Пушкин бросал вызов на дуэль 25 раз и 7 раз их получал. Обычно причинами были быстрые и пламенные ссоры, которые так же быстро заканчивались. Но трагедия зимы 1837 года готовилась долго. Предыстория дуэли известна: ухаживания Дантеса за Натальей Пушкиной, анонимные письма с начала ноября 1836 года, сплетни, звание рогоносца, попытки друзей уладить конфликт, снова письма и, наконец, вызов.

Стрелялись в пятом часу дня 8 февраля на Черной речке. Пушкин нервничал, Дантес был спокоен. Оба встали на 20 шагах. Пять шагов отделяло обоих от барьера. Секундант Пушкина Константин Данзас махнул шляпой, противники двинулись. Пушкин быстро подошел к барьеру и стал целиться, Дантес все еще шел, Пушкин ждал, когда тот остановится, и не стрелял. Дантес выстрелил первым на ходу. Пушкин, раненный в живот, упал на левый бок и потерял сознание. Как только к нему кинулись, он пришел в себя и крикнул, что будет стрелять. Он с трудом сел и выстрелил. Пуля его должна была убить Дантеса, но попала в руку, которой тот заслонил сердце.

На дуэль не пригласили врача, за что потом много корили Данзаса. Пушкина, у которого кровь лилась рекой, тащили к саням сначала волоком, потом на шинели, потом на жердях какого-то попавшегося под руку забора. К моменту приезда домой Пушкин потерял до 40% объема крови. Врачи (их было восемь!) порекомендовали клизму, касторку и опиум. На следующий день поставили на живот пиявок. После них кровопотеря составила уже 50%. Вынуть пулю и хоть как-то восстановить объем крови никто не пытался. Пушкин страдал так, что в первую же ночь после ранения хотел застрелиться, но друзья отобрали пистолет. Поэт умер в 2 часа 45 минут пополудни 10 февраля.

Власти, боясь беспорядков, перенесли отпевание из Адмиралтейской церкви в маленькую Конюшенную, куда попали только друзья и иностранные миссии. Только близкие понимали, что уход Пушкина — это национальная трагедия. Куда больше, чем значение Пушкина для русской поэзии, свет занимала история дуэли. «Несчастная смерть Пушкина, окруженная печальною и загадочною обстановкою, породила много толков в петербургском обществе, — писал князь Вяземский. — Вообще жалели о жертве; но были и такие, которые прибегали к обстоятельствам, облегчающим вину виновника этой смерти, и если не совершенно оправдывали его (или, правильнее, их), то были за них ходатаями».

Ни «Медный всадник», ни каменноостровский цикл, включавший бессмертные «Из Пиндемонти» и «Памятник», не были опубликованы. Публика сокрушалась об оскудении пушкинского дара. Ему так и не простили размышлений о природе русской государственности и антилиберальное «Клеветникам России». Поворот Пушкина к философской лирике и прозе никто не заметил и не оценил. Пушкин создал своего рода модель отношения гения и общества в России. Спустя почти сто лет после его смерти в похожих условиях умрет и Блок. Нет сомнения, что если бы современная Россия получила такого же гения, то его судьба повторилась: клевета, сплетни, травля и посмертное почитание. И снова этот гений мог бы повторить последние поэтические строки Пушкина:

И мало горя мне, свободно ли печать
Морочит олухов, иль чуткая цензура
В журнальных замыслах стесняет балагура.
Всё это, видите ль, слова, слова, слова.
Иные, лучшие, мне дороги права…

Картина художника Дмитрия Белюкина «Смерть Пушкина»