У меня есть друг-фрилансер. У каждого офисного работника со стажем наверняка есть такой друг. Всю жизнь он хвастается свежим загаром и фотографиями из очередного путешествия, называет меня офисным рабом — любя, конечно, это же друг.

Я обычно вяло отбивался и говорил, что зато не тащу свою работу домой. Разделяю, так сказать, пространство борьбы и пространство для жизни. Этой формулой я всегда очень гордился, хотя, что уж скрывать, втайне всегда другу завидовал.

И вот в пандемию появился шанс поработать из дома. Сначала я обрадовался — можно поспать подольше, на метро не надо ездить в час пик, ну вы сами знаете. Да и в парке, думал, буду чаще гулять, набирать необходимые тысячи шагов. Палки для скандинавской ходьбы, которые мне подарили на день рождения, наконец расчехлю. Свобода! Но ведь и это, как говорил Кафка по другому поводу, только кажется. Свобода эта до первого пожара в рабочем чате. И вот ты уже бежишь домой к станку как посаженный под домашний арест, на ноге у которого замигал браслет.

И все же плюсов у удаленки много — недаром последние опросы показали, что 70% российских офисных тружеников так полюбили дистанционную работу, что не захотели возвращаться в конторы. Так что осенью я психанул и ушел на фриланс после двадцати с лишним лет офисной жизни. То ли очередные фотографии друга, который на этот раз вернулся из ЮАР, подействовали, то ли подумал, что пора наконец заняться чем-то нужным и интересным. Покончил, в общем, с офисным рабством. Теперь вставать можно еще позже, и дедлайны вроде себе определяешь сам (ну не совсем дедлайны, скорее дневную норму выработки), а счастья все нет. Во-первых, снизилась производительность труда — то отложишь на завтра, то пожалеешь себя, то книжка интересная, то важное дело. А во-вторых, спустя три месяца я вдруг понял, что скучаю по офису.

Лет семь назад во время поездки по северу Шотландии мы с друзьями остановились в небольшом пансионе — единственном на многие километры вокруг — и за завтраком разговорились с другими постояльцами о том, каково это — жить в таких безлюдных краях. «Мой дед, проживший тут несколько лет во время войны, — сказал англичанин по имени Колин, — рассказывал, что тяжелей всего было привыкнуть к абсолютной, бесконечной тишине. Через полгода, говорил он, ты начинаешь разговаривать сам с собой, через год начинаешь разговаривать с овцами, а еще через полгода овцы начинают разговаривать с тобой». Примерно то же самое я иногда чувствую, просиживая дома часы за рабочим столом. Жизнь наша вообще все больше напоминает Северную Шотландию: сначала научно-технический прогресс расчистил окружающее пространство от вещей — ни книжек на стеллажах, ни фотоаппаратов, ни камер, ни пластинок, ни дискет на столе и на полках — все теперь в компьютере или в телефоне. А пандемия переселила туда же и окружающих нас людей: они теперь тоже — и родственники, и друзья, и коллеги — чаще бывают в зуме или вотсапе, чем рядом. В этом смысле офис — редкая по нынешним временам возможность встретить в одном месте сразу несколько знакомых людей. Не факт, что все они тебе рады, но ведь с ними можно поговорить.

Например, с дядей Саней, который в нашем офисном центре был и сантехник, и электрик, и столяр, и монтер. Дядя Саня ненавидел лето. «Лучше уж зима, — говорил он. — Зимой батареи включили, и все. А эти кондиционеры ломаются постоянно, и бегаешь, как чухон: дядя Саня то, дядя Саня се… » И еще он недолюбливал своего молодого непутевого начальника-завхоза без всякого понятия. «Ни разу до сих пор не проставился, понимаешь? — возмущенно объяснял мне про него дядя Саня. — Вообще не понимает, как это важно — выпить с людьми. Намекнули тут ему ребята, а он говорит: “Как-нибудь потом обязательно, когда повод будет”. Потом! Понимаешь? Они думают, молодые, что будут жить вечно!»

А охранник Юра? По вечерам, когда офисная публика расходилась, он надевал майку, спортивный костюм, шлепанцы и слушал шансон или разогревал себе еду в микроволновке, наполняя весь этаж запахом голубцов, потом смотрел футбол или просто спал. Меня Юра любил или, скорее, жалел. Когда поздно вечером или на выходных я выходил покурить на черную лестницу с очередной распечаткой, чтобы прочесть текст перед редактурой, он качал головой и говорил: «Не жалеешь ты себя, Сань… Брось это дело, иди домой… »

А бизнес-ланчи? Многие их презирают, а я любил. Может, еда там и посредственная, да и порции не слишком большие, зато в пивном ресторане рядом с офисом, куда мы много лет ходили обедать, был официант Рафаэль. Он всегда говорил что-нибудь приятное, например «сегодня хлеб свежий» или «биточки не советую», и спрашивал, как дела. Когда он в первый раз собирался с семьей в Египет, то советовался, куда именно лучше поехать, а купив путевку, стал жаловаться на жену: «Пятый день один чемодан собирает! Все ходит вокруг него, как будто жизнь свою туда складывает. Носки шерстяные сегодня положила. “Зачем тебе, — говорю, — в Египте шерстяные носки?” А она отвечает: “А вдруг?”».

Как-то раз, когда дядя Саня в очередной раз ругал своего непутевого начальника, я спросил, а как тому надо было поступить, чтобы завоевать любовь сослуживцев. «А очень просто! — запальчиво ответил электрик-сантехник-монтер. — Ты принеси людям бутылку, ты поговори с человеком нормально, ты обними его, каждого. Каждого! А то он подходит ко мне вчера такой, почему, говорит, опять пьяный на работе? Понимаешь? Мне!» Теперь, когда я скучаю по офису и по людям, с которыми работал, я часто вспоминаю эти его слова. Ведь хоть виртуальный помощник Алиса, чей голос теперь скрашивает мое одиночество, пока я работаю дома, может прекрасно составить рождественский плейлист или список покупок, иногда хочется просто нормально, по-человечески, поговорить. И обнять — каждого.