«Такая тема, врубаешься страна. / Люди хотят поэзии на. / Хотят поэзии на. / Поэ-э-э-зии на», — выдала в 2003 году свой незабвенный хит группа «Полюса». Я, в ту пору восьмиклассник, каждый раз ждал, когда песню будут передавать по радио: ее смыслы меня будоражили, в корне отличаясь от привычного подросткового набора из «Короля и шута», Limp Bizkit и популярной тогда эмтэушной эстетики.

«Ни стильных прикидов, ни отдыха в Грузии. / Ни присоединения Белоруссии, нет, не эта. / Не эта награда, нам этого ничего не надо», — завывал солист Илья Разин, и я, безответно влюбленный тогда в одноклассницу, солидаризировался с певцом в потребности поэтического, нежного и доброго. А потом группа «Полюса» пропала с радаров. Поэзия оказалась не нужна?

Понятное дело, так было не всегда. Начиная с оттепели и дальше лирика в нашей стране завоевывала стадионы. Поэтов и песенников Евтушенко, Галича, Высоцкого и Ахмадулину знал весь Советский Союз, их заветные строчки, переписанные в клетчатые тетрадки, зачитывали до дыр, пели под гитару и декламировали на кухнях. В перестройку тираж «Нового мира» достиг нескольких миллионов экземпляров во многом за счет публикации в нем ранее запрещенных произведений. 1990-е вдарили мощным шквалом рок-поэзии.

Но в наше время в Москве ценность поэтических строчек равна даже не нулю, а отрицательным значениям. Какая поэзия? Полстолицы выживает, остальные думают о новом кредите. Улучшить KPI, провести рабочий созвон, забрать доставку с Ozon и ребенка из детского сада — крутимся как белки в колесе. Сходить в кино в выходные — уже подвиг, добраться до книжного или изредка даже заглянуть в театр — прекрасно, бывает и такое, но поэзия…

Мы живем в самом меркантильном городе страны и открываем поэтические сборники, наверное, лишь в те моменты, когда стираем пыль со старых книжных шкафов. А словосочетание «современная поэзия» вообще кажется странным: кому она нужна здесь, зачем? Проще слагать стихи в Чернобыле с его эстетикой Армагеддона, чем в стерильной Москве, где всем правят деньги, откуда вдохновение, романтика и муки творчества давно изгнаны, как вредная бацилла из советского пионерлагеря.

А может быть, я не прав? Однажды я ностальгически переслушивал «Полюса»…  и пробило на идею фикс: узнать-таки, что наша поэзия представляет собой в 2022 году. Спросил об этом у друга, кинодраматурга Алексея Сашина («Душегубы»), глубоко погруженного в тему. Он сразу дал мне ключ к современному стихотворчеству: это вещь в себе. «Поэзия сейчас не то что непопулярна… Она неизвестна! Так что прекрасные поэты читают стихи друг другу, а те, кто мог бы быть их читателями, смотрят тиктоки», — сетует он.

Из поэтов Сашин котирует классиков: Ольгу Седакову, Игоря Караулова, но в первую очередь — Дмитрия Воденникова, который снова стал писать после десятилетнего перерыва: «Его вернувшиеся, но подрастерявшие рифму стихи и его проза, состоящая из ироничных смысловых рифм, заходят в мою душу, как в родной порт».

Как нельзя кстати Дмитрий Воденников вел мастер-класс для молодых поэтов в статусной московской гостинице, куда я и решил наведаться. Накануне Воденников дал финалистам российского конкурса поэзии задание — создать моностих. Свои моностихи они читали друг за другом и все вместе комментировали.

«Из слов родился воздух, вы вдохнете — и это стих», — произнесла симпатичная девушка с короткой стрижкой, и Воденников похвалил ее строчку за переплетение идей поэзии и жизни. «Я пишу стихи, потому что ад населен немыми пьяницами»: в моностихе двадцатилетнего парня мы нашли пресловутый страх перед белым листом.

Я был взволнован атмосферой: романтичные лица, чересполосица смыслов, рефлексия — оказывается, это можно найти и в Москве, если постараться и поискать. Но ведь сейчас далеко не оттепель. «Моя тень не отстает, не устает, не спотыкается», — произнесла девушка в очках и с родинкой свой моностих, и Воденников нашел в нем аналогию с Первым посланием к коринфянам апостола Павла. И таких литературных собраний, оказывается, немало.

Редактор отдела поэзии журнала «Новый мир» Павел Крючков рассказывает: «Поэтическая жизнь в Москве бурлит: каждый день в городе проходит несколько интересных литературных вечеров, среди них есть и поэтические. Не как в Серебряном веке, конечно, нету, например, трогательно хулиганствующих футуристов с их гениально-притягательным Маяковским, нету неподражаемых в сценическом пространстве поэтов вроде Ахматовой или Северянина, нет, наконец, нашего пиита-пророка Александра Александровича Блока. Но — бурлит».

Разобрались: поэзия в нашем городе существует и даже бурлит! А можно ли этим бурлением зарабатывать? На первом курсе МГУ я познакомился с несколькими поэтами-студентами, писавшими неплохие стихи. Кучерявые парни с румянцем, они через слово цитировали Ахматову и Пушкина. Но, столкнувшись с безденежьем, стихи они писать переставали. Сейчас у них карьера в маркетинге и рекламе, выходные бывшие поэты проводят с семьей в ТЦ в очередях за шмотками и продуктовой корзинкой.

Другой мой приятель, 25-летний поэт, летом часто приходит на Патрики и, сняв обувь, иногда даже футболку, громко декламирует свои стихи. Такой промоушен шокирует, и его сборники быстро расходятся. Довольный, приятель идет покупать хот-дог.

Алексей Сашин подтверждает мои стереотипы: заработать на поэзии сейчас невозможно, кроме как раскрученным Орлуше или Вере Полозковой: «Поэтические строчки стоят сильно меньше бумаги, на которой их написали». Зато поэты могут преподавать, вести экскурсии, музицировать, писать научные труды и даже реанимировать больных, как, например, Валерий Лобанов.

Но бог с ними, с деньгами — зато время какое! Революция и Гражданская война стали периодами творческого прорыва для Брюсова, Есенина, Гумилева и Блока, Великая Отечественная — для Симонова. А в 2022 году взошла звездочка Дмитрия Мельникова, написавшего стихотворение «Письмо» про взятие Мариуполя. Сергей Галанин положил на него музыку, и оно стало популярным в интернете. Если изучить количество прослушиваний, они эквивалентны заполненным стадионам.

Дмитрий Воденников сейчас тоже пишет новый цикл; прилив вдохновения он связывает с тектоническими сдвигами в обществе. «Поэт — это человек, который вибрирует вслед за миром, выхватывает эту нить. Это не уютный звон, он тревожный, и поэт начинает психовать. Поэт пишет, когда он психует, — делится со мной Воденников и загадочно добавляет: — Сейчас наступил новый период брожения: дрожжи поднимаются, этот хлеб уже есть».

Если вы отдыхали на кораллах, к примеру, на Красном море, помните дивное ощущение: идешь по обычному песчаному пляжу, заходишь в воду — и перед тобой внезапно открывается мир изумительных разноцветных рыбок, рифов, растений…  Но когда сидишь на берегу под шезлонгом, никаких рыбок, конечно, не видно. Так же и с российской поэзией — ее обитатели мирно плавают на глубине, обмениваются друг с другом эффектными строчками, но мир завоевывать совсем не стремятся. Мы, массы, в свою очередь не торопимся их читать.

Есть аллегория и попроще: современная русская поэзия — как суслик из фильма «ДМБ»: ее не видно, но она есть. Давайте попробуем ее разглядеть.