В ресторане «Simach в Недальнем» поставили гастроспектакль «Рийстафель, техно и страна чудес» (ближайший — 17 июня). Жанр, даже на фоне густо расплодившихся новомодных театральных форм, выглядит неожиданно.

«В нашем случае мы попытались связать ужин во время спектакля и само пространство ресторана со смыслом и концепцией спектакля, — говорит продюсер Татьяна Гумерова. — Все завязано на еде, а это вроде как принижает искусство. Или ты ешь, или ты одухотворяешься. Но, мне кажется, это глупый выбор. Если у меня когда-нибудь будет свой театр, там точно можно будет есть, пока смотришь. Прямо по Маслоу — чтобы потреблять искусство, должны быть закрыты первичные потребности. А то у нас любят — раз ты постигаешь возвышенное, тебе можно и поголодать, и помучиться в неудобных креслах. А я не согласна — у меня будут шикарные мягкие кресла со столиками и подставками для напитков. И чтобы никто ни в чем себе не отказывал!»

Идея присовокупить к ужину еще одно развлечение могла бы показаться не более чем маркетинговой фишкой, если бы не исполнение. Режиссер Габбилен Галычев придумал остроумную и печальную историю о наших иллюзиях, которые часто оказываются дороже и прекраснее «тьмы низких истин». Любитель культурных перекличек, склонный к мультижанровости, Галычев сплел настоящий венок из маленьких шедевров мировой классики. За основу был взят рассказ американского фантаста Роберта Шекли «Па-де-труа шеф-повара, официанта и клиента», который переписали с учетом места действия в современной России. Самым трудным оказалось осовременить монолог меломана-официанта. Реалии американского джаза 1960-х годов надо было заменить столь же реальным и страстным рассказом об электронной музыке. Монолог должен был звучать естественно, без музыковедческих сложностей, но при этом профессионально. В итоге текст совершенно безвозмездно написал журналист Ренат Абдуллин, когда-то, как и герой Шекли, увлекавшийся музыкой.

Действие разворачивается по «принципу Расемон». Режиссер отправляет нас из Америки 1960-х в Японию первой четверти XX века, когда Акутагава написал свой знаменитый рассказ «В чаще». Спустя еще четверть века другой классик Акира Куросава снял по этому рассказу «Расемон». «Принцип Расемон» — это несколько историй, рассказанных очевидцами одного и того же события. Однако показания свидетелей расходятся — каждый увидел в случившемся то, что подсказывала его собственная судьба.

Завершается небольшой спектакль четвертым монологом, который произносит не человек, а умная колонка «Алиса». Это уже не Шекли, а Клиффорд Саймак (рассказ «Я весь внутри плачу»). Американец написал монолог старого робота, обслуживающего оставшихся на Земле никчемных людей (лучшие улетели покорять звезды). Робот уже умеет чувствовать и «весь внутри плачет», наблюдая за медленным угасанием человеческой цивилизации. В интерпретации Галычева умная «Алиса» говорит о том же, но уже здесь и сейчас, постоянно сбиваясь на цитаты из чеховских пьес: «Мы будем работать для других», «Мы скажем, что мы страдали, что мы плакали, что нам было горько».

Все это было сыграно тремя актерами прямо между столиками ресторана, где публика деликатно закусывала (ужин входит в стоимость билета). Получилась смешная, грустная и немного волшебная история про наши заблуждения и ошибки, без которых жизнь была бы лишена своего таинственного смысла, мерцающего во мраке отсутствующего бессмертия.

«Все великие вещи, на мой взгляд, сочетают в себе эти две противоположности, — говорит Татьяна Гумерова. — С одной стороны, я терпеть не могу заумь, псевдоглубину, такой кондовый и нарочитый артхаус. Но в то же время это не должна быть какая-то откровенная попса. Идеал — это интеллектуальное шоу. Надеюсь, у нас получилось соблюсти этот баланс».

В самом деле, о четырех монологах спектакля, сквозь которые явственно просвечивает история культуры XX века, можно написать докторскую диссертацию. Но перед зрителем-нефилологом спектакль внезапно открывает новую перспективу смыслов, взгляд на жизнь и новые возможности для фантазии. Вырванный на час из московской суеты, зритель попадает в ситуацию, где все перекликается со всем. Американская цивилизационная печаль вдруг зарифмовалась с русской тоской полей и звуком оборванной струны. Японский ужас распада вдруг оказывается укрощен американской иронией. Легкая драматическая зарисовка становится дверью в бесконечную перспективу нашего всеобщего единства и красоты мировой культуры.

В ресторанчике в центре Москвы в эпоху взаимных отмен и обид русская классика сказала «привет» американской, а японская на другом конце Земли улыбнулась и подмигнула обеим. В результате все поняли, что поссориться невозможно.

Фото: предоставлено пресс-службой