Чем заменить исчезнувшие из московских аптек лекарства, почему не стоит бояться дженериков, какой объем у российского рынка поддельных лекарств и почему не стоит пить больше трех препаратов в сутки, не проанализировав их совместимость, — об этом и многом другом «Москвич Mag» поговорил с одним из основателей сырьевого направления компании AppScience Александром Пановым.

Что сейчас происходит с западными фармкомпаниями, у которых свои производства в России?

Возьмем американскую компанию Abbott, на долю которой приходилось не менее 25 млрд рублей (то есть они держали приличный объем рынка). Насколько я знаю, ни они, ни другие крупные иностранные фармкомпании от российских активов не отказались (хотя у нескольких переговоры о продаже площадок идут). Около 9–12% от объема локализованного производства в денежном эквиваленте, которые принадлежали иностранцам до 2022 года, им и принадлежат.

Конечно, возникли сложности с европейским сырьем, но все проблемы разрешили: кто-то так и продолжает поставки напрямую как категорию жизненно необходимых препаратов гуманитарного назначения, кто-то импортирует через третьи страны. Сегодня совокупный объем импорта фармсубстанций оценивается в 220–230 млрд рублей: 65% — это Китай, 25% — Индия, 10% — Европа и остальной мир. Российские производители лекарств давно активно искали альтернативы и много где были уже были готовы к замене, а по жизненно необходимым лекарственным средствам Минздрав ускорил эту процедуру, сократив бюрократические проволочки. И, главное, после ввода санкций был разрешен параллельный импорт зарегистрированных лекарств через дружественные страны.

Есть группы иностранных фармкомпаний, которые ушли из России. Но у них не было тут активов, они импортировали готовую продукцию. Но есть и такие, которые частично отказались от поставок лекарственных средств, при этом сохранив активы в РФ. Скажем, датская компания Novo Nordisk перестала поставлять в Россию препарат «Оземпик» (его молекула семаглутид использовалась изначально для лечения сахарного диабета) и запретила поставки из других стран, при этом продолжила производить в Калужской области другие инсулины. Тогда две российские компании — «Герофарм» и ГК «Промомед» — сделали дженерики, получив у правительства разрешение на выпуск препарата без лицензии (на эту молекулу действовал и продолжает действовать патент Novo Nordisk) на том основании, что производитель отказался поставлять жизненно важный препарат. Датчане начали судиться, но дженерики все равно вышли на рынок, причем дешевле, чем «Оземпик».

Но с инсулиновыми формами ситуация не такая радужная: те препараты, которые ушли с российского рынка, были действительно намного выше качеством, чем имеющиеся российские аналоги. Но у россиян с диабетом выбора нет. Это жизненно важный препарат, поэтому люди перешли на российский инсулин. В итоге на российский аналог вырос спрос, и, как следствие, увеличились объемы производства. Сейчас производители всеми силами стараются поднять качество.

Сегодня российский рынок фармпрепаратов составляет порядка 2,7–3 трлн рублей. Какова доля фальсификатов?

Есть две категории поддельных медицинских препаратов. Первая — откровенный умышленный фальсификат с точки зрения закона и качества (тот же мел вместо аспирина), вторая — серый импорт незарегистрированных оригинальных препаратов.

Лекарства первой группы, которые не соответствуют никаким требованиям и нормам, составляют всего 0,3–0,5% российского рынка. В современном мире доля откровенных подделок невысока. Правда, в странах с неразвитой экономикой и низкой платежной способностью населения откровенные подделки лекарств встречаются чаще. Согласно исследованиям Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), примерно каждый десятый медицинский продукт в странах с низким и средним уровнем доходов является некондиционным или фальсифицированным. Думаю, в России то же самое: чем беднее регион и ниже уровень контроля, тем выше будет процент фальсификата. Хотя при этом данные Росздравнадзора за 2023 год говорят, что около 25% всех зафиксированных случаев брака зарегистрированы в Москве и МО, но это может быть обусловлено большим объемом продаж через интернет.

Есть две категории поддельных медицинских препаратов: откровенный умышленный фальсификат и серый импорт оригинальных препаратов.

Вторая группа — серый импорт — по нашим оценкам, составляет около 400 млрд рублей, то есть больше 10% от всего объема рынка. Но не все оригинальные импортные препараты, не зарегистрированные на территории РФ, попадают в эту категорию. В исключительных случаях Минздрав легализует серый импорт и выдает разрешения на ввоз незарегистрированных препаратов для конкретных случаев или групп лиц. Например, лекарства для клинических исследований, чтобы зарегистрировать новый дженерик. Или для ряда случаев, когда лечащий врач определил особый вид лечения. Такое чаще происходит при онкологии или орфанных заболеваниях. Разрешения в большинстве случаев выдаются фондам или клиникам, а не отдельным физическим лицам, что предусмотрено ФЗ 61.

В случае клинических исследований, когда проходит разработка какой-то новой молекулы для российского препарата и ее нужно сравнить с референтным оригиналом, но в России он не был никогда зарегистрирован, лаборатория также получает в Минздраве разрешение на покупку и ввоз незарегистрированных серий для конкретной цели. Но эти же препараты, ввезенные без такого разрешения, будут считаться нелегитимными.

Другое дело, что сама система выдачи подобных разрешений — сложный и бюрократический процесс, в Минздраве бумажки могут рассматривать месяцами из-за отсутствия полного комплекта документов. А клиническое исследование — дело дорогостоящее, времени нет, поэтому бывает, что разработчики на свой страх и риск прибегают к серому ввозу.

Но есть еще одна группа, которую условно можно отнести к поддельным препаратам — это те лекарства, которые имеют разрешение и произведены с соблюдением всех технологий, но в их основе лежит сырье, не на 100% соответствующее всем требованиям. Такой препарат будет по всем нормативам и системам проходить, но его клиническая эффективность может быть снижена или вообще отсутствовать.

Примитивно говоря, нельзя заменить владимирскую чернику на карельскую, потом что вкус и состав у варенья станут другими?

Да. На фармрынке нельзя взять и заменить одного поставщика на другого, даже если у него исходное сырье лучшего качества, без проведения дополнительных исследований. 50% качества препарата зависит от исходного сырья. Так как от исходного сырья напрямую зависит терапевтическая эффективность лекарственного средства, оно проходит множество исследований и проверок. И при регистрации препарата в Государственном реестре лекарственных средств подается набор документов с указанием конкретных производителей. И просто так взять и заменить одного производителя другим нельзя. Это риск примесей, которые могут повлиять на готовую форму.

Бывает, что фармкомпания осознанно идет на такой риск ради более дешевого производителя сырья, а иногда причина подмены — банальный менеджерский сбой и некомпетентность. Например, при наличии нескольких лекарственных препаратов в портфеле и при отсутствии стопроцентного контроля полного цикла производства может произойти какое-то подмешивание сырья. По правилам такую серию лекарств нужно списать, но мы все понимаем, что решение зависит от этики конкретного руководства компании и объема финансовых потерь.

Какие препараты чаще всего подделывают и кто этим занимается?

Продукты commodity, популярные лекарственные средства вроде дешевых и простых антибиотиков (фурацилина), спазмолитиков и анальгетиков типа парацетамола, а также БАДы. Этим обычно занимаются компании, которые не имеют права выпускать лекарственную продукцию, которые работают в сегменте контрактного производства активных добавок, но при этом имеют мощности, позволяющие это делать.

В последнее время все чаще пишут о проблемах на таможне со ввозом лекарств для личного пользования. Вспомните поэтессу Веронику Долину, которую задержали за ввоз сильных обезболивающих. А как быть, если препаратов на отечественном рынке просто нет или они пока не настолько эффективны?

Существует порядок ввоза, который определяет также ввоз незарегистрированных лекарственных средств, но надо понимать, что если у человека с собой нет полученного разрешения от врачебной комиссии о необходимости препаратов, то таможня может действовать формально и возбудить административное правонарушение. Если говорить про доставку лекарств из-за границы онлайн, то официально купить незарегистрированные лекарственные средства нельзя: это уже уголовная статья для поставщика, незаконный оборот незарегистрированных лекарственных средств. Конечно, когда речь идет о жизни и смерти, родные больного готовы идти на любые риски, а где есть спрос, там будет и предложение. Но это все вне закона.

К тому же при таких полукриминальных схемах сложно быть уверенным в качестве. Тот же «Оземпик» — когда он исчез из аптек, предлагался на «Авито», и его стоимость доходила до 30 тыс. рублей за инъекцию. И я точно знаю, что там был большой объем фальсификата, который поставлялся из Турции.

Впрочем, в целом ситуация в России неплохая, так как процесс и производства, и оборота лекарственных средств контролируется на многих этапах. Мне кажется, если бы получение разрешений было менее бюрократизированным, то и серого импорта стало бы меньше.

Сколько времени требуется, чтобы зарегистрировать в России лекарственный препарат?

Не обязательно регистрировать в РФ, так как в отношении регистрации и оборота лекарственных средств несколько лет действуют единые требования Евразийского экономического союза (ЕАЭС). У России с Арменией, Беларусью, Казахстаном и Кыргызстаном единый стандарт требований к качеству лекарств, их маркировке и регистрации. Поэтому,  зарегистрировав лекарство в Казахстане в рамках требований ЕАЭС, его можно смело выводить в гражданский оборот на территории России.

Если говорить про Россию, то первый, кто выпустит достойный аналог импортного препарата, получит рынок.

Теперь о сроках. Если речь идет о дженерике, то от момента идеи до момента выпуска препарата в гражданский оборот проходит в среднем два-три года. Если речь идет о препаратах с элементами оригинальности, то это уже три-пять лет. Если совершенно новый препарат с нуля, то здесь срок от пяти лет. Столько же потребуется времени, если вы будете регистрировать новый импортный препарат, молекула которого еще не была на рынке. Все равно потребуется проводить дополнительные клинические исследования. Но все зависит от конкретного случая.

Правда, что дженерики значительно хуже оригиналов?

Нет, это стереотип. Основан он в том числе на том, что многие дженериковые компании традиционно экономили на сырье. Но есть уже масса примеров, когда дженерики лучше оригиналов. Скажем, препараты от боли в горле, в составе которых грамицидин. Оригинальные лекарства монокомпонентные, а дженерики с элементами оригинальности уже включают разные интересные дополнительные составы, которые повышают терапевтическую эффективность.

Но, главное, наличие дженериков позволяет снижать цену оригинального производителя. Когда дженерик выходит на рынок, то он начинает демпинговать оригинатора, и стоимость оригинального препарата может снижаться на 20–30% в первый год выхода дженерика.

В разработку каких лекарств сейчас выгодно вкладываться фармкомпаниям?

Одно из самых перспективных — биотех, биотехнологические производства и препараты, которые и производятся, и работают на уровне клеток. Вакцина от COVID-19 — это тоже биотех. В этом направлении сейчас очень много инвестиций и разработок. Второе направление — препараты для лечения серьезных заболеваний, таких как онкология или ВИЧ. Здесь тоже традиционно большой рынок инвестиций.

Если говорить про Россию, то первый, кто выпустит достойный аналог импортного препарата, получит рынок. В среднем на разработку дженерика уйдет порядка трех лет, и это может обойтись компании от десятка до сотен миллионов рублей. Зато в таких препаратах высокая маржинальность, она может превышать 80%.

Расскажите об открытиях в фармакологии последних нескольких лет, которые могут сильно повлиять на наш мир.

Это все, что связано с биотехнологиями и генной инженерией. Есть примеры генной терапии — препарат Casgevy, который «исправляет» ДНК человека. Или, например, мРНК-вакцины от Moderna против рака поджелудочной железы. Также, безусловно, гигантский прорыв в фарме делает ИИ, уже сейчас сокращая время и стоимость разработки препаратов. Несмотря на новые технологии, прорывы есть и в классической терапии: например, новые поколения антибиотиков (тейксобактин) в борьбе с антимикробной резистентностью.

Нередко пожилые люди ходят с таблетницами и принимают несколько десятков препаратов в день. Как все эти молекулы потом ведут себя внутри, не конфликтуют ли?

Наверняка. Существует правило: количество связей порождает количество ограничений. Когда ты пьешь три препарата, нужно учесть взаимосвязь каждого с каждым. Это уже как минимум три пары связей. Если ты пьешь десять препаратов, то таких связей, естественно, в нескольких раз больше. И как они там будут взаимодействовать? Любое лекарство как лечит, так и калечит, у всех медикаментов есть побочные действия и накопительный эффект. Но большинство врачей знают только фармакологию своей специальности: условно говоря, кардиолог не будет вникать и тем более корректировать препараты, которые выписал уролог. Я бы рекомендовал людям самим следить за своим здоровьем, внимательно читать инструкцию к препаратам, смотреть их состав и хотя бы спрашивать чат GPT о совместимости основных молекул. Не исключено, что профессия индивидуального консультанта-фармаколога — профессия будущего.

Фото: из личного архива Александра Панова