Анимационный фильм Леонида Шмелькова «Лола живая картошка» вошел в шорт-лист конкурса фестиваля в Анси в категории «Лучший короткометражный фильм» (победителей объявят во Франции 15 июня). «Лола живая картошка» уже получила в марте приз «Лучший короткометражный фильм» на анимационном фестивале в Суздале и шесть номинаций Национальной анимационной премии «Икар», церемония награждения которой состоится 8 апреля в Москве.

Я всегда много рисовал, и мама меня отправила заниматься в студию к знакомому художнику и скульптору Леониду Рабинсу. Атмосфера в студии была незабываемой, кстати. В ней тогда тусовался и режиссер Ваня Максимов, позднее — мой главный учитель. Мне тогда было 12 лет, а Ване — уже 35. В студии каждый четвертый четверг месяца устраивали классную вечеринку для взрослых. На ней было много особых правил: висели плакаты, как надо произносить тост, каждый раз выбирали новую мажордаму, она выбирала себе мажордомa, и они вместе вели вечеринку, была музыка на пластинках, все танцевали, а дети были предоставлены сами себе, и мы носились по огромному подвалу.

Я родился и вырос на Беговой, в желтых домиках, построенных немцами. Во дворе ходили байки, мол, когда Хрущев думал, как решить проблему с жильем, то ему показали эти четырехэтажные желтые домики как образец, но они ему не понравились, и стали строить панельные пятиэтажки.

В 1990-е годы я смотрел все мультфильмы подряд, покупал видеокассеты на рынке. Посмотрел всего Диснея и ранние короткометражки Ника Парка. Авторскую анимацию я почти не видел, но в 12 лет попал на показ фильмов Вани Максимова и заболел его смешными человечками, на меня они произвели большое впечатление. Для меня вдруг открылось, что бывает анимация, совсем не похожая на то, что я до этого видел. Когда мне был 21 год, меня поразил фильм «Трио из Бельвилля» Сильвена Шоме, хотя сейчас я не могу его смотреть, он слишком сатирический. Это был первый авторский полнометражный мультфильм, который взяли в России в прокат, он в некотором роде коммерческий, тем не менее это искусство.

После школы не смог с первого захода поступить в Полиграф, там был конкурс 4–5 человек на место. К сожалению, я безграмотен и в первый год провалил сочинение. На второй год я специально нанял преподавателя по русскому языку, который… хе-хе, был в приемной комиссии. Но даже с ним получил тройку за сочинение. (Смеется.)

На кафедре книги у нас были очень хорошие педагоги. Мне даже посчастливилось учиться у известного иллюстратора Бориса Аркадьевича Диодорова. Он, безусловно, легенда. В Полиграфе ведь, как и во многих советских вузах, за исключением некоторых предметов все было довольно вяло, а когда Диодоров пришел к нам преподавать, то сразу навел шороха. Я даже на дипломе в институте сделал маленький мультик. Правда, я его позже стер. Еще когда я учился в Полиграфе, однажды взял песню известной группы, что-то в программе Flash под музыку анимировал, а потом показал директору этой группы, а он говорит: «О, классно, клип!» И мой первый успех был, когда у группы был концерт в «Олимпийском», и мне дали на этот концерт два билетика. Я пошел и еще девчонку взял с собой, мой мультик показывали на большом экране под эту песню, это было вау! Мы были счастливы!

До того как я уничтожил ранние эксперименты, я показал Ване Максимову свои мультики. А Максимов мне говорит: «Поступай к нам в Школу-студию ШАР» (он там и сейчас преподает режиссуру анимации). В 2006 году я подал документы и поступил на режиссера. Дальше два года учился в ШАРе, больше всего из наших педагогов мне нравились Ваня Максимов и Людмила Петрушевская. Она преподавала нам драматургию и психодраму. На самом деле у Людмилы Стефановны был предмет «имени Людмилы Стефановны». У нее бешеный темперамент и энергия. Мы до сих пор иногда с ней встречаемся, ей уже 80 лет. На ее занятиях мы часто придумывали сказки либо она предлагала анимировать свои проекты, но всегда хотела, чтобы все делали очень-очень быстро, в ее ритме. У Петрушевской была знаменитая серия книг «Поросенок Петр». И я сделал за пару дней учебный мультик, а озвучивали его разные гости, которые в тот день оказались у Петрушевской дома. Но популярным мультик стал в 2008-м, когда другие ребята стырили у нас это видео и записали под него матерную песню об эмиграции «Поросенок Петр в беленькой рубашке». У них было больше показов в интернете — 1,6 млн просмотров, а у нашего «Поросенка» — меньше 300 тысяч. Мы немного им завидовали. (Смеется.) Однажды я им написал, может быть, вы титры вставите обратно, все-таки мы авторы этого мультика. Но они замяли эту тему.

Еще у нас был педагог Илья Григорьевич Рутберг, он вел пантомиму. В СССР он был очень известным мимом, переписывался с Марселем Марсо. Но, к сожалению, его мало снимали в кино, все его помнят только по комедии 1964 года «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен», где он сыграл смешного физрука. Когда у нас закончилось обучение, я к нему ездил домой до самого последнего дня, он умер пять лет назад.

Все мои анимационные фильмы можно условно разделить на два направления — абсурд и психодраму.

Иногда хочется сделать что-то простое, абсурдное, и мне это очень легко дается, я не пишу сценарий, а просто сразу из головы делаю короткий фильм. Очень быстро могу сделать. Например, для «Очень одинокого петуха» основную работу сделал примерно за месяц, а «Грушепад» — вообще за две недели.

А более классические фильмы в жанре психодрамы я делаю тяжело и долго. Не всегда даже есть силы, чтобы начать такой большой фильм. В этом жанре я снял всего две работы: «Мой личный лось» (2013) и «Лола живая картошка» (2018). Они разные по сюжету, по графике и по мотивации. «Мой личный лось» — это моя личная история, она пожестче, тогда у меня умер папа. А «Лола живая картошка» — более нежная история для моей дочки Марты, которая, кстати, озвучивала Лолу.

В каком-то смысле этот фильм создан для моей дочки на будущее, когда она вырастет и станет взрослой. Немного пафосно так говорить, но, например, если я умру, она его посмотрит, и ей будет легче жить дальше. Этот фильм про то, как мы зависаем на прошлых событиях, как они нас не отпускают. Например, человека уже несколько лет нет, но ты продолжаешь с ним общаться, что-то ему доказывать, находишься с ним в диалоге. В какой-то момент это надо завершить! (Смеется.) Взять накрасить ногти и уехать, как моей главной героине Лоле, у которой сложная психологическая ситуация. Есть умерший дедушка, с которым Лола дружит в вымышленном мире, а есть занятая мама, к которой она тоже тянется. И в этом ритуале покрытия ногтей лаком есть нечто важное девчачье, осознанная идентификация: «Я женщина, я как мама, я крашу ногти». Я думаю, не обязательно забывать прошлое, но важно, чтобы прошлое не портило настоящее. В этом фильме два слоя. Главный слой про девочку, которая живет в прошлом. А второй — про нашу страну. У нас вся страна так устроена, словно мы где-то в прошлом живем. А пора, условно, повзрослеть и жить дальше и закопать наконец нашего общего дедушку.

Моей дочке не нравится, что Лола в фильме выкинула старые игрушки. Она считает, что надо было их с собой взять. Но это все-таки фильм для взрослых. Иногда пора что-то выкинуть.

После дипломного фильма «Собачья площадка» (2009) у меня начался первый фестивальный круг. Его тогда взяли и на фестиваль в Анси, и на фестиваль в Штутгарте. Следующий мой фильм «Прыг-скок» (2012) получил много наград на детских фестивалях, о которых не пишут в газетах. У моих фильмов, кстати, всегда зрительских призов было больше, чем наград жюри. В авторской анимации в России существует очень замкнутое маленькое профессиональное сообщество, и приятно, когда твои фильмы нравятся людям за пределами этого круга.

Мои самые крупные награды были за фильм «Мой личный лось» — приз на Берлинском фестивале в 2014-м, «Белый слон», «Ника» и еще несколько призов. Но я на самом деле не большой любитель наград. То есть они полезны, так как люди по-другому не могут тебя оценить, им важно, чтобы тебя оценили эксперты и дали призы. Но я сам побывал и в жюри, и в селекционных комиссиях, знаю, какой везде хаос. Нет никакой логики, везде просто мнения разных отдельных людей, которые внезапно могут измениться. Бывает, что на одном фестивале ты не проходишь даже селекцию, а на другом сразу получаешь приз. Это сплошь и рядом происходит. Из-за этого не стоит волноваться.

Когда я победил в Берлине, то ожидал, что теперь будут решены финансовые проблемы всех следующих авторских фильмов. Обо мне, конечно, все узнали, но денег на следующий авторский фильм я не нашел. Такой парадокс. Несколько лет я подавал заявки на финансирование своего фильма в Минкульт, две заявки получили отказы, только третью одобрили. Пришлось пойти работать на сериалы. Правда, после «Лося» я сразу снял маленький фильм благодаря Михаилу Алдашину на «Союзмультфильме». Студия в 2014 году возрождала сборник «Веселая карусель» с трехминутными фильмами. Я написал заявку, стал делать фильм «Очень одинокий петух». Когда фильм получился абсурдным, то худсовет сказал, что это совсем не «Веселая карусель». В сборник «Петух» не попал, но благодаря Алдашину фильм удалось доснять. Зато он попал на многие иностранные фестивали. У «Петуха», кстати, больше фанатов за границей, чем в России. Для нас это слишком абсурдно, у нас любят классическое повествование. Была даже большая дискуссия в фейсбуке, одним нравился «Очень одинокий петух», другие же кричали, мол, автор курит траву и ест грибы, что неправда.

После «Лося» работал на сериале «Ми-ми-мишки». К счастью, продюсер Любовь Гайдукова познакомилась с французской студией Amopix, нашла часть финансирования на мой фильм «Лола живая картошка». После этого Минкульт одобрил на третий год мою заявку, и в 2018-м я сделал свой долгожданный фильм. Честно говоря, было досадно, что я сделал призовой фильм, который стал довольно популярным, но не смог сразу начать следующий.

Пока я делал сериал, то решил поучиться режиссуре в Эстонской академии художеств в мастерской Прийта Пярна. Это мегагениальный сумасшедший эстонский режиссер, которому уже 72 года, он очень известен, получил много призов в Загребе, Оттаве и по всему миру. В этом году он закончит преподавать, больше не будет набирать учеников. Обычно он набирал в свою мастерскую десять студентов со всего мира, на моем курсе я был единственным из России.

У Прийта Пярна стройная система преподавания, очень интересные задания, крайне интенсивный процесс. Постоянно работаешь, придумываешь сюжеты, делаешь по пять раскадровок в неделю. Он бывший биолог, у него все разложено по буковкам: A, B, C. И у него мозг гения. Приятно просто находиться рядом с ним и наблюдать, как у него работает мозг. Пярн всегда выбирает необычное и парадоксальное развитие фильма. Ты иногда что-то придумаешь, расскажешь, а он в ответ такое предложит, что вообще не догадаешься, откуда он это взял. Прийт хорош не только как гениальный режиссер, но и как педагог. Я у него многое почерпнул в плане креативных заданий и методик и теперь, когда сам начал преподавать режиссуру в ШАРе, использую эти знания.

Основное отличие преподавания в Эстонии от России заключается в том, что там профессора со студентами обращаются как с равными взрослыми людьми, а не как с подневольными детьми. Один художник общается с другим художником на равных. А в российской системе образования никак не изжить менторскую историю, мол, я заслуженный, а вы маленькие балбесы. Я стараюсь этого избегать и со всеми общаться на равных.

В этом году я начал делать новый фильм «Огурцы». Возможно, он также будет снят совместно с иностранной студией, но пока об этом рано говорить. Я съезжу с «Лолой» на фестиваль в Анси, а потом будет видно. «Огурцы» — абсурдная картина, но с историей. Эта история про депрессию, но в финале станет посветлее. Обычно я сначала делаю сценарную заявку, а потом по ходу съемок все переделываю. В заявке была история про успешного модного фотографа, у которого вдруг все пошло не так. У него перестают получаться нормальные фотопортреты. Вместо людей у него теперь получаются одни огурцы. Изначально там были не огурцы, но я решил, что в Минкульте такое не пройдет. Заменил все на огурцы. В итоге фотограф впадает в депрессию, ищет помощи у врачей и психологов. Но толком ничего не помогает. В его жизни все больше и больше огурцов и все меньше и меньше смысла. Но какой будет финал, я не знаю. Я финалы придумываю по ходу действия. Если я все буду знать про фильм, мне будет скучно его делать. Я часто сублимирую то психологическое состояние, в котором нахожусь. Если я напишу сценарий в одном состоянии, а потом снимать через год буду в другом, то получится плохо. Поэтому я оставляю белые пятна. И переделываю истории под свое настроение. Если у меня сейчас тоскливое настроение, а через год наступит радостный задор, то придется делать тоскливый фильм в радостном задоре. Либо наоборот, что еще хуже.

Фото: София Панкевич

Стать героем рубрики «Почему вы должны меня знать» можно, отправив письмо со своей историей на ab@moskvichmag.ru.