Спецпредставитель президента России по связям с международными организациями для достижения целей устойчивого развития Борис Титов рассказал «Москвич Mag» о том, какие изменения должны произойти в экономике России, чтобы она развивалась дальше, и как, по его мнению, выравнять показатели развития в разных регионах страны.

Согласны ли вы с оценкой заместителя главы Администрации президента Максима Орешкина, что текущая модель экономического роста в России исчерпана? Закончился ли в стране потенциал развития?

Последние два года важнейшим драйвером экономического роста в России выступал обрабатывающий сектор (темпы роста — 7–8% в год, в целом по экономике — 4% в год). И он мог бы продолжаться, если бы не высокая ключевая ставка и дефицит капитала для развития. Надо обратить внимание, что даже в этих условиях промышленность растет, хоть и не такими темпами, как раньше. Что важно, растет не только за счет военных секторов.

Так что обрабатывающая отрасль, а с ней и вся экономика, уверенно росла и может расти дальше. Только покупай основные средства, улучшай технологии, строй новые помещения. У нас отставание в производительности труда очень большое по сравнению с той же Японией или Германией, в два-три раза. Уже просто вложения в нее дают эффект роста предложения в разы. Но при высокой ключевой ставке, рисках на фондовом рынке и ограниченности средств бюджета вкладываться в нее просто не получается.

Поэтому ресурс еще есть, но в целом я согласен, что для качественного сдвига необходим кратный рост производительности и эффективности.

Сейчас, несмотря на торговую войну в гонке крупнейших экономических держав США и Китая, происходит мощный рывок через технологическую спираль, где внедрение новых, прорывных технологий порождает следующий, еще более глубокий технологический скачок. А это превращается в рост производительности, меняет структуру производственных сил. Одновременно растет уровень человеческого капитала, компетенций и квалификаций. Все это приводит к росту благосостояния. И хотя США и Китай в этом году «потрясут» друг друга, обратите внимание, оба продолжат расти.

В этом плане, чтобы обрести искомый кратный рост производительности, повысить эффективность использования ресурсов, распространить очаги роста на всю территорию страны, мы действительно должны совершить инновационный прорыв и качественно изменить отдачу от факторов производства — труда, капитала и знаний. То есть мы должны расти и интенсивно, и одновременно экстенсивно, выравнивая показатели развития в разных регионах страны.

Что может означать переход экономики на новую технологическую и организационную ступень в реальном измерении?

Надо предельно трезво смотреть на процессы, которые задают новые тренды во всем мире, в том числе во многом и в России. Новые технологии трансформируют экономику. Скоро благодаря искусственному интеллекту и квантовым вычислениям мы сможем в разы эффективнее прогнозировать и моделировать связь между производством и спросом. От невидимой руки рынка экономика будет переходить к более точному прогнозированию спроса на основе больших данных.

И именно эту связку — моделирование спроса, который будет формировать заказ на предложение, можно положить в основу новой экономической модели. Это будет моделирование не валовое, не чисто количественное, а более качественное. Главной целью экономики должно стать общество среднего достатка. Мы должны перестать гнаться за низкими издержками для достижения конкурентоспособности, за количественным ростом ВВП и прибыли, заменив эти ориентиры показателями качества жизни, роста доходов и, соответственно, спроса, эффективности государственного и частного секторов, устранения неравенства.

Спрос в свою очередь будет формироваться экономикой высоких зарплат, как, например, в Японии, которая прежде всего сосредоточена на своем внутреннем рынке и достигла высоких показателей развития, делая теперь акцент на высокие доходы, качество и сбалансированность экономики.

Это потребует роста производительности и апгрейда рабочих мест, а значит, качественно иного уровня вложений в образование и освоение квалифицированных профессий. Еще одна альтернатива на фоне вытеснения рабочих мест роботами и искусственным интеллектом — возврат к вопросу безусловного базового дохода. Тема дискуссионная, но идея возникла не на пустом месте.

От невидимой руки рынка экономика будет переходить к более точному прогнозированию спроса на основе больших данных.

Риски на этом пути — инфляция и рост импорта. Но посмотрите, что происходит сейчас. Сегодня инфляция — это инфляция издержек, инфляция предложения, в том числе из-за высоких процентных ставок. Поэтому для обеспечения спроса в новой экономической модели надо развивать ту самую экономику предложения через предоставление доступных ресурсов для развития, удешевление других факторов производства.

Развитие собственного предложения должно быть временно ограждено от конкуренции импорта путем введения тарифов на товары, производимые в стране в соответствии с заранее согласованным графиком.

В целом развитие предложения можно базировать на двух столпах. Первый — «национальные чемпионы», компании, которые уже завоевали свое место в стране, но при этом имеют потенциал развития вовне. Они будут иметь обязательства создавать открытую инновационную экосистему вокруг себя, создавать облако из МСП (малое и среднее предпринимательство. — «Москвич Mag») вокруг, иметь прозрачное управление и соблюдать нормы закона. В ответ получать ресурсы для развития, особое в хорошем смысле внимание административного аппарата.

Второй — массовый конкурентный рынок, производство «простых вещей», комплектующих для крупных компаний, малые технологические бизнесы и так далее. Это множество субъектов МСП, свобода которых будет ограждаться жестким антимонопольным регулированием, недопущением разрастания крупного бизнеса, национальных чемпионов в эти секторы.

То есть такой позитивный аналог чеболизации (объединение в одной крупной бизнес-структуре финансовых, торговых и промышленных активов. Термин происходит от корейского слова «чеболь», которым обозначают форму торгово-промышленных многоотраслевых конгломератов в Южной Корее. — «Москвич Mag») в реалиях российской экономики с учетом новых возможностей цифровизации и обязательно с учетом всех уже совершенных ошибок в других странах на этом пути.

Экономика России перегрета или искусственно тормозится высокой ключевой ставкой? Как долго производители смогут выживать при текущей ставке?

В споре о перегреве экономики истины нет. Когда Росстат оценивает среднюю загрузку мощностей предприятий в 60%, а Банк России на основе опросов в 80%, объясняя этим необходимость высокой ставки, правды не найдешь. Сейчас объективно недостаточно публичной статистики для четких выводов.

Когда говорят о перегреве в сложившейся концепции, то представляют очень высокий спрос, при котором экономика как бы работает на пределе, на пределе роста. Однако, по данным последнего опроса Института экономики роста им. П. А. Столыпина, 67% предпринимателей называют инфляцию издержек главной причиной роста цен. А она происходит из-за неразвитости того же предложения, роста тарифов, недостаточной конкуренции. Да, конечно, и санкции влияют, но сейчас это уже не главный фактор. Нам предприниматели ответили: уже для 8% ставка стала главной причиной роста цен. И только те же 8% рост спроса назвали главной причиной того, что они поднимают цены.

Значит, перегрев в какой-то степени надуманный. Кроме того, напомним, Милтон Фридмен — как у нас говорят, гуру монетаризма — считал, что перегрева как такового не бывает. Бывает максимальный потенциал экономики, а текущий потенциал стучится в него и может отскакивать только вниз — по разным причинам, но, главное, по причине неразвитости предложения. И если уж сбивать инфляцию ставкой, то одновременно надо принять все меры, чтобы узкие места предложения снять. Это американский экономист, уважаемый. Но у нас однобокость дискуссии иногда поражает. Как будто мы живем не в крупнейшей в мире стране-цивилизации.

Вы упомянули инфляцию издержек. Почему правительство не использует инструменты тарифной политики для снижения инфляционного давления на экономику?

Частенько у нас игнорируются системные проблемы, такие как высокие тарифы, из-за приоритета макроэкономической стабильности и интересов крупных игроков. Но ФАС России постоянно работает. Может быть, это не всем заметно, но суды по тарифам идут постоянно и много где позицию ФАС удается отстоять. Однако главная проблема не в этом, а в том, что само регулирование позволяет назначать тарифы непрозрачно, включать в инвестпрограммы естественных монополий «лишние» необязательные инвестиции и мероприятия.

Нет стимулов к росту эффективности, а такие стимулы должны четко работать. Думаю, в какой-то момент к этому придем.

Реально ли сменить ориентиры ЦБ с таргетирования инфляции на таргетирование роста при независимом статусе ЦБ и без пересмотра законодательства?

Примеров более широких мандатов центробанков много. И это крупные экономики — Китай (полный спектр развития экономики), США (полная занятость, благополучие экономических субъектов).

Возьмем Европейский центральный банк. Его мандат — «без ущерба для цели стабильности цен, ЕЦБ также поддерживает сбалансированный экономический рост, высококонкурентную социальную рыночную экономику, направленную на полную занятость и социальный прогресс, а также высокий уровень защиты и улучшения качества окружающей среды». То есть в Европе даже климатические цели в мандат Центробанка вписали.

В мире скорее конкуренция не идей, а конкуренция за развитие. Точнее, за право быть бенефициаром в мире роботов и искусственного интеллекта.

Ну если это есть в этих странах, на которые мы часто ссылаемся как на примеры, то глупо отрицать, что в России это невозможно.

Что касается изменений в законодательстве. Да, через закон многое можно сделать. Он автоматически бы обязывал Центробанк следить и за другими параметрами кроме инфляции. Но при гибкой политике это можно сделать и без изменения закона. Но гибкость, видимо, не моде. Хотя непонятно, почему.

Так что дело не только в мандате, а в подходе. Растущие экономики часто имеют повышенный уровень инфляции, это нормально, поэтому таргет в 4% для нас попросту не очень актуален, он все равно не достигается. Сначала надо нарастить предложение, потенциал, а потом уже думать о низкой инфляции.

И, кроме того, если вы хотите избавиться от непродуктивных кредитов, потребительских например, то это может делаться не ставкой, а лимитами на предоставление банками ликвидности со стороны ЦБ, так будет ограничиваться денежная масса. А не повальным ростом ставки.

Исчерпан ли потенциал роста в мире? Есть ли в мире кризис экономических идей, и если да, как из него выходить?

Мир теперь сложная загадка. Старая модель пришла в тупик, это факт. Главное ее противоречие — низкие доходы (а значит, и благосостояние) и технологический уровень большинства стран Глобального Юга, которые вместе с гиперрождаемостью и экспортом нелегальной миграции сталкиваются с деиндустриализацией и кризисом рождаемости стран с высоким уровнем дохода.

Многие говорят, что до этого довел неолиберализм. И мы много где можем видеть переход от неолиберализма к неопрактицизму на основе новых технологий. Кстати, первым, наверное, к такому практицизму пошел Китай, отказавшись от шаблонов как рыночной, так и плановой экономики.

Теперь подтягиваются и остальные «киты», каждый по-своему. Кстати, Китай как раз пытается вырваться из той старой парадигмы, но встречает жесткое сопротивление. США вступили на похожий путь — через тарифы искусственно сбалансировать свою экономику. В целом понятно, что надо делать.

Так что в мире скорее конкуренция не идей, а конкуренция за развитие. Точнее, за право быть бенефициаром в мире роботов и искусственного интеллекта.

Можно констатировать, что предсказанная конвергенция моделей, объединяющая и рыночные подходы, и социальную компоненту, стала свершившимся фактом. В этом вопросе разногласий почти нет, они в том, кто будет основным выгодоприобретателем.

И большой мудростью будет договориться так, чтобы право на развитие имели и Глобальный Юг, и Глобальный Запад.

Фото: из личного архива Бориса Титова