной руки, сейчас придется задействовать все пальцы, в том числе на ногах.
Никого не надо убеждать, что хороший доктор — это хорошо, так и здесь. Пройдет совсем немного времени, и никого не нужно будет убеждать, что хороший психотерапевт — это хорошо, а психическое здоровье так же важно, как и соматическое. Пять лет назад мы объясняли, что важно не только как ты поел и сколько присел, а сейчас люди сами обращают на это внимание. В рабочую силу вошли дети тех, кто берет их на работу. Это другие люди, с другими ценностями, паттернами, способами потребления услуг. Для них не считается зазорным говорить с психологами, и руководители поняли это, хотя и не сразу.
Мы верим в будущее России. У нашего государства огромная территория, нам нужны люди, экономическим субъектам в нашей стране нужны ценные кадры — программисты, люди, которые обрабатывают землю и сеют пшеницу, пекут хлеб, кормят шахтеров, которые добывают полезные ископаемые. Плотность населения ниже, чем в некоторых странах, но его численность высокая, поэтому потребность в услуге будет. Рынок пока маленький, но растет, и быстро. Мы продолжим специализироваться в области корпоративного благополучия, планируем органически развиваться в РФ, сопоставимо с темпами роста рынка или на опережение. Также планируем осваивать те страны, где работают наши клиенты, как ближайшее зарубежье, так и достаточно удаленные. Я считаю, существует очень большой потенциал работы с москвичами не только в сегменте корпоративных программ, но и тех, кто участвует в социальных проектах, как на корпоративном уровне, так и на уровне муниципалитетов. Мы заинтересованы в такой работе, но пока конкретных планов нет, мы открыты к диалогу. Наши специалисты достаточно квалифицированы, но организационного опыта пока недостаточно.
Также я считаю важным уделять внимание психологической поддержке образования школьников и студентов с целью поддержания учебного процесса. Студенты почти дети, мы должны купировать печальные случаи, а также обеспечивать качество учебного процесса. Из-за COVID-19 личный контакт между преподавателем и студентом сократился, на мой взгляд, учебный процесс от этого точно не стал лучше. Наша задача, чтобы при переходе из офлайн в онлайн образование не потеряло в качестве. Мы часто видим конфликты: родители—учителя, учителя—администрация, администрация—родители, а в центре всего этого ребенок. Я был представителем управляющего совета в одной гимназии, половина совета были психологи, и даже при этом никто не мог спокойно ходить мимо друг друга. В какой-то момент надо подавить эго ради того, чтобы сделать что-то хорошее. Давайте загасим конфликты, чтобы ребенок рос на благо семьи, страны и самого себя в рамках любого учебного заведения. Может быть, это громкие слова, но мы хотим помочь своими специалистами подавить диспропорции собственного эго, чтобы стало лучше и самим людям, и окружающим.
Образование сейчас национализировано, поэтому делать что-то можно только через национальные инициативы. Реализация занимает годы, если только нет движителя этого процесса. Там огромный рынок и большая нереализованная ценность. Это как горы необработанной руды рядом с шахтами. С современными технологиями обогащения и извлечения редкоземельных металлов можно получить много полезного. Тридцать лет назад таких методов не было, сейчас они появились, почему бы ими не воспользоваться. Зачем пережидать зиму в футболке, если можно надеть шубу. Психотерапия такая шуба, которая позволяет переждать морозы.
Фото: из личного архива Антона Кушнера