Хоть в Москве, как и год назад, идут теплые летние дожди, веранды ресторанов забиты народом, на улицах пробки из велосипедистов и самокатчиков, а все девушки как-то разом похорошели, вот уже четыре месяца с лишним невысказанное напряжение висит в воздухе как грозовая туча, готовая прорваться в любой момент.
Боевые действия, как ты их ни назови, штука страшная. Тем более когда речь идет об Украине — стране, с которой как минимум у 30 миллионов россиян имеются близкородственные связи. Сейчас они во многом разорваны, и процесс этот начался не 24 февраля, а еще в 2014-м. У кого-то сын, племянник или брат не просто поддержал Майдан и отрицательно отнесся к изменению статуса Крыма, но и вступил в ВСУ и участвовал в АТО, чьим-то родным пришлось экстренно эвакуироваться из Донецка и Луганска, кто-то, наоборот, занял российскую сторону и бежал сюда, но не встретил понимания у своей же оппозиционно настроенной родни. Человеческое общество — бесконечно сложное переплетение мировоззрений и социальных связей, но любые резкие исторические повороты неизбежно ломают эту сложность об колено, сводя все к примитивной дихотомии «друг или враг». Все это уже было у Булгакова, Шолохова, Катаева, Бабеля и прочих, писавших о временах Гражданской войны. Сегодняшнее состояние общества во многом напоминает события столетней давности: пушки еще не стреляют, но семьи, дружбы и приятельские компании уже рвутся с треском по живому. Пока одни ставят себе Z или российский флаг на аватарки в соцсетях, другие примеряют белое пальто и высокомерно рассуждают о коллективной вине всех и за все, а уехавшие упрекают оставшихся за то, что те пытаются, несмотря ни на что, жить дальше, работать, растить детей и выгуливать собак. Весь этот клубок мнений делает невозможным не то что дискуссию, а просто нормальное общение, и вчерашние «свои» становятся «чужими» буквально из-за одного неосторожно сказанного слова.
На разрыв
«Украинские события лишили меня хорошего друга, — с грустью рассказывает музыкант и журналист Илья Д. — Мы 20 лет общались, выпивали и терли за искусство. А теперь я вдруг, с его точки зрения, поглупел, поскольку не принял нашу “спецоперацию”, а он прямо растворился в ней. В соцсетях репостит молитвы за главнокомандующего, попутно и меня уча христианству. Я сам крещен, хоть и в настоящее время не воцерковлен, и по иронии судьбы когда-то хотел позвать товарища в крестные сыну. Причем общается он со мной свысока, насмешливо, с чувством непоколебимой внутренней правоты.
В 2014 году ситуацию с Крымом и республиками мы восприняли совершенно одинаково. Но я довольно скоро протрезвел от ура-патриотической эйфории, мои взгляды за восемь лет сильно сместились влево, а мой друг себя позиционирует как православный патриот. А у меня сын призывного возраста, и я меньше всего хочу, чтобы он попал в эту мясорубку. Бывший друг так до сих пор и пребывает в этом восторге, не обращая внимания на то, во что все это превратилось и чем это грозит нам всем с чисто экономической точки зрения. Случись что с его работой, может, холодильник и победит телевизор у него в голове, но сейчас мне больно смотреть на происходящее с человеком. С другими воспринял гораздо спокойнее, а с ним не получается: свой же был, как брат».
Похожие истории случились со многими. Муж перестал разговаривать с женой, сын или дочь — с родителями, расфрендились в соцсетях и предали друг друга взаимной анафеме когда-то лучшие друзья. И хоть профессиональные психологи и твердят хором о том, что за отношения с родными и близкими надо держаться в любом случае, выполнять их рекомендации получается далеко не всегда. Пока шла работа над этим материалом, в интернете появился документальный фильм журналиста Андрея Лошака «Разрыв связи» на ту же тему. В полуторачасовом видео сплетаются истории пяти семей, в той или иной степени оказавшихся на грани распада из-за различного отношения к событиям на Украине. Когда, досмотрев фильм, пытаешься найти грань, по которой проходит разделение, то всякий раз попадаешь в тупик. Дело в возрасте? В мировоззрении? В конфликте отцов и детей, пришедшемся на крутой исторический поворот?
Ведь эта картинка из фильма так похожа на то, что описал в своем знаменитом романе Шолохов: «Семья распадалась на глазах у Пантелея Прокофьевича. Они со старухой оставались вдвоем. Неожиданно и быстро были нарушены родственные связи, утрачена теплота взаимоотношений, в разговорах все чаще проскальзывали нотки раздражительности и отчуждения… За общий стол садились не так, как прежде — единой и дружной семьей, а как случайно собравшиеся вместе люди».
«Мне чуть меньше 30 лет, моему отцу за 50, — рассказывает активист Василий Ч. — Он бывший советский кадровый офицер. У меня взгляды левые, можно даже сказать, что ультралевые. Соответственно, на политику современную, в том числе российскую, я смотрю строго с этого леводемократического ракурса. А отец, имея, в общем-то, взгляды скорее советско-имперские, склонен строить их из того, что у нас вещают на федеральных каналах. На этой почве у нас и случаются определенные перепалки.
Мне порой трудно объяснить мою позицию, которую он во многом считает “нацистской”, а я не могу до него донести мысль о том, что взгляды мои даже не проукраинские. Дошло один раз чуть ли не до драки, но вовремя сработало осознание ситуации. В итоге мы просто перестали общаться на эти темы. Смысла особого нет».
В фильме Андрея Лошака примерно так же все сводится к противоречиям сугубо межпоколенческим: мать и дочь, снова мать и дочь, пара, в которой мужу крепко за 60, а еще он много лет работал следователем, и только один раз показаны брат и сестра. «Среди всех вариантов конфликтов действительно превалирует конфликт отцов и детей, точнее, матерей и детей, — подтверждает сам автор фильма в интервью для подкаста “Что Нового”. — И почему-то в соцсетях, когда я читал про то, как перестали слышать, перестали понимать, прокляли друг друга и перестали общаться, в основном была речь про матерей. Наверное, это связано с тем, что у нас в семьях в основном матери занимаются воспитанием детей. И этот разрыв с матерью особенно болезненный. Но не только же. Есть и брат с сестрой, есть и достаточно молодая семейная пара, которая живет в Лейпциге. Нет, это не история про отцов и детей. Я сначала думал сделать только про мам, но показалось, что мы искусственно сужаем этот конфликт».
Однако в итоге остается именно такое впечатление, полностью совпадающее с нарративом, который считался как бы общепринятым еще до 24 февраля сего года — о том, что противоречия между условным «режимом» и не менее условными «навальнятами» носят сугубо возрастной характер. Что есть младшее поколение, приобщившееся иных ценностей и свободы напрямую или через интернет, и есть старшее, ностальгирующее по СССР, работающее на бюджете и голосующее за Путина. В реальности усилия властей по распространению новейшего извода патриотизма среди молодежи давно уже принесли свои плоды, особенно в регионах.
«Милитаристской пропаганде поддаются не только люди старшего возраста, но и совсем молодые, — говорит поэт и литературный критик Леонид Георгиевский. — В мае во время калининградского экофестиваля “Водное кольцо” мне пришлось наблюдать модных подростков лет четырнадцати-шестнадцати, рассуждающих о “биомусоре” и “бандеровцах”, от которых русская армия скоро освободит Украину. Очевидно, что это результат школьного воспитания. Даже на аниме-форумах вроде Shikimori стали появляться юзеры с буквой Z на аватарке и любители потравить украинских пользователей сайта.
Обычно милитаристские взгляды и размахивание буквой Z идут в комплекте с правоконсервативными убеждениями — расизмом, сексизмом, гомофобией, антифеминизмом. Но, как ни странно, многие радикальные феминистки тоже поддерживают спецоперацию. Юные девушки в твиттере пишут: “А что такого, если я радфем и при этом поддерживаю политику Путина?” Известная в 2010-х годах радфем-группа Womenation и вовсе написала манифест “Феминистки за Донбасс”. После этого они лишились иностранного домена, на котором хранили свои архивы».
За кадром фильма Лошака остались еще более сложные ситуации, когда трения, переходящие в тот самый «разрыв связи», возникают между людьми если и не совсем одинаковых, то «однокоренных» взглядов, когда кто-то из них вдруг позволяет себе иметь собственное мнение по какому-то частному вопросу.
«Впервые я заинтересовалась историей и политикой примерно в 2013 году, — рассказывает сотрудница мотосервиса Екатерина Я. — С одной стороны, про Отечественную войну было очень интересно, с другой — мне, конечно, не нравится, что у нас в стране нельзя то и нельзя это. Ну а по последним событиям позиция у меня самая простая — я за мир во всем мире и чтобы “не вашим и не нашим”.
Когда все это случилось, я как раз уехала на каникулы к себе домой, решила с семьей провести пару месяцев. Мой отец из военных, но при этом очень образованный человек, инженер-двигателист, воевал в Афганистане, а вернувшись, устроился в милицию, где проработал 35 лет и дослужился до полковника. Он мне много рассказывал и про политику, и про историю, и все это было очень классно… ровно до 24 февраля 2022 года. Все включились, все начали читать новости, и начался просто конкретный трэш. Папа пытается заполучить всю информацию, потом выливает ее на нас в режиме нон-стоп, мы с мамой от этого устаем, и нервы не выдерживают. Потом папа на этом фоне запил, потому что переживал, что он слишком старенький, чтобы поехать Родину защищать. Потом пошел Соловьев тоже в режиме 24 часа в сутки. Мы начинаем ругаться: “Папа, ты и сам не отдыхаешь, и нам не даешь”. Потом туда забирают моего парня, и теперь я уже начала злоупотреблять алкоголем. Это был ужасный месяц. Я два раза порывалась купить билет на самолет и бежать со всех ног, мне было очень тяжело, но потом вроде всех попустило. Папе пришлось признать, что он уже не вывозит часами все это слушать и смотреть, что нам в жизни надо поменьше новостей, мы стали больше гулять и как-то со всем этим справились. Хотя свои взгляды он, конечно, не изменил и не изменит».
«Мне часто становится сложно общаться с условными единомышленниками, — говорит переводчица Яна Крупина. — Многие в этом году уехали или вот-вот готовятся уехать, я с семьей пока остаюсь дома: просчитывали вариант с релокацией в Тбилиси, но он оказался очень невыгодным по куче параметров, от финансов до медицины. У меня дочка-школьница, и нам повезло с адекватной (и политически нейтральной) школой, хорошим учителем музыки и языковым факультативом. Возможно, уедем чуть позже и не в Грузию, но не точно. Но стоит это озвучить иным эмигрантам-неофитам, как начинаются обвинения. “На ваши налоги”, “не думаете о будущем ребенка”, тиражирование панических слухов и обвинения по паспортному признаку. Мне это неприятно, и да, я люблю свой город и своих близких, из которых многие пока тут и не спешат уезжать.
Еще одна тема, от которой я зверею на раз — когда начинают говорить, что в такое время делать в России нельзя. Издавать книги, давать концерты, открывать выставки, записывать альбомы, играть спектакли, писать в соцсетях о радостях жизни, далее везде. У нас и так культурная жизнь в кризисе, который начался не вчера, и если давить живое и независимое будут не власти, а претенденты на звание совести нации, менее больно не станет. Мой муж запустил свой арт-проект и презентовал его, чтобы у него была отдушина в смутное время. Я не делаю вид, что ничего не происходит, мне, как и многим, сейчас тревожно. Но пока у людей есть возможность делать хоть что-то приятное для себя, я считаю, что винить их за это подло. Завтра даже этого может не быть».
Вот еще одна история, которую мне довелось слышать, но не было позволено записать: мать и дочь с более или менее одинаковыми взглядами. Но если дочь с кем хотела это обсудила, где надо высказалась и пошла жить дальше, то у матери случилась явная «передозировка» информацией с противоположной стороны. Каждое утро к семейному столу вместе с завтраком подавались последние новости в интерпретации Гордона, Швеца и Арестовича, а все остальное время мать практически не отлипала от ютуба. Все это, конечно, не породило тот самый «разрыв связи», но все-таки не лучшим образом сказалось на их семейных отношениях. Таких случаев тоже немало, что лишний раз доказывает, что отравить мозги способна любая пропаганда, с какой бы стороны она ни исходила.
Кое-что о свойствах информационных полей
Когда мы рассуждаем о пропаганде, то по привычке подключаем к этим рассуждениям то, что мы усвоили в юные годы, в частности из безусловно великого документального фильма Ромма «Обыкновенный фашизм». «Превратить человека в дикаря» и так далее. Однако такое представление о свойствах пропаганды и о том, как она работает, безусловно, адекватно 1930-м годам, но совершенно не соответствует настоящему времени. Тогда требовалось при помощи газет, листовок и радио слепить из толпы массу, способную на коллективное действие, причем не обязательно на массовое убийство людей по форме их носа и черепа. Сдавать металлолом в СССР или истреблять воробьев в Китае приучали примерно теми же методами.
С тех пор общество успело необратимо измениться, а вслед за ним поменялись и методы пропаганды. Порвав с «проклятым тоталитарным прошлым», мы стали сверхиндивидуалистами. Наша атомизация достигла невиданных высот, и никакой массы из нас уже никому не слепить. Точно так же невозможно стало и публично лгать, поскольку интернет, социальные сети и смартфоны в каждом кармане позволяют растиражировать и сделать открытой практически любую информацию, а примитивная проверка фактов доступна каждому подростку.
В фильме Лошака одна из его участниц, по профессии психолог, рассказывает, как достучаться до собственной матери у нее получилось лишь после вдумчивого изучения статей и учебных пособий, в которых описывались методы реабилитации жертв тоталитарных сект. Что ж, все сходится.
Если напрямую солгать в современном информационном пространстве практически невозможно, то остается лишь буквально утопить человека в потоках самых разнообразных и часто противоречащих друг другу сведений для того, чтобы он сам выстроил вокруг себя зону комфорта и заперся в ней навсегда. Если «все лгут», и особенно в интернете, то удобнее верить тому, во что удобно верить. Один из пользователей фейсбука* в комментариях доложил о результатах поставленного им над собственной бабушкой довольно жестокого эксперимента — он попросту перерезал шнур питания у телевизора и расколотил молотком пульт. И что же? Бабушка конфисковала у родственников планшет с доступом к интернету… но лишь для того, чтобы снова начать смотреть по нему Первый канал.
Человек из условного «пузыря Соловьева» не способен общаться не только с тем, кто выбрал для себя «пузырь Арестовича», но и с другим сторонником власти, который при этом уверен в том, что все делается неправильно, а начальство, как всегда, «всех предало». Если пропаганда прошлого объединяла, то сегодняшняя, наоборот, делает все, чтобы разъединить людей, сделав их неспособными ни к коллективной рефлексии, ни к коллективному действию. А то, что побочными жертвами этой обработки становятся дружеские или семейные связи, ну так простите: лес рубят — щепки летят. А потому любую пропаганду стоит оценивать прежде всего как оружие, направленное лично против вас и вашей семьи. Ну и любить своих близких, что бы ни случилось и какие бы, с вашей точки зрения, «бесы» их ни корежили.
________________________________________
*Организация признана экстремистской и запрещена на территории РФ.