Создатель «Битвы экстрасенсов» Владислав Северцев в 2015 году пришел в кино, спродюсировав фильм «Пиковая дама: Черный обряд». Всего за шесть лет он сделал себе репутацию создателя русской школы хоррора, его фильмы («Невеста», «Рассвет» и др.) востребованы не только в России, но и во всем мире, от Мексики до Японии. Мы встретились с Северцевым перед выходом в прокат его нового фильма «Бывшая», чтобы обсудить, как он стал едва ли не единственным российским кинематографистом, который добился в России системного успеха в жанровом кино.

Я перед нашей встречей прочитал, что вы собирались осенью защищать кандидатскую диссертацию. Все получилось?

30 марта защита — из-за пандемии несколько раз переносили, но теперь вроде бы все должно произойти.

А как вам это пришло в голову? И какая у нее, кстати, тема?

Прежде всего, наверное, для структурирования знаний в голове. Не хочу впадать в пафос, но жанр хоррора не такой простой, каким кажется на первый взгляд. Мы это видим и по российскому прокату. Когда вышли первая «Пиковая дама» и «Невеста», мы собрали много денег в России и за рубежом, а коллеги решили вслед за нами лихо вскочить в этот поезд. В итоге вышло много фильмов, которые, на мой взгляд, лишь мимикрировали под хоррор, но на деле им не являлись. Я за жанр переживаю, он мне очень близок. Так получилось, что мой бывший однокурсник, с которым мы вместе учились в Воронеже на факультете иностранных языков, сейчас стал доктором философских наук. Он предложил попробовать написать диссертацию и стал моим научным руководителем. Где-то полтора года на все это ушло. А тема у меня такая: «Эмансипация ужаса в современной медийной культуре (философско-антропологический анализ)».

Что это означает?

Я попытался разобраться в том, как развивалось понятие ужаса в разрезе современной медийной культуры. Это же всегда был жанр пограничный, к нему часто относились как к некой категории «Б». В начале тысячелетия ситуация поменялась, к хоррорам стали относиться серьезнее. В последние годы появились новые формы — то, что называют post-horror или elevated horror: Ари Астер, Роберт Эггерс…

Джордан Пил.

Ну да, хотя у него немножко другая история. Выйди «Прочь!» в другое время, он стал бы локальным хитом. Но релиз совпал с Трампом и новым витком решения расовых вопросов в Америке. В общем, это авторы, которые стали смотреть на жанр как на какую-то философскую форму. Чем все это закончится, сказать трудно, но на этом рынке появились большие бюджеты. Кроме того, стало понятно, что хоррор довольно универсален. Успех «Невесты» за рубежом доказал, что фильмы ужасов можно экспортировать — и это фактически единственное такое жанровое направление в России.

Я думал, с чем это связано, и пришел к мысли, что блокбастеры уже не удивляют — у дорогих спецэффектов высокий уровень инфляции с эмоциональной точки зрения. Гораздо более высокий, чем у саспенса, на котором держится хоррор.

Да, так и есть. Если смотреть с исторической точки зрения, то жанр возник (если мы берем отсчет от «Носферату»), когда в Америке была Великая депрессия, да и в Европе ситуация была не очень. Хоррор держится на такой простой физиологической вещи. Вот, допустим, едешь по МКАД и видишь аварию — она всегда привлекает внимание. Потому что мозг реагирует на опасную ситуацию и пытается смоделировать, что бы я сделал, оказавшись в этом положении. Это такой эволюционный, что ли, опыт. Тебе лично ничто не угрожает, но ты получаешь возможность поставить себя на место героев и выйти из этой ситуации. Ну или не выйти. Причины те же, что заставляют людей смотреть на Discovery, как гиены едят льва.

Давайте теперь поговорим о том, как вы к этому пришли. Вы делали «Битву экстрасенсов» — суперуспешный телепроект. Кино — территория с куда большими финансовыми рисками. Почему вы решили им заняться?

Мне всегда хотелось заняться хоррорами, но в начале 2000-х индустрия была в таком состоянии, что я понимал: заниматься этим можно только с большим количеством свободных денег, которые ты готов выбросить в топку. Но однажды ко мне пришел продюсер Алексей Агеев, с которым мы вместе работали в журнале «Птюч», и предложил поучаствовать в «Пиковой даме», которую делала компания «Вольга». Я встретился с владельцем компании Сергеем Ершовым, почитал сценарий и решил попробовать, тем более что риски там были сравнительно небольшие — это все-таки не кино про войну. Совершенно неожиданно эта история выстрелила, были хорошие сборы, и я понял, что это работает. Мы сразу начали работать над «Невестой», которая стала первым российским фильмом, заработавшим за рубежом в несколько раз больше, чем здесь. Причем в России фильм поставил рекорд для жанрового кино — мы получили около 180 млн рублей. Так выяснилось, что я могу делать то, что люблю, и даже деньги на этом зарабатывать. Удивительное ощущение: собрал «Запорожец» у себя в гараже, а на нем захотел покататься какой-то Хуан в Мексике. (Смеется.) А потом на меня еще и вышли люди из компании Lionsgate и заключили со мной договор на опцион на ремейк…  Оказалось, что для успеха здесь не нужны никакие знакомства, не нужно ни с кем спать и т. д. На меня сами стали выходить люди космического уровня.

Кто, например?

Мне написал Рой Ли — человек, ответственный за ремейки джей-хорроров («Звонок», «Проклятие» и др.), продюсер последних экранизаций «Оно» и «Противостояния». Он тоже заинтересовался ремейком «Невесты». А потом я приезжаю в Санта-Монику в офис Lionsgate и знакомлюсь с братьями Хейес — сценаристами первого и второго «Заклятия»…  В общем, чувствовал я себя как якутский шаман, который дошел до Кремля. (Смеется.)

И это все произошло быстро? Вертикальный взлет?

Да, это все буквально за полгода. Стало понятно, что русские хорроры могут стать международным продуктом. Никого совершенно не смущало, что мы все делаем за три копейки на коленке. У людей уже был за спиной опыт успеха японских и испанских хорроров, который указывал, что можно сформировать и заметную на мировом рынке российскую школу.

Переговоры по «Невесте» в итоге чем-то закончились?

Мы подписали продюсерский договор, но потом у Lionsgate рухнули акции — процентов на шестьдесят. И они начали менять всю команду, люди, занимавшиеся запуском ремейка «Невесты», ушли, и проект заморозился. Но при этом я продолжаю общаться с теми же Хейесами и многими другими. Буквально на прошлой неделе мы финализировали с американской компанией SK Global сделку по производству сериала.

Расскажете, что это за проект?

Это экранизация рассказа «Америка» российского писателя Анатолия Уманского. История про наших колонистов, их столкновения с индейцами. Ну и там добавлена некая мистическая составляющая. Мы около года вели переговоры, сейчас запускаем производство. Я в процессе, кстати, стал копать все, связанное с Аляской, и обнаружил, что мы толком не знаем, что там происходило. Там был совершенно бешеный замес из русских, алеутов, англичан, американцев, индейцев…  Надеюсь, что у нас все получится, и это будет первый серьезный хоррор-сериал на российском материале.

Это единственная копродукция, в которой вы сейчас участвуете?

Нет. Недавно мне написал такой Дэмиен ЛеВек, который пару лет назад снял фильм «Час дьявола» про фальшивых экзорцистов, столкнувшихся с настоящим демоном. Предложил сделать кино в России — будем думать. У нас, кстати, сейчас все очень неплохо именно с производственными профессиями — по сценарной части просада, а операторы, например, есть очень хорошие.

Расскажите, как здесь устроена экономика? Это ведь для вас не просто любимое дело, но и прибыльный бизнес, верно?

Конечно. Важно понимать, что российский прокат позволяет в лучшем случае выйти в ноль, вся прибыль — от зарубежных продаж. Из-за ковида все, конечно, покосилось, зато появился интерес у платформ — российских, зарубежные всегда интересовались. Джеймс Блам из Blumhouse недавно сказал, что на следующий год планирует только цифровые релизы — бороться с очередью из блокбастеров в прокате бессмысленно. Посмотрим. Что касается производства, то я стараюсь не превышать бюджета в миллион долларов. Это та цифра, которую со временем точно удастся вернуть.

Насколько хоррор технологичный жанр? Когда выстрелила «Пиковая дама», вы сразу понимали, как развивать успех?

Ну, конечно, нет. Часто бывает, что есть хороший концепт, но его автор не может самостоятельно написать сценарий, приходится отдавать его другим людям.

А что такое хороший концепт? Что в нем должно быть?

Самый простой ответ — должна быть оригинальная идея. Но в рамках жанра все равно есть определенные ограничения, при которых придумать что-то принципиально новое непросто. Думаю, это во всяком случае не должен быть механический повтор того, что ты уже много раз видел. Тогда есть шанс, что что-то вырастет.

Вам присылают много заявок? И сколько из них доходит до производства?

Присылают очень много, процент того, что запускается, очень маленький. Проблема опять же в сценарной школе жанра — у нас ее просто нет. Много графомании, масса вторичных сюжетов. Я бы сказал, что на тысячу заявок штук десять запускается в работу, а из них, дай бог, одна или две доходят до реализации. Например, «Бывшая», которая сейчас вышла в прокат (в кинотеатрах с 11 марта — «Москвич Mag»). Это заявка, которую нам прислали на конкурс несколько лет назад. Всего заявок было порядка 1200 или даже больше. Из них я отобрал пять и только две реализовались. Первой был «Рассвет», а теперь вот еще и «Бывшая». Помимо оригинальных сценариев, кстати, я стараюсь работать еще и с литературой. Кроме «Аляски» у меня сейчас в работе сериал по роману «Вьюрки» Дарьи Бобылевой. Это такой условный «Под куполом» Стивена Кинга, только про дачный поселок, который оказался отрезан от внешнего мира. Это очень российская история.

Я как раз хотел спросить, откуда вы берете сюжеты? В России же толком нет, даже в литературе, традиции литературы ужасов. Все упирается в Гоголя и в один рассказ Алексея Константиновича Толстого…

Да, это проблема. В Советском Союзе паранормальное было табуировано. То же самое сейчас, кстати, происходит в Китае — ты не можешь пройти цензурный комитет, если привидения не получают в итоге рационального объяснения. В то же время в СССР был огромный пласт городского фольклора, пионерских страшилок и т. д. Внутреннее желание испугаться никуда за эти 70 лет не девалось, его просто надо раскапывать. Когда я стал читать «Русские заветные сказки» Афанасьева, у меня глаза на лоб полезли. Еще я как-то наткнулся на книгу Дмитрия Зеленина «Очерки русской мифологии: умершие неестественной смертью и русалки», впервые вышедшую в 1917-м. Там собран местный фольклор из разных областей Российской империи — такой, что мама родная. Занятная история была с «Рассветом»: я в детстве ужасно боялся стихов Маршака про Угомона и решил вставить это в фильм. И оказалось, что при правильном подходе это абсолютно универсально. Тут есть тонкий момент — легко свалиться в лубок…  Но материала полно, нужно просто уметь с ним работать. На это нужно время, а с выхода первой «Пиковой дамы» прошло всего пять лет.

Можете как-то сформулировать, что такое страх в кино? Что должно быть в фильме помимо мистики, чтобы он мог называться хоррором?

В какой-то момент у тебя должно появиться ощущение, что все, [конец], приехали. Если этого нет, то значит, ты не туда идешь и это другой жанр, фэнтези например. Хоррор — это прежде всего физиология, я в этом абсолютно уверен. База хоррора — страх за собственную жизнь, а как ты к нему приведешь — вопрос техники.

Вас самого вообще что-то еще в кино пугает?

Иногда кажется, что нет, что я уже все видел и всего испугался, но…  Когда выходила «Реинкарнация», я пошел в кино и минут через двадцать уже собрался уходить. И тут девочке отрывает голову фонарным столбом. Я сразу понял, что это кино с большой буквы. (Смеется.) Или вот недавний фильм «Пустошь зла и тьмы» — через первые полчаса прорываешься, а потом забирает. Одним словом, нужно иметь талант — это по большому счету ответ на все вопросы.

Приходит ли к вам какое-то признание в России?

Ну, честно говоря, ко мне как производителю хорроров здесь все равно относятся как к какому-то говноделу. (Смеется.) Не было такого случая, чтобы под трейлером нового фильма не появился какой-то хейтерский комментарий. Почему нельзя порадоваться тому, что русское кино выходит на мировой уровень — я не понимаю. Но я к этому уже привык, конечно, стараюсь не реагировать. При этом я получаю фидбэк из-за рубежа. Недавно, например, пришло письмо про «Рассвет», мол, это настолько круто, что человек не мог не написать. Я понимаю, что, несмотря на все успехи, мы еще в самом начале. Ты не можешь стать чемпионом по биатлону, впервые встав на лыжи и взяв в руки ружье. Нужны годы тренировок. И если продолжать сравнение, то мы сейчас тренируемся, а из каждого куста нам кричат: «Ты лузер!»

Можете объяснить, как происходит эта тренировка, на примере «Бывшей»?

Как я уже сказал, заявка пришла на конкурс несколько лет назад. Мне она показалась интересной, потому что тема бывших универсальна. Ты никогда не знаешь, когда тебе прилетит — через десять лет или больше. Авторы концепта написали два драфта сценария, я понял, что это не годится, поэтому заплатил им и взял сценариста со стороны. В итоге мы написали историю про то, как призрак бывшей мстит обидчику накануне свадьбы. Больше про сюжет рассказывать не хотелось бы во избежание спойлеров.

Ну и последний вопрос. У вас в прошлом году вышел сериал «Не бойся». Что дальше в глобальном смысле?

План совершенно конкретный: надо делать англоязычное кино. Рынок Англии или Северной Америки не любит дубляж и субтитры, так что выходить туда надо с англоязычным кино. Сейчас один голландец пишет мне сценарий, так что, надеюсь, в следующем году мы начнем его снимать — если ничего не произойдет ужасного.

Фото: Ира Полярная